свёрток.
— Война идёт, наши ребята гибнут, а вы ещё себя губите этой дрянью, — злобно сказал я, бросил свёрток и растоптал его. — Сдать бы вас надо комбату, да на вашу сознательность понадеюсь. Узнаю, что других подсаживаете на эту гадость — пристрелю.
По затравленному виду ребят стало понятно, что им хочется сбежать как можно быстрее от надоедливого офицера.
— Доходчиво, товарищ лейтенант. Мы, наверное, пойдём, — медленно попятились назад ребята, а я ещё несколько секунд тёр ногой место на земле, куда бросил свёрток.
Собраться решили в беседке, предусмотрительно не посещая ужин. Всё по полевому — сваренная картошка, которая была в Афгане дефицитом пострашнее джинсов в Советском Союзе, рыбные консервы, разогретая гречка с котлетами и другие виды принесённых столовых вкусностей. Тыловик Горонян пришёл не с пустыми руками, а с парочкой арбузов и компотом.
Всё было готово к нашему небольшому застолью, за исключением главного.
— Серёга, а чего это натуральный продукт не разлит по «нурсикам» на каждого присутствующего? — поинтересовался Буянов, подтолкнув меня.
— Исправляемся, Иван Гаврилович, — сказал я и принялся разливать.
Валере и себе не наливал, поскольку это должен был сделать командир, который немного задерживался.
— Родин джан, а чего это ты там возле столовой бойцов пехоты строил? — спросил у меня Горонян. — Канистры тащат, засранцы. Чего не отобрал?
Ничего не проскользнёт мимо острого глаза тыловика! Хорошо, что мы обсуждаем только канистры, а не содержимое карманов одного из бойцов.
— Брат, да не приставай. Мама моя подтвердит, Сержик у нас правильных взглядов. А пехота пускай сама разбирается. Там же свой есть тыловик? — вступил в разговор Бажанян.
И когда только я успел с мамой Тиграна Араратовича познакомиться. Как скажет что-нибудь наш зам по лётной, так со стула можно упасть.
Выражать своё мнение Горонян ещё не закончил. Чем-то он сильно обижен на тыловые структуры мотострелковых подразделений. Про канистры уже и забыли, а вот Горонян нашёл пару других тем.
— Да я этих ишаков, которые горные пайки зашакалили на ремни армянские готов порвать. Клянусь папой и мамой, конечно, они ещё получат от комиссии завтрашней, — восклицал наш тыловик.
— А у тебя как с комиссией? — спросил Гусько.
— Ай, Савелич, зачем такую ерунду спросил? У Гороняна, как у настоящего армяна — всё в порядке. В том числе в тетрадке, — показал он свой большой рабочий блокнот.
Через пару минут к воротам жилого городка подъехал УАЗик командира. Но шёл Томин не один, а со своим и моим давним знакомым — Ребровым. Вот он-то мне и нужен будет чуть позже. А то Варвара Матвеевна обидится.
После небольшого представления Вольфрамовича тем, кто его не знал, командир взял слово. Откуда-то Томин принёс и два гранёных стакана лично для нас с Валерой. Положено обмывать именно в такой таре!
— Так, товарищи офицеры, сегодня мы с вами в полевых условиях за очень хорошим столом отмечаем два радостных события, — начал он и принялся наливать нам с Валерой. — Два наших однополчанина, товарища и боевых друга отмечены высокими наградами, а посему…
Недоговорив фразу, Валерий Алексеевич взял у нас наши награды и опустил в стаканы.
Как только свой ритуал выполнил Валера и удостоился своих оваций, пришла и моя очередь.
— Товарищ командир! Товарищи офицеры! Представляюсь по случаю награждения медалью «За боевые заслуги», — продолжил я представляться, называя номер документа и кем мне присвоена эта награда.
Спирт был очень крепким. Не сильно разбавил нам с Валерой командир. Проявив волю, я закончил с потреблением и достал медаль из стакана, продемонстрировав её всем собравшимся. Теперь уже я принимал поздравления.
Томиным было определено, что застолье сегодня не должно перерасти в пьянку. Завтра прилетает большое начальство и надо быть более-менее живыми. По крайней мере, ему.
Тем не менее, второй тост пролетел молниеносно.
— Гелий Вольфрамович, у меня для вас послание, — шепнул я Реброву, который сидел рядом со мной и закусывал картошкой.
— К кому это ты заделался посыльным? — улыбнулся Ребров.
— Вас сегодня ждут после ужина. Варвара Матвеевна настаивает на встрече.
Тут же Вольфрамович закашлял, подавившись картофелиной. Томину даже пришлось пару раз хлопнуть Реброва по спине.
