— Так точно, понял, товарищ сержант, — обрадовался красноармеец.
— Ты раньше времени не радуйся, — осадил его сержант. — Думай лучше, куда пукалку свою со штыком денешь.
— А чего тут думать, сдаст оружие старшине и всего делов, — проворчал мехвод, наворачивая ложкой консервы.
— Не, не примет, — задумался командир и через секунду серьезным голосом принялся объяснять Барабашу свои мысли, — Боец чужой, зачем старшине лишние проблемы. Мы лучше вот как сделаем. ТПУ у нас барахлит? Барахлит. Так винтовка эта у нас заместо ТПУ будет. Я этой палкой буду тебя, Макарыч, в жопу тыкать. Если налево надо — влево ткну, направо — в правую половину. Ну а уж если стой, так ты, Сима, не обессудь — прямо в середку кольну.
— Нет, командир, не выйдет, — также серьезно ответил Барабаш. — У моей сидушки спинка твердая — не проткнешь сразу, только штык попортишь.
Кацнельсон оторопело смотрел на препирающихся танкистов и только после того, как оба расхохотались, покраснел и несмело присоединился к общему веселью.
— Не журысь, парень, — хлопнул Барабаш по плечу смущенного бойца. — Там у командира седло к трубе прикручено. Примотаешь винтовку к трубе этой и все.
— Кстати, Макарыч, ты все-таки поройся в закромах своих. Может, подберешь Марику чего-нибудь, чтоб он хотя бы застрелиться смог, если что, — отсмеявшись, обратился сержант к Барабашу.
— Ща найдем, — ответил мехвод и через минуту, покопавшись в танке, протянул новому члену экипажа наган с горстью патронов. — Стрелять из этой штуки умеешь?
— Умею. У нас в институте клуб стрелковый был, — ответил Марик, беря в руки наган и патроны.
— Стой, погоди, — остановил бойца командир, когда тот принялся заряжать револьвер. — Встань-ка вот сюда на ящик. Руку в сторону. Да не правую, а левую. Макарыч, тебе это ничего не напоминает?
— Момент, — Барабаш снова метнулся к танку и вытащил из него длинную шашку в ножнах. — Так, держи, студент… Ты ее вверх подними, вроде как в атаку собираешься. Во! Отлично!
Танкисты придирчиво осмотрели стоящую на снарядном ящике фигуру бойца с наганом в руке и вскинутой вверх шашкой.
— Орел! Буденовец! — восхищенно проговорил сержант.
— Не, не буденовец. Буденовки нет, — поправил командира Барабаш. — Казак! Казак Кацнельсон!
— Да ну вас, — обиженно пробурчал Марик, спрыгивая с деревянного постамента. — Я думал, вы серьезно.
— Серьезно, серьезно, — произнес сержант. — Уж больно ты какой-то зажатый да неловкий. Расслабиться тебе надо, успокоиться. Мы ж завтра в бой идем. А там все серьезно будет, не до смеха… А сейчас… Сейчас, мужики, давайте-ка на боковую. До рассвета совсем чуть-чуть…
…Укрывшись брезентом, танкисты устроились возле стены отрытого прямо в овражном склоне широкого окопа и через некоторое время затихли. Марик лежал с краю и долго-долго смотрел на звезды, просвечивающие сквозь грубую ткань маскировочной сетки, даже не заметив, как степное небо сменилось картинками снов. Ему снился дом, родная Сретенка, девушка Ася, обещавшая дождаться бойца Красной Армии, мама, отец, сестры — все это было так далеко. А рядом стояли его новые товарищи, все как один герои, и он, Марк Кацнельсон, с боевым орденом на груди…Толчок в бок прервал ночные грезы красноармейца:
— Хорош дрыхнуть, студент. Светает уже…
18 сентября 1942 г. Степь к югу от п. Самофаловка.
Несколько сантиметров брони и рокот моторов заглушали звуки доносящейся со всех сторон канонады. Сзади били по врагу наши артиллеристы, а где-то впереди и слева за холмами по наступающим танкам бригады почем зря лупили немцы. Притулившийся у движка Марик время от времени прикладывался каской о казенник орудия, но пока помалкивал и никак не стеснял командира. От закрывающего двигатель фанерного кожуха несло жаром так, что боец ощущал себя почти Емелей на печке. Но поскольку до зимы было еще далеко, постольку хорошего в этом было мало. Да и газы, изредка прорывающиеся сквозь стыки выпускного коллектора, заставляли Кацнельсона нервно вздрагивать. К подобным "выстрелам" в пятую точку он пока еще не привык.
Машина Винарского под номером "236" шла крайней справа. В верхнюю панораму сержанту хорошо были видны облепленные десантниками легкие танки, идущие третьим эшелоном наступления. На ближних скатах возвышенностей живописно раскинулись разбитые немецкие пушки, обломки бревен и разорванная колючка. Особую радость сержанту доставляли валяющиеся здесь и там трупы в мышиной форме. Правда, радость от созерцания убитых врагов омрачали другие картины. Прямо перед вражескими траншеями в клубах густого черного дыма застыл погибший советский танк, а еще одна подбитая машина с развернутой башней и склоненным стволом стояла чуть дальше. Танкист в разорванном комбинезоне и кто-то из санитаров суетились возле переднего люка, пытаясь вытащить из стального чрева обмякшее тело товарища.
Идущие метрах в пятистах впереди тридцатьчетверки уже переваливали через невысокий гребень холмов, когда поле вокруг вспухло волной дымных разрядов. Шедшие левым уступом семидесятки остановились, и сидящие на них стрелки стали лихорадочно спрыгивать вниз, рассыпаясь по полю, пытаясь укрыться во впадинах и воронках от летящих отовсюду осколков. Даже сквозь закрытый люк Евгений слышал завывающий свист авиабомб и истошные крики пехотинцев "Воздух!". Гулкий грохот и высокие столбы мощных взрывов возвестили о том, что в дело включилась вражеская артиллерия, бьющая откуда-то из-за холмов. В пелене дыма и пыли Винарскому все же удалось разглядеть, как над передним танком появился флажок и, повинуясь его сигналам, все остальные машины двинулись вперед, уходя из-под атаки немецких пикировщиков.
— Вперед, Макарыч, — проорал сержант в шлемофон и для верности толкнул водителя в спину обеими ногами.
Танк взревел моторами и медленно пополз по полю в сторону холмов. Мехвод подтормаживал то левой, то правой гусеницей, отчего машина шла зигзагом, будто бы совершая некий странный танец посреди развороченного бомбами и снарядами поля. При каждом повороте каска Марика с громким стуком ударялась попеременно то об орудие, то о погон башни, внося свою лепту в какофонию звуков развернувшегося сражения.
— Макарыч! На хрен танцы! — Евгений судорожно вертел перископ, пытаясь углядеть проход в дымной стене разрывов. — Вправо, Сима, вправо! Через кусты. Полный, полный давай!
Повинуясь команде, механик плавно потянул за рычаги. Танк перестал петлять и рванулся вперед и вправо, прочь от губительного огня противника. Через пару минут машина с номером "236" влетела в распадок между холмов и, преодолев небольшую полоску горящего кустарника, остановилась. Спереди на пригорке в поднимающемся от подножия дыму виднелись какие-то чахлые деревца. Слева и справа никакого движения не наблюдалось, и сержант рискнул выглянуть наружу. Откинув крышку люка, Евгений вылез из башни.
