Ознакомительная версия.
Ладно, это я отвлекся, наболело.
– Вот что, матушка-боярыня. Девочке твоей операцию делать надо, внутри у нее опухоль выросла.
– Какая такая перация? Слыхом не слыхивала. Я сейчас мужа позову – ему объяснишь, вдвоем решайте.
Боярыня ушла и вскоре вернулась, но одна.
– Пойдем со мной, трапезничает наш хозяин, там поговорите.
Я пошел за боярыней. Трапезная была на первом этаже, рядом с кухней.
Была она обширна, судя по столам и лавкам – человек семьдесят поместится, не толкая друг друга локтями. В торце центрального стола восседал в гордом одиночестве воевода. Перед ним стояли серебряные блюда, кувшины и кубки с едою и напитками.
Боярыня села от воеводы на почетное место – по левую руку, я же остался стоять, только подошел поближе.
– Ну, лекарь, сказывай.
– У дочки твоей опухоль в животе, надо живот резать и лишнее убирать.
– Да ты в своем уме ли? Это же больно! Слабенькая она, не выдюжит.
– Если не делать ничего, угаснет она вскорости. А коли Господь поможет, так после операции на поправку пойдет, расцветет, замуж выйдет, внуков вам нарожает.
Воевода отшвырнул недоеденную куриную полть, повернул голову к боярыне.
– Боязно за дочь, Евпракся.
– Ой, не знаю, что и делать, на что решиться, – заголосила боярыня.
Воевода хлопнул по столу ладонью, решительно поднялся.
– А дочь выживет?
– Душой кривить не буду – надежды невелики, но без операции – никаких.
– Обрадовал ты меня, лекарь, нечего сказать, – угрюмо насупился воевода.
Но воевода не был бы таковым, коли не умел бы принимать решений при жестоких ударах судьбы.
– Если делать, то когда?
– Завтра же и возьмусь, чего тянуть?
– И правда. Как ни тяжело, а надо попробовать. Сделаешь все, что можешь, способен на что, выздоровеет дочь – озолочу. Умрет – пеняй на себя, сам назвался. Что от меня нужно?
– Воды теплой, холста беленого, мягкого поболе, и чтобы никто не мешал. Стол еще.
– Завтра все будет. Еще?
– Тяжко ей будет после операции, пригляд лекарский постоянно нужен – хотя бы на неделю.
– Разумеется – комнату рядом выделю, кормить тебя будут. Еще?
– Вроде все.
– Не должно быть «вроде».
– Тогда все.
– До завтра, с Богом.
Я вышел, в сенях слуга накинул на меня тулуп.
В задумчивости я брел домой. Может, зря взялся за столь сложное дело? Конечно, по работе мне приходилось экстренно оперировать и гинекологических больных, особенно после аварий и катастроф. Но онкогинекология – совсем другая область, со своей спецификой.
Я глубоко вздохнул. К черту сомнения, в это время все равно никто лучше меня не знает и не сможет помочь – это уж точно. Ситуация просто такова: не сделать – смерть, сделать – какой-то шанс есть. Единственное, что я потеряю в случае неудачи, – моя собственная жизнь. Не простит мне воевода неудачи, и ладно, если просто повесит или голову снесет, так еще ж и помучить может. Понятно, не сам свершит – слуг у него полно, а время сейчас жестокое. Для палача кожу с живого содрать – как в носу поковырять. А посему – надо очень стараться.
Придя домой, я съел все, что приготовила на обед хозяйка, – вернулся аппетит. К вину не прикасался – надо иметь голову трезвую и руки ловкие.
Ближе к вечеру пошел домой к купцу – сообщить, что завтра операция. После нее – неделю у воеводы буду жить, и сомнительно, что меня в это время выпустят в город. Я, собственно, и пришел к Александру затем, чтобы сказать: коли не вернусь через десять дней или раньше купец услышит про меня неладное, пусть коня моего себе заберет, а деньги – сыну отправит во Псков, коли по пути будет.
Александр заверил меня, что все выполнит в точности.
Немного успокоенный, я вернулся домой. Уснул быстро. Проснувшись утром, понял, что волнуюсь. Странно, шведского короля оперировал – и то такого волнения не было. Старею, что ли?
Добравшись до дома воеводы, я поздоровался с боярыней и дочкой наместника. Ее, кстати, звали Ксенией.
Осмотрев стол, я подтянул его к окну. К моему удовольствию, в переплеты были вставлены стекла, а не слюда. Ярко светило солнце, отражаясь от снега, и в комнате было светло.
Я попросил боярыню уйти. Та поджала губы и с неудовольствием вышла.
Ксения разделась и улеглась на стол. Крепкие столы делали раньше – не скрипнул, не шелохнулся. Знамо – из дерева сделан, не из опилок.
Я напоил Ксению настоем опия. Пока он медленно начинал действовать, вымыл руки и разложил инструменты. Пора.
Я вытянул перед собой руки – не дрожат ли пальцы? Нет, нервы в порядке. Сделал первый разрез, а потом отключился от окружающего. Прошил сосуды кожи, клетчатки. Расширил разрез. Передо мной открылась опухоль – большая, округлая, красно-сизого оттенка. Черт, как неловко – нет удобного доступа к ножке опухоли.
Вообще-то опухоль внушала некоторые надежды. Во-первых, подвижна, что является хорошим признаком – не проросла в окружающие органы, во-вторых – ножка есть, через которую проходят сосуды, питающие опухоль, – их прошить и пересечь легче. В-третьих, опухоль овоидная, как яйцо, что чаще бывает при доброкачественных образованиях. Раковые опухоли быстро прорастают границы органа, где появились. Форма их неопределенная – во все стороны растут, как кляксы, внешне – белесоватые.
У меня по ходу операции медленно повышалось настроение. Все – выделил опухоль, вытащил из живота, положил рядом с телом девушки. Осмотрел живот – нигде не кровит. Стало быть – пусть пока полежит так.
Я переключился на опухоль. Осмотрел ее снаружи, потом рассек ампутационным ножом и чуть не вскрикнул от радости. Внутри опухоли было сало, волосы – даже какие-то плотные фрагменты, напоминающие костные. Так это же тератома, или дермоидная опухоль. Образование доброкачественное, врожденное, но расти обычно начинает с наступлением периода полового созревания, поскольку исходит из яичников.
Фу! Я испытал облегчение. Если бы это был рак, пришлось бы делать более обширную операцию – удалять лимфоузлы, а может быть, и некоторые близлежащие органы.
Кстати, даже в современных больницах технология такая же. При операции удаленную часть или орган относят к патологоанатому или гистологу на срочное исследование, и пока оно выполняется, хирурги ждут заключения. От вердикта коллег зависит – зашивать ли операционную рану или продолжать операцию.
Понятно, что никакого патологоанатома или гистолога тут не было. Но я получил огромное облегчение – все-таки опухоль не злокачественная. Я сделал ревизию брюшной полости – нет ли кровотечения, в каком состоянии другие органы? И со спокойной совестью ушил рану. Все!
Ознакомительная версия.