Аркадий перевёл дух, вытер пот со лба и продолжил.
— А теперь представь, что рядом с перевёрнутой лодкой кораблик плавает. Ладный, изукрашенный, узорами разрисованный. Да вот беда, при строительстве кто-то забыл про рулевое весло. Нету его совсем. И носа острого, чтоб разрезать волну, тоже нету. Да парусов втрое менее на корабле, чем ему для плавания надобно. Представил?
— Да, — кивнул Петров. Лицо у него потемнело, будто он за время разговора успел загореть. — Представил.
— Ну, досочку какую-то туда умудрились вместо кормового весла приткнуть, только не то что шторма, и лёгкой волны та досочка не вынесет, сломается.
Аркадий прервал своё объяснение, налил в большую чарку из стоявшего на столе кувшина квасу и осушил её. Потом ещё раз вытер пот со лба — объяснение давалось ему нелегко. Меньше всего ему хотелось испортить отношения с таким влиятельным на Дону человеком. Значит: из шкуры выпрыгивай, но внятно объясни.
— Эх, если бы поправить мозги можно было так же легко, как перестроить корабль! Они Господом нашим в тысячу тысяч раз сложнее устроены. Тихих сумасшедших, как я помню, и в наше время лечить не умели. Даже самые наилучшие доктора, в смысле, лекари, по заболеваниям головы. Я там не с одним таким тихим дурачком встречался. Буйных-то в особых заведениях держат, чтоб они невзначай кого не убили.
Аркадий махнул рукой и налил ещё себе квасу. Оба посидели молча. Потом Осип поднял на собеседника тяжёлый взгляд.
— Понял я, Москаль. Ежели Господь судил ему сумасшедшим быть, не в силах человеческих это изменить. Против Бога не попрёшь, его не переборешь.
Атаман взял другой кувшин, с вином, и щедро плеснул себе, и собеседнику. Они, молча, не чокаясь, выпили.
Осип Петров действительно понял бессилие попаданца перед страшной болезнью. И позже ни разу не дал повода заподозрить его в затаённой обиде. Однако не все были такими умными. Этот разговор стал первым звоночком разраставшейся как снежный ком славы великого исцелителя Москаля-чародея.
Слава мирская. Азов, зима 7147 года от с.м.
Два дня после обращения Калуженина за помощью в лечении племянника никто по лекарскому делу Аркадия не беспокоил. Он уже начал успешно себя успокаивать, что напрасно пугался и всё обойдётся, как к нему привезли паралитика. Два уже пожилых, по местным меркам, в возрасте за сорок лет, но крепких казака доставили для лечения к великому исцелителю пациента. Молодого родственника с полностью парализованными ногами. От парня заметно пованивало, видимо, он потерял чувствительность не только ног.
Внятно ответить на вопрос: "Почему вы сюда приехали?" никто из троицы не смог. Старшие мямлили что-то невразумительное, юноша испуганно молчал. Попаданец психовал, с трудом удерживаясь от матов, да и то сугубо из-за несчастного вида покалеченного казака. В конце концов, удалось выяснить, что бедолага два года назад неудачно упал с лошади и у него отнялись ноги. Полностью. Все костоправы от лечения дружно отказались, заявив, что поломался хребет и помочь может только господь бог.
Аркадий припомнил фильм о Дикуле, который после подобной травмы не просто встал, но и выступал в цирке, поднимая на потеху публики за передок автомобили и жонглируя тяжеленными гирями. Прикрикнув на бубнящих что-то старших казаков и заставив их замолчать, он присел, чтобы глядеть в глаза сидящего на земле паралитика. Из карих зеркал души на него, казалось, глянули страдание и боль.
— Слушай внимательно, потому что на повторение у меня нет ни времени, ни желания. Ты меня хорошо понимаешь?
Парень, имени которого Аркадий так и не удосужился спросить, мелко и часто закивал.
— Вылечить тебя действительно может только Господь Бог, если ты ему в этом будешь помогать.
Аркадий рассказал всё, что вспомнил о методе лечения Дикуля. Предупредил, что без тяжёлого, болезненного труда каждый день о каком-либо выздоровлении даже мечтать бессмысленно.
— Если позволишь себе хоть раз расслабиться, пожалеть себя, сиротинушку убогого, испугаться болей сильных — таким и останешься. Молись, но не перед иконой, а в трудах тяжких по возвращению здоровья. Вот тогда, может быть, господь и заметит твои молитвы. И дарует выздоровление. Кстати, первым признаком начавшегося выздоровления будет боль. Сильная. Не убоишься её?
Юноша энергично замотал головой.
— Хорошо. Как тебя зовут?
— Серафим, — неожиданным сочным баском ответил несчастный.
