Хотя, конечно, иезуит вообще ничего толком не понял в устройстве полумеханизированной линии, развернутой на монетном дворе. В его несколько символичном представлении там все шевелилось по неясному ему порядку. Как в муравейнике. Только царствовала тут — какая сложная и непонятная механика — чуть ли не ожившие станки, делающие сами то, что обычно полагалось выполнять десяткам, а то и сотням людей.
— За сутки три смены выпускают около пятидесяти тысяч монет, — пояснил Государь. — Иногда больше, иногда меньше. Это пока опытная линия, поэтому случаются простои в несколько дней. Ее основное слабое место — ручная установка заготовок на пресс для тиснения и нажатие педали. Мы сейчас работаем над механизацией этой процедуры и подключения к паровой машине. Это позволит значительно ускорить качество и скорость работы, да и уменьшить количество станков. Но это дело будущего.
— Восемнадцать миллионов монет в год… — медленно, буквально по слогам произнес Франсуа, оценивший производительность мастерской. — Это же больше, чем во всех монетных дворах Испании! Сколько тут человек работает? Полсотни?
— Где‑то так. После завершения опытных работ и введения в строй новых станков я планирую увеличить выработку до сорока–пятидесяти миллионов монет в год практически без расширения персонала.
— Поразительно! Это просто чудо какое‑то!
— Я потому и показал это место, так как знал, что оно тебе понравится. Уверен, что ты не устоишь и напишешь о нем генералу.
— Конечно! Непременно! Только ради него генерал сам прибудет, дабы засвидетельствовать свое почтение и обговорить все условия нашего сотрудничества. Я могу познакомиться с человеком, который все это придумал?
— Ты с ним знаком, — улыбнулся Петр и чуть поклонился, добивая иезуита.
11 июня 1688 года. Плещеево озеро. Учебно–тренировочный центр «Заря»Даниэль Монбар[28] выбрался из несколько необычного почтового фургона, который местные называли дилижансом, размял мышцы, затекшие от долгого сиденья, и направился к своему невеликому багажу. Для него наступала совершенная новая жизнь. В который раз за его неполные сорок три года. В конце концов не каждый мог похвастаться долгим путем от богатого аристократа до знаменитого пирата, наводящего ужас на испанцев. Бурная судьба.
Но всему свое время и место. Возраст и раны его давно тяготили. Хотелось осесть где‑нибудь и спокойно прожить оставшиеся дни, однако, найти пристанище ему было негде. Связей как у некоторых у него не имелось. Даже в родной Франции, которой он так много помог, его если кто и ждал с нетерпением, то исключительно старая карга — виселица. Оставалось только забиться в глухой угол и сидеть как мышь под веником или продолжать озоровать на море, дожидаясь шальной пули или острого клинка.
А тут такое интересное предложение от правителя далекой и дикой страны на самой окраине Европы. Признаться, когда Даниэль первый раз услышал слова голландца, прибывшего специально с этой целью на Тортугу, то сильно удивился и не поверил. Кому вообще нужны престарелые пираты? Но несколько месяцев размышлений и гарантии прибытия в Амстердам инкогнито, в конечном итоге перевесили все сомнения. Очень уж «в струю» оказалось предложение Петра Алексеевича. Так что, вернувшись после очередной вылазки, Даниэль Монбар забрал свои сбережения и ушел «по–английски».
«Дикари», — думал тогда Монбар, мягко покачиваясь во вполне удобном фургоне с превосходными стальными рессорами. — «Если они дикари, то кто мы?» Он смотрел на проплывающие мерные столбы и дивился дороге. «А ведь таких дорог я в Европе не встречал. Разве что старые римские, но там мощеный камень. А тут… хм… утрамбованный щебень. И возвышение с небольшой покатостью. Канавы для отвода воды. Да уж… дикари.»
Даниэля удивляло многое. Например, устройство дилижанса, каркас которого был обшит не ожидаемыми им маленькими тонкими дощечками, а странными листами, которые местные называли фанерой. Причем эта немалая по весу конструкция стояла на весьма легких и крепких колесах со стальным ободом, посаженных на стальную же ось, которая, в свою очередь была подвешена на прекрасных рессорах из какой‑то совершенно удивительной стали. Благодаря чему дилижанс не только легко шел, ведомый парой коней, но и, мягко покачиваясь, совершенно не утомлял тряской. Скорее убаюкивал. Да и организация их движения со сменой коней и возничего на каждой станции, к слову, прекрасно оборудованной и имеющей не только толковую таверну с постоялым двором, но и магазин и прочее, позволяло отмахивать на дилижансах просто какие‑то невероятные расстояния в сутки. Ведь шли они и днем и ночью, пробегая больше восьмидесяти пяти миль[29]…
«Дикая Московия… да, такое мне не могло даже присниться…»
— Все! Приехали! — Привычно крикнул возничий, останавливая во дворе очередного форта…
— Здравствуйте, — к Даниэлю обратился молодой человек во все еще совершенно непривычной форме. — Поручик Кирпичев. Могу я узнать, кто вы и куда держите путь?
— Я не говорю по–русски, — с жутким акцентом произнес Монбар единственную выученную фразу и протянул ему небольшое путевое письмо, написанное ему еще в Новгороде. Поручик быстро пробежал по строчкам. Кивнул и жестом показал ему следовать за ним.
— Даниэль Сальваторе? — Спросил сидевший в администрации мужчина в годах. Причем на неплохом испанском.
— Да, сеньор.
— Могу я узнать ваше настоящее имя?
— Что? Не понимаю вас.
— У вас вид опытного моряка, причем отнюдь не торгового флота. Старшего офицера. Списки всех старших офицеров английского, голландского, французского, испанского и прочих европейских флотов у нас имеются, включая устные портреты. Не удивляйтесь. Наш Государь Петр Алексеевич очень серьезно относится к любым делам, за которые берется. Так вот. Судя по всему, вы бывший пират. Капитан судна или эскадры. — Монбар напрягся. — Но можете не переживать, Петр Алексеевич обещал всем пиратам, перешедшим на его службу не вспоминать о их прошлых приключениях.
— И много… эм… пиратов уже служит Государю?
— Тридцать пять человек, — чуть задумавшись, произнес администратор. — Из Франции больше всего. Впрочем, из Лангедока вы первый.
— Лангедока? — Еще сильнее напрягшись, переспросил Монбар.
— Сеньор Монбар, наш Государь как я уже сказал, очень серьезно относится к своим делам. Поэтому, когда решил набирать пиратов на службу озаботился получением от голландских партнеров устных портретов всех известных представителей вашего братства. Дабы самозванцев отсеивать.
