привычное.
Я оторвал задницу от лавки — состояние моё боле-менее нормализовалось, и подошел ко второму полицаю, валяющемуся меж могилок с ножом в груди. Выдернув оружие, я тщательно отер его о куртку предателя и засунул обратно в ножны.
Кстати, лезвие до сих пор продолжало источать легкий дымок, а металл, похоже, слегка потемнел. Решив разобраться с этим попозже, я взял убитого Рябченко за ноги и оттащил к подельнику, лежащему с пробитой насквозь шеей.
— Акулина! — окликнул я девчушку. — Оружие собери! Пригодится.
Девушка, кивнув головой, послушно побежала за лежащим на земле карабином. Я же без всякой брезгливости вывернул полицаям карманы. У них-то особо и разжиться оказалось нечем: несколько мятых засаленных купюр небольшого достоинства, горсть железной мелочи, пара початых пачек папирос, россыпь патронов к нагану и документы. Вот и весь небогатый хабарок.
Но и это уже было что-то: карабин и наган — можно и повоевать! А с бою еще возьму! Основательно осмотрев трупы, я пришел к выводу, что с сутулого ублюдка мне больше нечем поживиться, а вот фиксатый…
— Ай ниид йо клосс, йо буутс энд йо моотосайкл! — прикинув размерчик ублюдка, произнес я легендарную фразу Железного Арни в роли терминатора Т-800. Заметив, как от удивления вновь широко раскрылись глаза Акулинки, я с сожалением добавил:
— Жаль, что у него нет мотоцикла. Но одежду и сапоги я все-равно приватизирую. Вот и не надо будет ничего воровать.
Пока я разлатывал фиксатого уголовника-коллаборациониста, ко мне подошла Глафира Митрофановна:
— Мародерствуешь, никак, хлопчик?
— Что с бою взято, мамаша, то свято! — отбрил я её, не прекращая своего занятия. — Законный трофей! Нужно ведь мне как-то мимикрировать под окружающую среду? Ни на базар, ни в магазин не сунешься, а тут, вроде, и размерчик подходящий.
— Далеко пойдешь, — взглянув на меня намётанным глазом, произнесла Глафира Митрофановна, — хоть на вид ты как сдобный мамин пирожок. Но, вижу, нервы у тебя стальные, рука крепкая и брезгливости никакой! Самое оно для настоящего ведьмака. Недаром тебя мать заприметила…
— Где посоветуешь ублюдков прикопать, Глафира Митрофановна? — поинтересовался я, стянув с Костыля рубашку, залитую кровью из пробитого горла.
Мятый пиджак, к счастью, почти не замарался. А штаны при падении тела лишь слегка перемазались землей. Единственным качественным предметом гардероба убитого полицая оказались добротные хромовые сапоги.
Сдернув с него обувку, я тут же приложил сапог подошвой к своему ботинку и довольно выдохнул — как по мне шитый. Воевать в высоких сапогах куда как удобнее, чем в допотопных коротких ботинках с обмотками. Да и половчее будет. Не привычные берцы, конечно, но я и в сапогах по тайге с дедом в своё время основательно побегал.
— А чего тут советовать? — удивленно произнесла тётка. — Матери моей составят компанию, — указала она на вырытую могилу. — Две черные души в услужении на вечные века — это же просто подарок для настоящей ведьмы! Да и время не потеряем. Чего зря для ублюдков руки бить?
— Вы тоже, мамаша, смотрю — чисто кремень! — покачал я головой.
— Ну, так ведьмино ж отродье, — хищно улыбнулась Глафира Митрофановна. — Только задатка у меня никакого не было, чтобы силу от матери перенять… — с легкой грустью произнесла она. — Уж я бы тогда точно делов-то натворила!
Вот уж кто бы точно на колдовском поприще до высшего чина бы сумел дорасти, так это она. Да она даже без бабкиного дара — ведьма ведьмой только на одних «морально-волевых». Не завидую тому мужику, кому она тещей придётся…
«Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — Поспешил я отогнать дурные мысли — так-то мне Акулинка очень даже и нравится. Но жениться мне недосуг, к тому же и время неподходящее — война. Да и привык я в холостяках… — Так, чего-то совсем не туда меня понесло. Соберись, Чума! — мысленно прикрикнул я сам на себя. — Не о том думаешь!»
— Нисколько в этом не сомневаюсь, Глафира Митрофановна, — улыбнулся я мамаше. — А теперь, прошу, сдвиньтесь в сторонку — мне надо этих утырков поскорее в могилку пристроить.
— Эх, жаль, что не повешенные, — произнесла с сожалением тётка, отходя в сторону, — столько добра пропадает! Руку славы[2] можно было бы сделать, наша-то совсем поистрепалась…
Раздумывать, что это за хрень такая — Рука славы, было некогда. Поэтому я, зацепив за ногу фиксатого, дотащил его волоком до края могилы и столкнул вниз ногой. После чего спрыгнул в яму сам и поправил труп полицая, чтобы не занимал много места. Следом в бабкину могилу точно таким же Макаром отправился и труп Рябченко, которого я пристроил к подельнику «валетом».
Хорошо, что тот, кто копал могилу, не поленился и вырыл её довольно глубокой. Гроб старой карги тоже отлично встанет, даже с двумя незапланированными жильцами. Оценив проделанную работу, я подошел к телеге. Остался последний этап: опустить в могилу старуху-ведьму, засыпать всё землей, и забыть, как страшный сон.
Постоял, глядя на закрытый гроб. Почесал в затылке, прикидывая, как его половчее опустить в могилу. И вообще, как одинокая мамаша с дочкой хотели бабку вдвоем хоронить?
— Чего встал, милок? — Беспардонно толкнула меня в бок Глафира Митрофановна. — Бери домовину с головы, а мы с Акулиной с ног возьмем…
Совместными усилиями мы сняли гроб с телеги и поставили на краю могилы. Благо умершая ведьма немного весила, да и гроб был выструган из легкой и на совесть просушенной древесины. Если бы не его размеры, я бы и один с таким весом справился, хоть и попал в тело натурального дрища. Затем мамаша вытащила из сена, наваленного на дне телеги, две крепкие пеньковые веревки.
— Держи. — Она протянула мне одну из веревок, а второй принялась обвязывать гроб, просовывая её под днищем.
После пары-тройки оборотов, мамаша завязала веревку на крышке гроба каким-то хитрым узлом, оставив длинными концы. Дождавшись, когда я закончу «зеркалить» её действия, Глафира Митрофановна с Акулиной взялись за веревки с одной стороны, я — с другой, и мы аккуратно поставили гроб на дно ямы. Вернее, на мертвые тела убитых мною полицаев.
И вот, хотите верьте, хотите нет, но, когда деревянное пристанище ведьмы опустилось на трупы, мне показалось, что из гроба вылетело множество аспидно-черных призрачных «щупалец», которые в мгновения ока опутали мертвецов, превратив их в некое подобие коконов.
— Чертовщина какая-то… — шевельнул я
