— Коля, там же неправда написана?
— Неправда, — твёрдо ответил я. Но тем вечером, когда мы укладывались спать, перед моими глазами, стоило их закрыть, всплывали строчки "шапки":
К НАСЕЛЕНИЮ ЮЖНОЙ ТЕРРИТОРИИ!
ВАШЕГО ГОСУДАРСТВА БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ!
Потом мы пришли в Упорную…
…Тут уже было полно беженцев. А самое главное, как выяснилось, мы пришли почти на фронт. Правда, как я понял, то же самое случилось бы, куда бы мы не пришли вообще.
В реестре Кубанского и Терского казачьих войск числилось около 75 тысяч человек. Не знаю, удалось ли их собрать и вооружить всех. Но войсковое руководство отказалось подчиняться ТОМУ — ну, тому, что было в листовках. Ещё были какие-то отдельные части — воинские, МВД, МЧС; добровольческие отряды организации Русское Национальное Войско, просто разные группы и группки ополченцев. В общем, защищать край в принципе было кому. Не хватало только техники, оружия и боеприпасов, очень плохой стала связь, не было электричества… С юга наступали турецкие и грузинские войска вместе с частями из нескольких стран ООН, наёмниками и поддерживавшими всё это американцами. У них было много авиации, Кавказ насквозь простреливался ракетами с Чёрного и Каспийского морей. "За нас" были абхазы, армяне и осетины, но помочь, конечно, ничем не могли — они сами едва-едва отбивались на своих землях.
Впрочем, всё это я узнал потом. А тогда — просто понял одно: мы дошли куда-то, где можно остаться. Я уже еле передвигал ноги от постоянной усталости и страха, не говорю уж о том, что кроссовки развалились.
Селить нас было, конечно, негде. Для детей место нашли, и мама устроилась работать к ним воспитателем. Моя мама, которую отец так и не смог уговорить на второго ребёнка! В станице работали хлебзавод, консервировали фрукты-овощи, ремонтировали технику и на том же консервном заводе клепали ручные гранаты. Я и сам не мог сообразить, как так получилось, что мы с Витькой оказались на скотном дворе, по уши в… в работе, скажем так. Зато теперь было где спать — по крайней мере, до холодов. Под навесом на соломе.
Как будто так и было надо.
Может, и правда так было надо? Хотя, если честно, я задалбывался. Верите, не верите — но я ведь ни овец, ни свиней, ни коров, ни кур, ни гусей до этого "в реале" не видел никогда. На лошадях катался в парке культуры и отдыха. А тут — соизволь свести со всей этой живностью близкое знакомство. Но с другой стороны — до меня как-то сразу дошло, что, если бы кто-то не возился вот так с вилами по колено в навозе — человечество передохло бы от голода. Здорово прочищает мозги. В отличие от вонючих туалетных будочек, с которыми я впервые познакомился тоже здесь и смиряться не хотел…
…Я узнал того, кто через меня переступил. Это был мой тёзка — тоже Колька, Колька Радько, заводила и командир местных мальчишек, которым ещё не исполнилось шестнадцать и кого не записывали в реестр. Кольке было пятнадцать — невысокий, крепкий, с тяжёлыми кулаками парнишка, носивший совершенно киношный светло-пшеничный чуб. Кстати, казачата нас — "иногородних" — не задевали и не чморили, хотя могли бы. Но и в свой "круг" не допускали. Тот же Колька цедил слова через губу и только по работе.
Ну да ладно. А вот куда его понесло?
Мне вдруг стало очень интересно. Живое ощущение, выходящее за рамки непосредственных реакций на то, что меня окружало, я испытал впервые за эти три недели.
Я привстал и бесшумно съехал на выложенный досками пол. Нашарил сапоги. Другой обуви у меня просто не было — только эти кирзачи, выданные станичным кругом хорошо ещё, что по ноге. Это было смешно, и я хихикнул. У меня осталась одна пара обуви, и я сплю на сене. Кажется, дальше уже некуда валиться.
Колька маячил у загородки неподалёку. С кем-то разговаривал негромко. С девчонкой, что ли, болтает? Я натянул сапоги на босу ногу и подкрался ближе.
Нет, не девчонка. Там собралась целая компания — братья Ищенко, Борька с Андрюшкой, близнецы, оба крепкие, невысокие, лобастые и белобрысые, а ещё — черноволосый, тоже чубатый, но лицом похожий на девчонку Димка Опришко.
— Не знаю, — шептал как раз он, — чихает, как сатана. Я и так и сяк… чихает.
— От этой барды зачихаешь, — буркнул Борька. — Как ещё вообще работает… Ну всё равно ж надо идти. Пошли глянем… Может, ещё Барбаша позовём?
— Не дёргай его, знаешь ведь, на дядю Семёна похоронка вчера пришла, — сказал Колька. — Пошли сами.
— Суки, бля, — энергично высказался Андрюшка. — Не дождусь, когда мы начнём. Рвать буду гадов, как червей давить.
— Один, что ли, такой? — уже на ходу спросил Димка.
Они пошли куда-то в темноту. Ну, точнее, не совсем было темно, я уже неплохо видел и только благодаря этому вовремя сумел нырнуть в лебеду, когда, перебравшись через загородку, нечаянно хрустнул чем-то — и все четверо обернулись.
— Это что? — спросил тихо Борька, а мне показалось — рядом сказал, над ухом. Я в лебеде перестал дышать.
— Да ладно тебе, — сказал Димка. — Не диверсанты, в самом-то деле…
— Ага. А в пятницу бензозавод в Отрадной сам взлетел?
— Разбомбили его…
— Х…я тебе-то. Он у них в бункере был — офигеть. Взорвался… Сыпанут овцам какого цианистого калия, зимой будем подмётки от кедов варить…
— Не дури, где овцы, а где мы… Пошли.
— Э, ты чего, до зимы в окружении сидеть собрался?
Они всё-таки ещё постояли молча, потом разом повернулись и пошли дальше — по тропинке через высоченную лебеду. Я выждал и стал красться следом.
Куда вела тропинка — я не знал. Скорее всего, это были какие-то заброшенные ещё в незапамятно-советские времена поля, а окрестностей станицы я и приблизительно не представлял. Просто шёл, стараясь ступать как можно тише и ориентируясь на негромкие голоса впереди.
Так мы шли, наверное, с полчаса, не меньше, в довольно быстром темпе. А потом…
Потом на меня свалилось что-то тяжёлое и живое, закутало голову, я втянул в себя воздух — и отрубился, задохнувшись чем-то приторно-сладким.
* * *
— Морду подними!
Я получил сильный удар по щеке, всхлипнул от боли и открыл глаза.
В небольшом помещении пахло то ли водкой, то ли ещё чем-то таким… Побулькивал у дальней стены сложный агрегат, сильно напоминавший аппарат из старой комедии "Самогонщики". Горел костёр из какого-то мелкого сухостоя и фанерных обломков. Возле огня сидели на ящиках все трое мальчишек. Нехорошо глядели на меня. Борька с Андрюшкой курили — самокрутки, здоровые, как поленья. Димка стоял возле меня.
— Вы чего, пацаны? — пробормотал я и вдруг чихнул. Ещё раз. Ещё. Они засмеялись — сухо, нехорошо.