— Родин, куда лезешь, лейтенант ты свадебный? Нечего было мне даже передавать такие послания, — слегка покашливая, сказал Вольфрамович.
— Она очень настаивает. Кстати, картошечку она нам организовала, — улыбнулся я. При этих словах Вольфрамович выложил из тарелки нетронутые оставшиеся картофелины и потянулся к кильке.
— Это тоже от Варвары Матвеевны, — сказал я, и Ребров выронил вилку из руки. — Да вы кушайте!
— Что-то не голоден я, — ответил Вольфрамович. — Ааа…аджика тоже?
— Угу, — опередил я окончание его фразы. — Она очень ждёт.
Что сейчас в голове Реброва происходит, как мне, кажется, он даже сам не понимает. Верный семьянин стоит перед выбором идти на свидание к другой женщине или нет.
— Товарищи офицеры! — громко объявил командир, и всем стало понятно, что сейчас будет не самая приятная процедура застолья, но достаточно важная.
Полное молчание в этот момент. Даже Ребров прекратил кашлять и гневно сопеть от одной только мысли о Варваре Матвеевне.
Мне часто приходилось пить третий тост, и каждый раз это очень волнительно. За несколько секунд перед глазами проносятся лица тех, кого больше нет с нами. Погибших, умерших, убитых… ушедших на вечную службу в небесный полк…
Как только все встали с налитыми «нурсиками», Томин прислонил к краю стола рюмку. Ждал я от него и фразы «Контакт», на которую я, как самый молодой из присутствующих, обведя всех взглядом, должен был ответить «Есть контакт», но этого не произошло. Все просто последовали примеру командира и тоже прислонили свои стаканчики.
Видимо, в этом коллективе всё происходит именно вот так — молча, чтобы каждый спокойно вспомнил своих друзей и помолчал в память о них.
— Будем жить, — спокойно произнёс Томин и выпил свой стакан.
Уже после выпитого и объявления о подготовке следующего тоста, я задумался над этим традиционным ритуалом.
За этой легендарной и такой скупой фразой «Будем жить» скрывается всё. Ты осознаёшь радость и горесть лётного дела, да и профессий военного в целом. Вспоминаешь о друзьях, не вернувшихся с боевых заданий или из полёта. А главное, веришь и желаешь, чтобы смерть миновала тех, чьё крепкое плечо ты чувствуешь рядом с собой в строю, в полёте, за этим столом…
Время, обозначенное Матвеевной о встрече с Ребровым, уже давно прошло. Вольфрамович был совершенно непреклонен. Согласен, что неправильно так склонять человека к измене. Удивляюсь, как он вообще меня ещё не послал.
— Родин, не пойду, — слегка расслабленно сказал Ребров. — Я не такой.
— Вольфрамыч, куда ты не пойдёшь? — спросил у него Томин. — Тебя Родин весь вечер куда-то уговаривает пойти, а ты отказываешься.
Ну, похоже, не избежать мне экзекуции со стороны официантки.
За столом продолжались весёлые разговоры за службу, женщин и полёты. Обычный набор тем, иногда прерываемый замечаниями, что надо всё съедать, чтобы не пропало. Томин с Ребровым отошли перекурить. Командир за несколько минут до этого объявил об окончании официальной части, а значит, хождения сильно не возбранялись.
Посетил наше мероприятие и товарищ Пупов. Немного посидел, поздравил, выпил рюмку и пошёл дальше работать. Не ворчал — уже хорошо! А может, что и выведать хотел.
— Мне одному кажется, что брагой несёт? — спрашивал Валера, посматривая в сторону палаточного городка мотострелков.
— Ну, есть у меня такое впечатление тоже, — поддерживал эту мысль Горонян. — Надо сказать их замполиту, чтоб навёл там порядок. Расслабились!
— Ай, брат, кипяток не кипяти! — замахал руками Бажанян. — Там без тебя разберутся.
— Да и надо понимать, что ребята с Саланга вернулись. Насмотрелись на всю жизнь, — сказал Гусько, наливая себе компот.
— Савелич, поощрить может, нужно теперь? — не унимался Горонян.
Спор продолжился, а я посматривал на часы. Время близилось к полуночи, и мне нужно было как-то покинуть собрание.
— Сергей Сергеевич, а ты чего скажешь по поводу вот этого безобразия? — указывал в сторону палаток Гнётов. — Ты же прошёл этот этап и сделал правильные выводы.
Ой, Григорий Максимович! Нашёл когда напоминать мне об употреблении на первых порах службы офицером.
— Скажу так, что если стоит запах браги, значит, у них ещё ничего нет. Соответственно, там никто не пьёт. Так, что рано нам их осуждать.
Обсуждения вспыхнули с новой силой,
