Я помолчал.
– И еще, Иоанн Васильевич, жил я когда у бабки-знахарки в лесу, лежали у нее карты старые, ее дед рудознатцем был и всю Корелу обошел. Нашел он у озера одного руду медную. Но когда пришел домой, больной уже, умер, и никому до его карт дела не было. А мне было любопытно – выглядел все и сейчас по памяти нарисовал, где руда медная есть, главное – у озера это все, так что можно будет там рудник ставить и медь по рекам вывозить. Так вот есть у меня задумка великая – попробовать там такой рудник и заводик поставить. Только мне кажется, что англичанам это не очень понравится: ведь они сейчас нам медь привозят – а тут мы, может, сами продавать будем.
Царь сидел, задумчиво постукивая по столу пальцами правой руки, унизанными перстнями.
– Ты, как всегда, интересно говоришь, Щепотнев, и дела хорошие предлагаешь, и самое главное – вижу я, что радеешь ты не о себе, а о царстве моем. Но вот дел ты на себя взвалить хочешь больше, чем увезти сможешь. Посему с рудником этим решим так. Знаю я, что дружен ты с главой Пушечного приказа, есть там у него разные мастера, даже несколько тех, кто в рудниках таких работал. Так что составишь мне челобитную, где все как есть обскажешь, сколько и чего нужно для начала. И с князем Каркодиновым тоже обговори, он у тебя в Аптекарском приказе водку твою анисовую что, так просто пьет? Пусть поможет, управляющего понимающего даст. Если там медь найдут, дам я тебе эти земли вместе с людишками и от налога освобожу на несколько лет. Но самому тебе там делать нечего. У тебя здесь, в Москве, главные дела. А вот чего от тебя англичане захотят – мне доложишь, тогда и будем решать, как с ними дела вести.
Потом он улыбнулся и продолжил:
– И кстати, есть новость для тебя. Помнишь, говорил ты мне об астрономе известном Тихо Браге? Так вот донесли до него, что есть в Московии труба подзорная, с помощью которой можно звезды рассматривать, и загорелся он, говорят, идеей бросить все и приехать сюда, в Московское царство, и тут наукой своей заниматься, тем более что великий государь ему свое покровительство обещает. А когда он узнал, что есть у государя лекарь, который ему может новый нос сделать, то передал он послам моим в Дании письмо тайно, в котором просит уточнить – действительно ли лекарь есть такой? Так как, сможешь ли ты, Сергий, нос, когда-то отрубленный, вновь сделать?
– Иоанн Васильевич, нельзя так сразу обещать, смотреть вначале надо. А нос вообще-то сделать смогу и пришить тоже. Только, государь, астроному и астрологу башня – за звездами смотреть – нужна и вотчина: в Дании он у своего короля не бедствует.
– То не твоя забота, Щепотнев, сам понимаю, что в чести такие люди живут. И роду он благородного. Так что готовься, не знаю, когда и каким образом он со своего острова к нам прибудет, – вот тогда и будешь свои обещания выполнять.
Домой я ехал не сказать чтобы полностью довольным, но все-таки моими настояниями порт начнет строиться на несколько лет раньше. Похоже, Иоанн Васильевич проникся и моими предложениями по устранению Батория, и сейчас над этим работают. И успехи этого года в Ливонской войне не будут временными победами.
Ну а раз к нам собрался ехать датский астроном, то надо подумать над попыткой создания телескопа. Плохо только, что в сутках всего двадцать четыре часа и мне просто не провести в жизнь всех идей, которые приходят в голову.
Дома меня ждал сюрприз. Во дворе стояли телеги, полные какого-то товара. Два мужика при моем появлении бухнулись на колени и уткнулись лбами в землю. На мои попытки их разговорить только еще больше кланялись и молчали. Но тут из дома показались двое – мой ключник на пару с тиуном. Увидев меня, Лужин, как обычно, сдернул свою шапку и радостно завопил:
– Сергий Аникитович, так мы это, товару нового привезли с мельницы нашей тряпошной! Вот изволь посмотреть, что получилось.
Он сдернул дерюгу, закрывавшую груз, и размотал один из тюков. Передо мной лежала бумага. Конечно, это был далеко не ватман. Я вытащил один лист и начал разглядывать, вроде все было как надо, даже мой водяной знак был виден.
Ключник ходил вокруг с отсутствующим видом. Наверняка уже подсчитывал, сколько серебра нам отвалят за привезенное сокровище. Несло от них уже прилично.
– Ефим, ты же тиун, что же сразу за водку?
– Дык, Сергий Аникитович, мы тута с Федькой, как цены-то московские на бумагу узнали, никак не могли без энтого дела обойтись. Да вот еще что интересно: раньше мы, пока все караулы проедем, так только с нас мыто и стребовали. А сейчас как кто услышит, что людишки боярина Щепотнева товар везут, так сразу нам все пути-дороги открыты. Ну, от такого дела вон наши мужики чуть от страху не сомлели. Мы, говорят, и не думали, что наш боярин важный такой есть.
Я повернулся к по-прежнему стоявшим на коленях мужикам:
– Эй, вас что, силой, что ли, поднимать? Давайте идите в людскую, поешьте хоть с дороги.
Потом, уже повернувшись к тиуну, сказал:
– Ты, Ефимка, как тиуном стал, заважничал – чего мужиков не накормил?
Тот заюлил глазами:
– Виноват, Сергий Аникитович, так вот получилось, заговорились мы тут с ключником.
– Точно так, – подтвердил, покачиваясь, Федька.
– Ох, пораспустил я вас, – угрожающе сообщил я им, – в будний день водку трескаете. Ладно, на этот раз прощаю, но еще такое дело – и на конюшню, а то у меня конюх засиделся, заскучал, вчера еще жаловался, что давно розог в руках не держал.
Пока я разговаривал с людьми, на крыльцо вышла моя жена и с улыбкой смотрела, как я распекаю подчиненных.
– Сергий Аникитович, – крикнула она, – хватит уж отчитывать, иди скорее, ужин ждет.
Еще зимой, перед свадьбой это была девчонка с блестящими любопытными глазами, но беременность изменила ее совершенно. Даже походка сделалась другой. И она уже стала не девочка, а женщина, осознающая свою красоту и новую жизнь, которую носит в себе.
И вновь, как почти каждый вечер, я подумал: «Как же мне повезло, ведь на ее месте могла оказаться любая другая женщина». Но сейчас мне казалось, что мне всегда нужна была только она одна. Нет, наверно, все-таки есть Бог на белом свете, что подарил мне такое счастье, которого никогда у меня не было в прошлой жизни.
Я закончил разговор и быстрым шагом поднялся на крыльцо и, поцеловав Иру, прошел вместе с ней в дом под многозначительное переглядывание дворни.
После ужина я вызвал к себе Ефимку, который уже достаточно протрезвел и был в состоянии обстоятельно рассказать о делах в моих владениях. Кроме того, с собой он принес две корзины. Из первой, пахнущей керосином, он начал извлекать жестом фокусника небольшие бутылки, заполненные фракциями нефти, полученными уже в Заречье.