– Вы цитируете «Принцессу-невесту»[3]? – прохрипел я.
– А что это? – спросила она.
И затем исчезла. Просто исчезла.
Таким был первый день моей физиотерапии.
* * *
Я мог бы описать последующие несколько недель в деталях, но помимо того, что они были малоприятными, в них проглядывала еще и какая-то рутина. Да и вообще, все это начинало казаться мне монтажной подкладкой для видеоклипа группы Foo Fighters «Walk».
Просыпаясь утром, я обнаруживал, что Сарисса уже ждет меня, по-прежнему соблюдая вежливую и профессиональную дистанцию медсестры и пациента. Она помогала моему чуть живому организму справить все нужды – при этом трудно сохранять достоинство, – но о себе не говорила никогда. И потом с какого-то неопределенного момента Мэб начинала пытаться убить меня все более неожиданными и изощренными способами.
В видео, крутившемся в моей голове, есть кадр, как я уплетаю свой завтрак, однако стоит мне закончить – и гигантскую кровать охватывает пламя. Я неуклюже пытаюсь сбить его и отползти в сторону, прежде чем поджарюсь. Затем, кажется, на следующий день Сарисса помогает мне добраться до туалета и провожает обратно. Как только я вновь расслабляюсь в постели, ядовитая змеюка, индийская, чтоб ей сдохнуть, кобра, шмякается с балдахина кровати мне на плечи. Я визжу, как девчонка, и сбрасываю ее на пол. Еще день спустя я одеваюсь с помощью Сариссы, неуклюже путаясь в новой одежде – пока из ее складок не вываливается рой жалящих муравьев, яростно вгрызающихся в мою плоть, и мне приходится буквально сдирать эту одежду с себя.
И так далее – все в том же духе. Мы с Сариссой на параллельных спортивных брусьях, доходящих до пояса, и я пытаюсь вспомнить, как сохранять равновесие, – но занятие это прерывает хлынувшая невесть откуда армия красноглазых крыс, вынуждающая нас запрыгнуть на брусья, пока нам не отгрызли ступни. Сарисса отправляет меня на скамью для жима лежа, и тогда Мэб нападает с огромным старинным пожарным топором, который со свистом обрушивается на мою голову на третьем подходе, и мне приходится блокировать удар осточертевшим грифом от штанги. Измотанный, я плетусь в горячий душ, но его дверца тут же захлопывается, и кабинка наполняется водой, в которой плещутся чертовы пираньи.
И тд., и тп. Семьдесят семь дней. Семьдесят семь покушений на мою жизнь. Напрягите-ка воображение! У Мэб его хватало с избытком. Был, помнится, даже крокодил, внутри которого что-то подозрительно тикало.
* * *
Я только что вернулся из тренировочного зала, где накрутил четыре мили, шагая вверх и вниз – и черт знает сколько еще миль по прямой, занимаясь на эллиптическом тренажере. Я вспотел, вымотался, и мечтал только о том, чтобы принять душ и снова завалиться на кровать. Стоило мне открыть дверь своих апартаментов, как в ту же секунду Мэб шарахнула в меня из долбаного дробовика.
У меня не было ни секунды на какие-либо расчеты и прикидки, пока она давила на спусковой крючок, оставалось только полагаться на инстинкты. Я рванулся назад, выстрелив всю свою волю в пространство между нами, соединив ее в энергетический барьер. Ружье оглушительно громыхнуло в закрытом пространстве. Картечь лупанула по барьеру и отскочила от него, рассыпавшись во все стороны с хлопками и треском. Я рухнул на пол, продолжая удерживать барьер, а Мэб двинулась вперед – глаза ее, сверкавшие всеми оттенками опала, были дикими, полными экстаза и казались совершенно неуместными на спокойном и безэмоциональном лице.
Дробовик оказался русского производства, с огромным барабанным магазином, и она выпускала – выстрел за выстрелом – весь заряд в меня, целясь в лицо.
Как только ружье сделало «клик» вместо «бум», я резко перекатился в сторону, едва успев уйти от прыжка серебристо-серого малка – кота размером с рысь, с пугающими когтями и силой низкорослого медведя. Он приземлился там, где мгновение назад находилась моя голова, из-под его когтей полетели выщербленные осколки каменного пола.
Я пнул малка пяткой, отправив его в полет через все помещение – прямо в каменную стену. Он врезался в нее с протестующим воем. Я переключил внимание на Мэб, которая бросила барабан дробовика на пол, и выудила незнамо откуда еще один.
Но прежде, чем она успела вставить барабан, я рубанул воздух ладонью и проорал:
– Forzare!
Невидимая сила рванулась вперед, выбив из рук Мэб и магазин, и дробовик. Я дернул рукой, и отскочившее от пола ружье внезапно выпалило в пустое пространство между нами. Я схватил дробовик за ствол (черт, он был раскаленным), и очень вовремя, потому что малк очухался и снова прыгнул на меня. Держа дробовик обеими руками, я сделал хороший замах и обрушил приклад на голову малка. Удар оказался достаточно сильным: зверюга взлетела в воздух и без чувств шмякнулась на пол.
Мэб рассмеялась радостным серебристым смехом и захлопала в ладоши, как маленькая девочка, которой только что пообещали подарить лошадку.
– Да! – сказала она. – Чудесно. Жестоко, зло и чудесно!
Я продолжал держать дробовик в руках, и только когда оглушенный малк пришел в себя и угрюмо поплелся прочь, исчезнув за углом, я позволил себе повернуться к Мэб:
– Это начинает надоедать. Вам нечем больше заняться, кроме как играть со мной в игру «убей или сдохни»?
– Конечно же, есть, – ответила она. – Чем же еще могут быть игры, если не подготовкой к испытаниям, которые ждут нас впереди?
Я закатил глаза.
– Развлечением, например?
Радость погасла на ее лице, сменившись обычным ледяным спокойствием. Это была пугающая трансформация, и я от души надеялся, что моя неуклюжая острота не повлечет за собой чего-нибудь ужасного.
– Развлечение начинается тогда, когда заканчиваются игры, мой Рыцарь.
Я нахмурился.
– И что это означает?
– Это означает, что в твоих покоях тебя ждет подобающее облачение, которое понадобится тебе нынче вечером.
Она повернулась, чтобы удалиться вслед за малком, и ее платье прошелестело по каменному полу.
– Сегодня вечером, мой чародей, мы… развлечемся.
Вернувшись в свою комнату, я увидел приготовленную для меня одежду: смокинг темно-серебристых и жемчужных тонов. В первом из двух небольших бумажных конвертов оказалась пара запонок с камнями чересчур голубыми и слишком сверкающими, чтобы быть сапфирами.
Во втором лежал амулет моей матери.
Это была незатейливая серебряная пентаграмма: помятая пятиконечная звезда в круге, на простенькой серебряной цепочке. В центре пентаграммы находился небольшой красный камень, вырезанный под размер амулета (когда-то я сам приклеил его к звезде термоклеем). Похоже, Мэб отдала его ювелиру, чтобы тот понадежнее закрепил камень. Я осторожно прикоснулся к камню, и мгновенно почувствовал заключенную в нем энергию: парапсихологический дневник путешествий моей покойной матери.
