Если честно, то насчёт того, что я не догадывался, кто приложил руку ко всем этим чудесам, — я имею в виду мою ограниченную годность – так это больше для красного словца. Без товарища Матвея со товарищи тут точно не обошлось.
Мастерские, по сути, представляли собой один из цехов Путиловского завода и располагались вблизи рабочих казарм. Войдя в открытые высокие ворота, я увидел два бронеавтомобиля разной степени разобранности, возле которых копошились рабочие, а стоявший поодаль военный что-то рассматривал на большом листе то ли ватмана, то ли синьки, водя по нему пальцем. Подойдя поближе, я обнаружил, что пребывает военный в чине фельдфебеля, потому радостно гаркнул:
— Господин фельдфебель, дозвольте обратиться!
Подняв голову, фельдфебель не сразу сфокусировал на мне взгляд из-под маленьких очёчков на толстом мясистом носу. Наконец рассмотрев, кто орёт ему под ухо, совсем не по уставу спросил:
— Тебе чего, хлопец?
— Господин фельдфебель, рядовой Ежов прибыл из госпиталя для дальнейшего прохождения службы после ранения!
— Ну чего ты орёшь, — поморщился фельдфебель, — здесь тебе не плац. А доложиться должно начальнику мастерских, его благородию инженеру Полосухину. Ступай в конец цеха, там контора за перегородкой, не заблудишься, — и, покачав головой, добавил: – Экий горластый, ещё б работал так, как горло дерёт.
Постучав в фанерную филёнку двери, табличка на которой гласила, что за ней находится сменный инженер, я тут же получил разрешение войти. В небольшом кабинетике за столом, заваленном бумагами, рулонами чертежей и разными железками, сидел немолодой мужчина с чеховской бородкой и в таком же пенсне, в зелёном мундире военного чиновника с серебряными узкими погонами, на которых виднелся один просвет без звёздочек, что свидетельствовало о чине титулярного советника и соответствовало армейскому капитану.
— Чем обязан, молодой человек? — тихим голосом спросил чиновник, не выпуская из пальцев карандаш, которым он до того, видимо, делал какие-то пометки.
— Ваше благородие, дозвольте доложить! Рядовой Ежов прибыл для дальнейшего прохождения службы после ранения!
— А… да-да! Мне телефонировали о вас. Вы один? Мне обещали в штабе округа, что пришлют ещё специалистов. Совершенно некому стало работать, всех квалифицированных рабочих мобилизовали по прошлому году…
Фрол, когда я, испросив краткосрочную увольнительную, забежал за вещами, посмотрел на меня с усмешкой.
— А ты, я вижу, передумал переходить на нелегальное положение?
Я досадливо подёрнул щекой.
— Ты, чем зубы скалить, лучше скажи, через кого мне связь держать?
— Не боись, без связи не останешься, — снова усмехнулся Фрол. — А пока служи – не напрягайся. Кто надо – о тебе знает. Когда будет надо – подойдёт и передаст привет от товарища Матвея. Ну бывай, что ли? — И крепко пожал мне руку.
ОЛЬГАЁшкин каравай! До сих пор не могу прийти в себя. С теми же мозгами и на десять лет моложе – шикарный бонус! Только я об этом не сразу узнала. Зеркало, через которое я прошла, всё пошло трещинами, и, вообще, как сказал Мишка, из волшебного артефакта превратилось в бесполезный хлам. Выполнило, значит, задачу – и кранты! Да и фиг с ним, я на обратную дорогу особо-то и не рассчитывала. Мишке очень понравился мой прикид. Спросил, как я до этого додумалась. Я честно всё выложила: про Игната Степановича, про его секту и про то, что они думают про нашу четвёрку. Мишку мой рассказ заинтересовал чрезвычайно. Час я соловьём заливалась, а он слушал, не перебивая, только глазёнками поблёскивал. Когда я выдохлась – начал задавать вопросы.
— Говоришь, нас во временнýю воронку не случайно затянуло?
— Это не я говорю, это они так говорят. Выходит – не случайно.
— Интересно. Я ведь и сам так же подумал. Говоришь, мы тут все четверо?
— Да я-то тут причём? Они считают, что все четверо.
— Да-да, очень может быть… Говоришь, нет нам обратного пути?
Я устала объяснять непонятливому Мишке, что я при этой теме наподобие попугая, потому ответила – как спросил: – Нет. Останемся тут до конца жизни.
— Всё правильно, — кивнул головой Мишка и отчего-то погрустнел.
Вот тут-то и заметила я перемены в его внешности.
— Слушай, мне это кажется? Ты, вроде как помолодел…
— Да, думаю лет на десять, — самодовольно заявил Мишка. Потом посмотрел на меня лукаво: – Побочный эффект перехода, знаешь ли.
Минуты две он на меня так таращился, пока до меня дошло. Я вскочила и кинулась в ванную комнату. Ведь в той квартире, откуда и пришла, второе зеркало было именно там. В этой квартире всё, за исключением верхней комнаты, выглядело иначе. И зеркало в ванной было другим, но, главное, — было! Полчаса я любовалась своим обновлённым отражением. Мишка подходил пару раз. Что-то там гундел, я не слушала. Потом я нашла его наверху на диване с книгой в руках.
— Налюбовалась? — ехидно осведомился Мишка, глядя на меня снизу вверх.
Обычно я в таких случаях сержусь, но на этот раз даже бровей не свела.
Потом мы пили чай. Потом я слушала Мишкин рассказ. Потом попала под репрессии.
— Значитца так! — заявил новоявленный узурпатор. — На улицу ни ногой. Да и к окнам тоже подходить не надо.
— А чё так строго-то? — вежливо осведомилась я. — Может, сделаете бедной девушке какое послабление?
Мишка знал меня достаточно хорошо, чтобы уловить в моём тоне предвестие крупных для себя неприятностей, потому поспешил пояснить:
— Львов мог установить за квартирой наблюдение. Хотя, навряд ли, — тут же опроверг он только что сказанные слова. Немного помолчал и добавил: – Но нам лучше всё-таки перестраховаться.
Вы думаете, я что-то поняла? Вот и я так думаю. Но со скандалом решила повременить и лишь спросила тоном примерной школьницы:
— А какой прок в том, чтобы Львов ничего не знал о моём появлении?
— Понимаешь, предвижу я от этого сукиного сына пользу великую для дела нашего, — Мишка, когда его несёт, начинает изъясняться весьма витиевато, — и потому хочу его завербовать. А ты в этом деле вроде как моё секретное оружие.
Насчёт оружия спорить не буду – что есть, то есть. А вот насчёт вербовки спешу уточнить:
— У тебя уже разработан план?
— В общих чертах. Осталось продумать некоторые детали. Ты не волнуйся, как только всё будет готово, я тебя посвящу.
— Так начинай посвящать сейчас. Вместе и додумаем. Как говориться: одна голова хорошо, а две… — тут я осеклась под его насмешливым взглядом.