— Теперь, Серафим, у тебя два пути. Остаться таким, каков ты сейчас есть, выпрашивая у людей всё, что тебе будет нужно. Или каждодневным трудом, через преодоление лени, боли и страдания, попробовать вернуться к обычной жизни. И я не могу сказать за Господа, прислушается он к таким твоим молитвам, или нет. Но к обычным, у иконы — точно не прислушается. А к идущим через преодоление мучений… может, и снизойдёт. Будешь себя изводить, чтобы выздороветь?
— Да! — севшим от волнения голосом, но, тем не менее, экспрессивно, хрипло каркнул Серафим. Отчаянье и боль в его глазах сменились надеждой и благодарностью.
Аркадий на удивление хорошо вспомнил без всякого гипноза виденные в фильме конструкции, все показанные там упражнения. Нарисовал свинцовым карандашом на бумаге приспособления, которые нужно будет соорудить в хате пострадавшего. Рассказал, что его родственникам и ему самому надо массировать.
— Запомни, если потеряешь веру — потеряешь всё. Но одной веры — мало. Ты меня понял?
— Да! — уже нормальным голосом, басом, ответил парень.
— Жалеть себя не будешь?
— Не буду!
— Вот и хорошо. Но быстрого выздоровления не будет, не надейся. Поскольку невозможно себя мытарить круглосуточно, тебе пока стоило бы освоить какое-нибудь ремесло, чтобы быть полезным людям. Есть ведь дела, с которыми можно справиться, и даже стать мастером, не имея ног. Подумай, к чему такому у тебя лежит душа, а твои родственники помогут тебе это ремесло освоить или человека для обучения наймут.
Вскоре посетители уехали обратно, а попаданец занялся своими привычными делами. Вечером он зарисовал устройства Дикуля ещё раз и продиктовал рецепты для лечения от паралича из-за травмы позвоночника. Вдруг ещё кому пригодится?
Несколько дней охране и джурам удавалось удачно отбиваться от желающих излечения страдальцев или их родственников. Зима бурному росту технического прогресса не способствовала, поэтому Аркадий уделял много времени надиктовке всех могущих оказаться полезными сведений, которые вспоминались. А благодаря интересу к альтернативкам и пристрастию к поиску в мировой паутине, знал он, как выяснилось, немало. Вот только воплотить эти знания в жизнь по большей части было сложно. Не хватало людей с соответствующей подготовкой и средств производства. Многое можно было построить самим, но на это нужны было время и немалые ресурсы. Собственно, он уже осознавал, что значительную часть извлечённой из памяти информации смогут реализовать, воплотить в жизнь, только его преемники.
Затем последовал неприятный инцидент на улице. Под ноги лошадей возвращавшегося из-за города попаданцева отряда бросился человек. Точнее — под копыта Фырка, венгерского жеребца Аркадия. Ни у кого из его охраны или джур сравнимых по ходовым качествам коней не было, так что попаданец всегда скакал первым, возглавляя своих подчинённых, как официальным командиром, так и неформальным лидером которых был. Стремительный рывок от соседнего забора казака в боевом прикиде — то есть в лохмотьях — стал для Аркадия очень неприятным сюрпризом. Конь, в естественном нежелании наступить на человека, скакнул козлом, не ожидавший такой подлянки всадник чудом удержался в седле, сначала взлетев над ним, а потом неловко свалившись обратно. Во избежание падения на землю, еле успев обнять жеребца за шею. При этом Аркадий получил хороший толчок в пах и живот, так что в разборку с потенциальным самоубийцей смог вступить не сразу.
Мода на шахидов с их поясами ещё не пришла, особой опасности от так сильно рисковавшего человека не ждали. Все дружно остановились и начали выяснять "кто" и "зачем"? Половина спешилась и принялась помогать совершенно не пострадавшему от броска под копыта человеку. Выпавший на короткое время из реальности из-за острой боли в паху попаданец наконец смог перевести дух и взять бразды правления в свои руки. Кратко, командным языком, он объяснил охране и джурам неправильность их поведения. Ведь много раз рассказывал, что в подобных случаях надо немедленно увеличивать скорость передвижения, а не останавливаться. Командира, если он временно потерял боеспособность, необходимо эвакуировать из опасного места. Приказав одному из джур расспросить и доложить, остальным пповелел следовать за собой.
Во дворе своего дома выстроил всех сопровождающих и устроил им грандиозный разнос. У Аркадия было острое предчувствие, что хорошая охрана от убийц ему может понадобиться в ближайшем будущем, а приучить подчинённых к нормам поведения двадцать первого века в случаях потенциальной опасности никак не удавалось. Увы, слишком часто они начинали действовать не по полученным инструкциям, а по своему разумению. Норма: "Я начальник, ты — дурак…" у казаков не работала совершенно. Дурные начальственные головы здесь было принято откручивать или лишать их возможности делать глупости другим, не менее радикальным способом.
