Нестройный хор ответил «так точно!». Да и сколько ж можно одно и то же обсуждать. На этом инструктаж пилотов закончился и Павла отправилась к своему Р-10. Подошла к крылу похлопала его и уже собралась залезть в кабину стрелка, как внезапно была остановлена спокойным голосом командира роты охраны.
— Товарищ лейтенант, примите, пожалуйста, лекарство перед полетом.
— Это еще зачем?
— Распоряжение начальника охраны.
— А-а-а. А противное-то оно какое! Тьфу ты! А такое всем дают?
— Нет, такое дают только вам.
— Лейтенант. А почему вообще это лекарство даете вы, а не доктор?
— Потому что оно особо ценное для особо ценных кадров. И если вы через три с половиной часа не успеете вернуться на аэродром, то… То это лекарство может и не помочь… В общем лучше бы вам не задерживаться. ВЫ ПОНЯЛИ?
— Я вас понял, ТОВАРИЩ ЛЕЙТЕНАНТ. И передайте ТОВАРИЩУ Полынкину мою благодарность за оказанную заботу…
«Суки! Гады! Сволочи! И я же сама этим «кремлевским отравителям» каштаны из огня таскаю! У-у-у-у, твари! Подлецы! Не, ну вот ведь уроды, все-таки! Парашют забрали, ладно. Хрен с ним с парашютом! Но они же сволочи меня сейчас яд сожрать заставили! Ну, начальнички! Ну, заботливые твари! А ну как из-за этой дряни я теперь видеть нормально не смогу. Вдруг на нас 97-е навалятся, а я из-за этого буду двадцатимиллиметровыми мимо поливать. И отказаться нельзя. Вот суки! Ну если эта отрава мне хоть капельку в полете помешает, я лично Полынкину по мордасам настучу. Я его морду тамбовскую под хохлому распишу за это…»
— Проверка связи. К взлету готов. В Саках наоборот было. А, Павел? А теперь ты мне разрешение даешь.
— Погоди, Боря! Ко мне тут снова наши пинкертоны идут. Век бы их не видеть…
На крыло разведчика снова поднялся лейтенант с змеино-акульим взглядом.
— Товарищ замкомэск, я прошу вас прямо сейчас сдать все пишущие принадлежности и карты…
— Вы!.. Вы что, лейтенант белены объелись! А как я буду развединформацию о противнике во вражьем тылу зарисовывать! Может еще и фотоаппараты с Р-10 снимете?!
— Фотоаппараты можете себе оставить. А все листы бумаги и картона, самописки, карандаши и еще мелки прошу добровольно сдать. Это приказ товарища Полынкина. И еще я прошу выйти из кабины, чтобы мы могли её осмотреть.
— Для начала командира эскадрильи сюда пригласите, товарищ лейтенант.
— Хорошо, но из кабины я вас прошу все же выйти.
Глинка озадаченно вертел головой. Павла, внутренне кипя, отошла от крыла и обмахивалась шлемом. Наконец, комэск подошел к приготовившемуся взлетать Р-10.
— Павел Владимирович, в чем суть вашей претензии? Только говорите негромко, пересуды никому не нужны.
— Дело в том, Иван Олегович, что действия начальника охраны ставят под угрозу сбор в этом вылете сведений о тылах противника. Наши фотоаппараты физически не смогут зафиксировать все важное, что мы можем встретить. А запомнить все это без карты я не смогу.
— Так может тогда отправить того, кто сможет?
— Предлагаю кандидатуру капитана Полынкина. Я слышал, что у него фотографическая память.
— Не иронизируйте, пожалуйста. Вы же ПОНИМАЕТЕ, смысл этого приказа.
«Это ты к тому, что я шпион вражеский и вы опасаетесь что я записками над японской территорией сыпать начну. Да-а-а. Великого же ума ваши стратеги! А вот хрен вам, а не профанация боевого вылета!».
— Тогда, давайте сделаем так. Все карты, блокноты и письменные принадлежности оставьте в кабине. А фонарь кабины вы мне так заклиньте, чтобы я ничего наружу выкинуть не мог. Пистолет свой я сдам, мне он в воздухе не нужен. И все тяжелое из кабины заберите, чтобы я фонарь еще чем-нибудь выбить не смог. И еще к пилотскому креслу меня привяжите посильнее, так чтобы я ногами стекло выбить не попытался. Только поскорее все это делайте, а то через пару часов уже смеркаться начнет, а нам еще лететь.
— Напрасно вы так, Павел Владимирович. Напрасно…
— Ничего не напрасно, Иван Олегович! Сейчас потеря любого нашего пилота вместе с самолетом может привести к серьезным проблемам в работе эскадрильи. От этого вылета ДЕЙСТВИТЕЛЬНО зависит многое. Если вы вместе с начальником охраны будете и дальше саботировать работу, то я никуда не полечу! Ребята мой инструктаж уже слышали, и если вы сейчас в этот полет нормально по-человечески не пустите, то можете сразу меня арестовывать.
— Можем конечно и арестовать. Но что, вам в этом конкретном полете свет клином сошелся? Ведь столько сил уже потрачено, чтобы людей воевать обучить!
— Иван Олегович. Сошелся свет клином. Вот если мы нормально слетаем и все у нас получится, то я гарантирую, что наши ребята смогут быстро научиться ориентироваться в этом районе и так же быстро понимать, откуда им ждать угрозы. Ну а сорвете этот вылет, перестанет с этого момента эскадрилья быть нормальной боевой единицей и станет зоной. Да, зоной! Причем не пилотажной, а обычной ГУЛАГовской. Зоной, где только охрана право имеет право голоса. А в зоне я летать не буду.
— Условия нам ставите?!
— Это не условие, это констатация факта, товарищ капитан! Можете даже не давать мне противоядия. Ср.ть мне с высокой ветки на такую вашу постановку учебного процесса! Без меня тогда наше «пушечное мясо» на обед к японским рыбоедам отправляйте!
— Ста…Тьфу ты! ЛЕЙТЕНАНТ КОЛУН!
«Ну что, старлей-майор? Пора шпиона в цугундер запирать, да? Давай тогда живее, и не миндальничай! Да и какие вы, нахрен пилоты, если простых вопросов не понимаете! М-да-а».
— Приказываю, вам со звеном выполнить разведывательный полет в полном объеме! Оружие сдайте. Карты и блокноты возьмите. Фонарь вам зафиксируют…
— Слушаюсь!
— Выполняйте! И удачи вам там, Павел Владимирович!
«Ни хрена себе! Он что же под свою ответственность меня отпускает. Неужели же Горелкин не верит, что я шпион? Если так, то скоро у него проблемы начнутся. Полынкин на него уже небось дело завел. М-дя. Натворила я дел своей принципиальностью. Но отступать мне уже некуда. Лететь надо. Это факт, а остальное побоку».
Через десять минут разведчик оторвался от полосы. За ним парами взлетали И-14 сопровождения…
***
— Товарищ старший майор госбезопасности, разрешите доложить?
— Это хорошо, что вы быстро приехали. Докладывайте. И вот что, приказываю вам при отсутствии посторонних общаться ко мне по имени-отчеству.
— Слушаюсь. Виктор Михайлович, я час назад под свою ответственность выпустил в разведывательный полет «Кантонца». В составе группы один Р-10 и четыре И-14. Он полетел штурманом-стрелком. В случае провала вылета готов понести любую ответственность.
