жил в Казахстане… в городе Рудный…
— Чего ж так далеко-то? — вклинился я.
— На шахте он там работал, главным инженером, послали наверно, а он не смог отказаться… — пояснила она.
— Надо высказать ей соболезнование, — предложил я.
— Это само собой, а вопрос состоит в том, что она попросила неделю за свой счёт, чтобы съездить на похороны…
— И её нагрузка подвисает в воздухе, — закончил за неё я.
— Я рада, что вы всё схватываете на лету, — буркнула завуч.
— Но при чём здесь я? — вылетел из меня логичный вопрос, — алгебра, как учебная дисциплина, довольно далека от литературы.
— Справитесь, Антон Палыч, — жёстко заявила она, — стихи-то вы неплохие сочинили к той линейке (ага, мысленно добавил я, а потом пришлось расхлёбывать за них), к тому же имя-отчество у вас очень литературное, неспроста же наверно вас так родители назвали.
— Даже ни разу не спросил у них про это, — задумался я, — возможно, что и неспроста…
— Вот видите, а тут всего-то неделя…
— А в каких классах?
— Да в тех же самых, в которых вы математику ведёте, восьмой и два десятых.
— Так-так-так, — начал припоминать я, — в восьмых классах сейчас наверно Пушкина изучают, а в десятых кого?
— Пушкин во второй четверти будет у восьмых классов, — поправила меня она, — а сейчас там «Слово о полку Игореве». А в десятых Горький, Алексей Максимыч.
— Хорошо, я согласен, — вздохнул я, — только…
— Насчёт оплаты не беспокойтесь, проведём, как надо, — перебила она меня.
— Спасибо, но я хотел спросить про расписание — не будет пересечений с тем, что у меня сейчас есть?
— Не волнуйтесь, Антон Палыч, уж с чем-с чем, а с расписанием у вас никаких вопросов не возникнет. Да, первый урок у вас сегодня, шестой в… (она заглянула в бумажки на столе) в десятом-В, очень хорошо вам знакомом. Времени на подготовку у вас, конечно, не будет, но сориентируетесь на месте.
— Договорились, Зинаида Михайловна, — кивнул я, — поработаю ещё немного Чипом и Дейлом в одном лице.
— Это кто такие? — осведомилась она.
— Герои диснеевского мульфильма, — просветил её я, — спасателями работают, всех, значит, спасают от разных бед и невзгод.
С горем пополам отбарабанил сдвоенный урок по геометрии в восьмом классе, после чего поднялся на третий этаж в кабинет литературы, там, где на стенах были развешаны суровые лики Пушкина, Гоголя, Толстого и примкнувшего к ним Александра Александровича Фадеева. Десятый-В встретил меня достаточно оживлённо.
— Антон Палыч, — перекричал всех остальных Половинкин, — а географию у нас тоже вы будете вести?
— А что, учитель географии тоже уезжает? — спросил я.
— Нет, это я так спросил, на всякий случай, — нашёлся тот.
— Значит так, друзья, — повысил я голос, — для начала закрыли рты на замок. А любопытствующим отвечу, что никакую географию я вести не собираюсь, мне и того, что есть, достаточно. Лосева, — обратился я к Алле, — на чём вы там в прошлый раз остановились?
— На «Песне о Соколе», — послушно ответила она, хлопая длинными ресницами, — теперь у нас в программе значится «Песня о Буревестнике» и «Старуха Изергиль».
— Спасибо, Алла, — поблагодарил её я, — домашнего задания я у вас спрашивать, так и быть, не стану (класс радостно оживился), давайте поговорим о Буревестнике. И о песнях. Вот ты, например, Обручев, — обратился я к аллиному хахалю, — хоть раз в жизни видел этого буревестника?
— Не, Антон Палыч, не видел — это ж морские птицы, а у нас ближайшее море в тыще километров.
— Правильно, морские, — подтвердил я, — размах крыльев в среднем у них 25-30 сантиметров, но встречаются экземпляры и по метру.
— Как орлы? — спросил Пронин.
— Примерно, — ответил я, — вопреки названию, никаких бурь они не предвещают, летают и ловят рыбу в основном в тихую погоду.
— А чего ж тогда Алексей Максимыч написал? — спросила красивая девочка Зоя.
— Это гипербола у него вышла, авторское преувеличение. Как уж там в начале-то сказано «Над седой равниной моря гордо реет буревестник» — белый стих, кстати, очень редко в литературе встречается. А вот охаянные Максимычем пингвины как раз на погоду внимания особенного не обращают.
Дри-дану-дану-данай
— А в чём же тогда смысл этой песни? — спросила Алла, — и почему она песней называется?
— Давайте я вам историю её создания расскажу, а вы уж там сами решите, — придумал я, — песня она или допустим рок-опера…
Класс оживился, но осмысленную фразу никто не выдал, поэтому я продолжил.
— Это было в 1901 году, на заре двадцатого века. Алексей Максимыч тогда жил в Нижнем Новгороде, но внимательно следил за обстановкой в стране, а в стране в это время было что? — задал я вопрос залу, ответил Половинкин:
— Назревала революция? — с вопросительными интонациями сказал он.
— В точку попал, Валера, — похвалил я его. — Через четыре года она и случилась, но до этого там много чего произошло. А конкретным толчком для написания этой песни явилась студенческая демонстрация в Петербурге, в марте того же года она прошла, а кровавый царский режим её кроваво подавил. Вот Алексей Максимыч и отразил с одной стороны отважных студентов-буревестников, а с другой глупых пингвинов-жандармов.
— А студенты из какого института там демонстрировали? — продолжил интересоваться Половинкин. — И чего они требовали?
— Требовали они академических свобод, — пояснил я, — чтобы самим выбирать руководство и ещё чтобы в армию не забирали во время обучения. А насчёт институтов я, честно говоря, не знаю… из университета наверно да из горного, это два основных вуза в то время было.
— А чем закончилась та демонстрация?
— Известно чем, казаки разогнали её нагайками, травм много было, но убитых, кажется, ни одного. Ну так что — против песни в заглавии возражать не будете?
— Не будем, Антон Палыч, — сказала Зоя, — но «Рок-опера о Буревестнике» всё-таки лучше звучало бы.
— Увы, друзья мои, не было во времена Горького рок-музыки, так что не судьба…
— А какая музыка была в те
