— Должны успеть. — Жердяй быстро подобрался и, подгоняя лошадь, чмокнул губами. — Недалеко уж.
Пожав плечами, варяг погнал коня вперед, где, у запорошенной глубоким снегом излучины, дожидались его всадники в кольчугах и с копьями. Дружина…
— Где заночуем, ярл? — Один из воинов — светлоглазый, с небольшой бородкой, щегольски заплетенной в косички, — выехал навстречу предводителю. — Я предлагаю в лесу. Говорят, здесь видели кюльфингов.
— Кюльфингов? — Ярл усмехнулся. — И кто ж тебе об этом сказал, уважаемый Снорри? Не Жердяй ли? Слышал, вы вчера долго о чем-то шептались у костра.
— Жердяй рассказывал о местных колдунах, — заметно смутился Снорри. — Думаю, что тут все волки — оборотни. Слышишь, как воют?
Ярл покачал головой, остановился рядом с дружиной, ожидая, когда по замерзшей реке подтянется обоз — десяток саней, запряженных крепкими низкорослыми лошадками. Кто-то из дружинников заметил, что о кюльфингах лучше спросить знающего мужика Трофима Онучу, что, как самый опытный и бедовый, ехал в последних санях.
— Колбеги? — переспросил он, придержав лошадь. Плотненький, крепко сбитый, в плаще из волчьей шкуры, Трофим напоминал небольшой стожок сена. Голени его были смешно перевязаны двойными обмотками-онучами, отчего Трофим и получил свое прозвище.
— Бывали тут и они. — Он махнул рукой и зашевелил губами, что-то подсчитывая. — Года три прошло с последнего раза. Ну, о том старый Конди лучше расскажет, у него от колбегов все сыновья полегли… Эй, Жердяй! — Трофим Онуча вдруг замахал руками. — Сворачивай, сворачивай! Куды ж тебя несет-то, жердину?!
— Что такое? — вскинул глаза ярл.
— Так вон, вон, повертка! — Трофим показал кнутом на пологий, поросший кустами мыс, блестевший в лучах заходящего солнца. — Узковата, правда, да зато прямиком к усадьбе. К ночи будем.
Ярл задумчиво поскреб бородку. Не очень-то хотелось ему тащиться лесом, куда лучше по реке — и широко, и удобно, да и быстро — ни деревьев, ни кустов, ни бурелома — одна наезженная колея — своя же, тут, по Паше-реке, к Паш-озерскому погосту и ехали, утомились, в глубоком снегу путь пробивая, да вот зато теперь — в обрат — уж как хорошо! Удобная была дорога.
— А что, по реке никак нельзя попасть к этому Конди? — поинтересовался ярл.
Трофим Онуча кивнул:
— Можно. По Шуйге-реке до озера, а еще и до нее сколько… С полдня точно будет. А тут… Чтоб тебе, князь, понятней было — две ромейские мили.
— Всего-то? — удивился ярл. — Так чего ж тогда мы тут стоим? Сворачиваем.
Дорога стала трудней. Не шибко наезженная колея вилась меж лесистых холмов и урочищ, кое-где средь упавших деревьев был прорублен путь, в иных местах приходилось рубить самим — хорошо, мужиков в обозе хватало, а уж обращаться с топором да секирой — каждый был обучен. Уже заметно стемнело, и скрывшееся за черными деревьями солнце посылало прощальный привет тусклыми рубиновыми лучами.
— Как бы не заплутать в лесу-то! — оттаскивая в сторону упавшую лесину, шепнул Онуче Жердяй.
— Не бойсь, ужо не заплутаем, — ухмыльнулся Трофим. — Вон на деревах метки. Вишь — тут ветка пригнута, тут — кора стесана, а там — и вообще вершины на сосенке нет.
— Где? — Кинув лесину, Жердяй завертел головой. — А, теперь вижу. Стало быть — нынче в тепле заночуем! — Он обрадованно потер ладони. — А хорошо б и баньку, верно, дядько Онуча?
— А девку тебе под бочок не нать? — глухо засмеялся Трофим. — А то попроси князя, может, и сосватает тебе кого.
— Скажешь тоже, дядько, — уныло отозвался Жердяй. — Будто у князя других дел нету.
Расчистили дорогу, и обоз тронулся дальше.
