Эта новость сильно всколыхнуло конгресс США. В нём шли жаркие дебаты по поводу столь открытого проявления Техасом сепаратизма, но после долгих обсуждений конгрессмены все же решили одобрить инициативу Старка. Посчитав медаль меньшим злом для страны, чем дать повод жителям штата к открытому противостоянию Вашингтону в случаи его отказа поддержать инициативу техасского губернатора. Хорошо помня горькие уроки Гражданской войны, никто из вашингтонских конгрессменов не желал возрождения мятежной Конфедерации Юга.
Техасцы получили право на специальную медаль, и тлеющие угли сепаратизма, были, по мнению конгресса, основательно присыпанные песком и отодвинуты в самый дальний ящик стола. Южане шумно отпраздновали свою победу, пригласив на торжество всех, за исключением генерала Першинга, которому не нашлось места на этом празднике. Он громко протестовал, посылая в Вашингтон гневные телеграммы одну за другой, но президент заставил Першинга проглотить эту горькую пилюлю, ради сохранения единства американской нации.
Полковник Хаус, сильно обозленный на Вильсона за его пренебрежение к предсказанной им угрозе сепаратизма именно в Техасе, усиленно сколачивал антипрезидентское лобби в Конгрессе и демократической партии, ставя в вину Вильсону его увлечение европейскими делами в противовес внутренним. Одновременно с этим часть сенаторов с подачи Хауса создали специальную комиссию, которая затребовала все правительственные документы, касающиеся первичной позиции Соединенных Штатов по отношению к войне в Европе.
Тщательно подобранные, они отчетливо показывали, как менялась позиция президента Вильсона от скрытой поддержки Германии в начале войны и вступления Америки в войну на стороне стран Антанты. И хотя действия комиссии носили закрытый характер, часть информации всё же просочилось в прессу, и стала достоянием общественности. Подобные действия Хауса заметно подрывали позиции Вильсона в Конгрессе, а так же делали весьма проблематичным его переизбрание на новый срок президентства.
Кроме трёх китов мировой дипломатии, на мирной конференции в Париже свою игру намеривался вести и итальянский премьер-министр Витторио Орландо. Соблазненное щедрыми посулами Антанты, итальянское королевство вступило в войну против Австрии, честно проведя в одном строю с союзниками все три года то, победно наступая, то, спешно отступая, возвращая врагу занятую ранее территорию. Теперь, оказавшись в числе победителей, итальянцы с нетерпением ждали дележа австрийских земель и флота.
Вслед за Италией свою долю трофеев в Париже собирались получить так же греки и бельгийцы. Последние были насильственно втянуты в военный круговорот благодаря германскому вторжению и стали союзником Антанты вопреки своему желанию. Доблестно сражаясь против кайзера вместе с французами и британцами, бельгийцы в качестве достойного приза за пролитую кровь своих солдат и разорение их земель, хотели получить Люксембург, чья великая герцогиня запятнала себя сотрудничеством с Вильгельмом. Таковые были планы и намерения различных сторон собравшихся в марте 1919 года во французской столице.
Европейцы с опаской и определенным напряжением ожидали прибытия русской делегации во главе с Верховным правителем России генералом Алексеевым, унаследовавший этот пост от недавно скончавшегося генерала Корнилова. Он был совершенно неизвестной фигурой для европейских дипломатов. Оттесненный на задний план такими фигурами как Корнилов и Духонин, Алексеев был занят проблемами военных поставок фронту и внутренними делами тыла и не принимал участия в принятии политических решений на последнем этапе войны.
Многие из европейских дипломатов считали его более мягким и податливым западному влиянию политиком, в отличие от жесткого Корнилова и Духонина, проводивших свою внешнюю политику исходя исключительно из интересов России. Но были и такие, которые считали Алексеева достойным приемником почившего Корнилова.
Загадочный «русский сфинкс» как окрестили его европейские газеты, прибыл на поезде в Париж, 19 марта, за два дня до открытия мирной конференции. Вместе с ним, в составе русской делегации, прибыл и личный советник бывшего московского генерал-губернатора, господин Иванов, сделавший за последний год стремительную карьеру. Поднявшись по крутой чиновничьей лестнице от простого консультанта до уровня тайного советника генерала Алексеева. Многие чиновники из аппарата генерал-губернатора с пренебрежением косились в сторону Иванова, прекрасно зная, что под простой русской фамилией скрывается бывший эсдек Сталин. Но при всей своей классовой ненависти к нему, все они были вынуждены признать, что обозначенный господин получил подобное повышение исключительно благодаря своему трудолюбию.
Страстный трудоголик, он не сидел в кремлевском кабинете, куда переехал Алексеев после перевода столицы из Питера в Москву, а непрерывно разъезжал по всей необъятной России, выполняя то или иное поручение своего патрона. Всё, что ему поручалось, он выполнял в срок и качественно, не гнушаясь при этом применить силу мандата подписанного Верховным правителем страны, если это было необходимо ради пользы дела. Вместе с ним ездила специальная комиссия, имевшая право от Корнилова выносить любое решение, основываясь на законах военного времени, вплоть до расстрела.
Для этой цели в небольшом поезде Сталина находилась специальная расстрельная команда, которая могла моментально привести в исполнение смертельный приговор грозной комиссии. За всё время поездок, это пришлось сделать всего два раза, но зато слухи и рассказы о крутости и беспощадности посланца генерал-губернатора, моментально облетели все чиновничьи веси страны, обрастая по мере продвижения всё более страшными и ужасными подробностями.
Подобная слава как нельзя лучше помогала Сталину справляться с поручениями, поскольку, узнав о выезде в их сторону всесильного чиновника по специальным поручениям, местные властители теряли сон и аппетит, заранее боясь жуткого кавказского монстра и его расстрельный взвод, набранный из пленных мадьяров.
Помимо кровожадности и свирепости господина Иванова, чиновники так же знали, что в случаи необходимости он мог спокойно задержаться на целый месяц. Так было на южном Урале, где требовалось значительно увеличить добычу руды для нужд фронта. Кроме этого, господин Иванов имел скверную привычку внезапно возвращаться, через неделю-другую после своего отъезда, что бы на деле, а не на бумаге проверить выполнение его указаний.
Одним словом, господина Иванова боялись и ненавидели, но всё необходимое делалось и делалось в срок, что было очень важно для достижения победы на фронте. Эта способность пробивать любую преграду, которая удивительным образом уживалась с готовностью идти на компромисс и искать взаимоприемлемые точки согласия, заставили нового правителя России оставить бывшего эсдека в своей свите после окончания войны.