Ярл ехал впереди, выслав перед собой двух гридей — младших дружинников — разведывать путь. С обеих сторон колею — местами совсем пропадающую, еле видную — обступал густой смешанный лес: ели, осины, сосны, заросли ольхи и орешника, лишь иногда деревья расступались, давая простор скрытым сейчас снегом болотам, а за болотами вновь начинался лес.
— Чем-то напоминает лес у Радужного ручья, верно, Хельги? — незаметно подъехав, произнес Снорри. — Еще бы горы — и совсем как у нас… — Он вздохнул, вспомнив далекую родину — Норд Вегр — «Северный путь» — страну лесов, гор и фьордов.
— Как у нас… — машинально отметил ярл и тоже вздохнул. Все ж таки воспоминания детства и ранней юности сильны в каждом. Хотя вроде и ничего такого не было там, в Халогаланде, что тянуло бы, притягивало бы мысли: семью — законную жену Сельму и маленькую Сигрид, дочь, — Хельги-ярл еще в прошлое лето перевез в Альдегьюборг — Ладогу, полноправным наместником которой он теперь являлся, верно служа великому князю Рюрику — конунгу Рюрику Ютландцу, женатому на Еффинде, сестре молодого ярла. Но не только потому, что Хельги-ярл приходился родственником, Рюрик оставил на него Альдегьюборг и округу, а сам уехал вверх по Волхову-реке и основал там хорошо укрепленное городище, нет, не только поэтому. Несмотря на молодость, давно уже славился Хельги-ярл как знаменитый воин, и даже не столько воин, сколько хевдинг — воинский предводитель — умелый и опытный, бесстрашный и осторожный, надежный и верный. Как раз такому и можно поручить богатый Альдегьюборг, не так давно отстроившийся после пожара. Под надежным присмотром теперь град, а вся округа — пожалована в вотчину Хельги, и вся дань с нее — его дань. Пусть, правда, и не так много людишек в местных лесах, да и дань невелика, не в этом суть — в чести! Немногие имеют власть над целой округой, по площади примерно равной всему Халогаланду вместе с Трендалагом. А Хельги-ярл такую власть имел. И знал четко: будет спокойствие — будет и дань, и уважение, и почет. Он старался быть хорошим правителем, как того требовали понятия чести. Правда, вот, опыта пока не было. Что ж… У многих легендарных правителей Инглингов тоже не было такого опыта. А какой опыт был у того же Хаскульда, когда он начинал княжить в Кенугарде-Киеве? Но ведь княжит. И не только он… Дирмунд, Дир… Черное колдовское отродье, возмечтавшее о власти над миром. Киев, да и вся здешняя земля от озера Нево на севере и до теплого моря на юге — это лишь ступень к власти. Важная, следует отметить, ступень. Изгнанный из Ирландии друид Форгайл Коэл — с помощью черного колдовства и волшебного камня Лиа Фаль нацепивший личину непутевого Дирмунда Заики — тоже хорошо знал это. А ведь было время, когда он пытался заменить своей черной душой душу Хельги. Не вышло! Благодаря кузнецу Велунду и тому, чьи мысли ярл давно уже привык считать своими. Хельги не знал ничего о том, кто исподволь вторгается в его мозг, ведал только одно — это тоже противник друида. И играет на стороне ярла. Сам не замечая того, Хельги жил и действовал так, как подсказывала ему чужая душа — да полноте, чужая ли уже? — так, как жил бы и действовал человек далекого мира — питерский рок-музыкант Игорь Акимцев, чье тело вот уже около трех месяцев лежало в коме в частной клинике доктора Норденшельда, а душа… душа все больше роднилась с северным ярлом. Три месяца прошло для Акимцева с их первой «встречи» еще в Бильрестской усадьбе, три месяца — а для Хельги — больше девяти лет… И молодой ярл четко сознавал, для чего все это, — он единственный, кто может остановить путь черного друида к власти над миром! Ибо только он, Хельги — вернее, Тот, Другой, — не подвластен злым чарам злобного кельтского жреца. И только он может… Он — Хельги-ярл! И не только может, но и должен, как сказала когда-то Магн дуль Бресал — молодая ирландская жрица, сумасшедшая Магн — как ее называли в Норвегии… Не в той, где родился Хельги, а в той, где лежал Акимцев…
