— С чего это ты взял? — нахмурился вельможа, а почки его ушей предательски покраснели. — Вовсе нет.
Крестьянин безразлично пожал плечами: ну, раз так, воля ваша.
— А ты куда путь держишь, человече? — после неловкой паузы спросил вельможа.
— Возвращаюсь в замок моего господина, — ответил крестьянин, поглаживая борзую, которая смотрела на него ласковыми и преданными глазами. — Вот настрелял дичи и возвращаюсь. Мой господин ужинает поздно.
— При этих словах он почему-то усмехнулся. — Очень поздно. А любит, чтобы все было свежее.
— И что ж это за птица такая, твой господин?
Крестьянин укоризненно покачал головой.
— Никакая он не птица, сударь. К сведению вашей милости, я имею честь служить у САМОГО дона Фелипе — хозяина этого края. И ежели он птица, то не простая — орел!
— Так ты служишь у графа Кантабрийского?!
— Да, сударь. У его высочества, — ответил крестьянин, особо подчеркнув титул своего господина.
— И сейчас ты возвращаешься в его замок?
— Да, да, ваша милость. Прямо в замок его высочества.
Вельможа обрадовался: вот так удача!
— Прекрасно! — удовлетворенно и с явным облегчением произнес он. — Просто великолепно! Нам, оказывается, по пути. Я, видишь ли, тоже еду к дону Фелипе.
— Вот как, — вежливо сказал крестьянин. — Сеньор дон Фелипе, без сомнений, будет рад такому гостю, как ваша милость.
— Да уж, надеюсь, — сказал вельможа и спешился. — Если хочешь, можешь повесить сумку на луку седла, — предложил он крестьянину. — Вижу, ты славно поохотился.
— Так, стало быть, ваша милость собираетесь идти пешком? — спросил крестьянин.
— Да, — кивнул вельможа, — мы пойдем вместе. — Он немного помедлил, затем добавил: — И вообще, зря ты бродишь по лесу один. Не ровен час, нарвешься на разбойников, и тогда твой хозяин останется без свежей дичи на ужин.
Крестьянин украдкой ухмыльнулся: нетрудно было раскусить наивную хитрость этого спесивого господина.
— Однако же, ваша милость, дорога нам предстоит неблизкая. Лучше бы вам поехать верхом, а то пока мы доберемся…
— Сам знаю, что далеко, — раздраженно оборвал его вельможа. — Но я весь день провел в седле и хочу малость поразмять ноги.
— Воля ваша, сударь, — сказал слуга Филиппа. — Мне-то что.
И они пошли.
— А как тебя зовут, человече? — спросил вельможа.
— Гоше, к сведению вашей милости.
— Гоше? Странное имя. Ты откуда?
— Да здешний я, сударь, здешний. Это их высочество дали мне такое имя. Сказали, что прежнее им трудно выговаривать.
— Ага. Судя по произношению, ты баск.
— Ваша милость угадали.
— И ты согласился переменить имя?
— Согласился, ваша милость, с радостию согласился. Ведь сеньор дон Фелипе освободил меня, и теперь я служу ему как свободный человек, а не как раб.
— Да, да, что-то такое я слышал. За выкуп.
— Сеньор дон Фелипе всех освободил. Сперва за откупную, а у кого не было чем платить, тех их высочество позже освободили задаром. И меня в том числе…
Они шли не спеша, наслаждаясь приятным вечером и непринужденно беседуя. Против ожидания, вельможа обнаружил, что ему доставляет удовольствие общение со слугой-крестьянином, в котором за внешним простодушием, несколько нарочитой грубостью и неуклюжестью речи скрывался незаурядный, живой и хитрый ум. В частности, вельможа не сомневался, что деньги у этого малого всегда водились, но он не спешил выкладывать их за свое освобождение, предвидя, что коль скоро граф Кантабрийский решил отменить в своих владениях крепостное право, то в конечном итоге свободу получат все — независимо от того, заплатили они выкуп или нет. Со своей стороны, крестьянин заключил, что его знатный спутник не так уж надменен и спесив, как пытался показать это в начале их знакомства; скорее всего, к такому поведению его принуждало занимаемое им высокое положение, а по природе своей он был довольно мягок, добр и сердечен. В общем, оба остались довольны друг другом и даже не заметили, как оказались у ворот новенького опрятного замка на берегу реки Эбро.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и вокруг начали сгущаться сумерки. Крестьянин провел вельможу в дом сеньора — небольшое двухэтажное здание с чисто выбеленными стенами, местами увитыми молодым плющом, — где поручил его заботам юного пажа с необычайно серьезной миной на лице. Молчаливый паж препроводил гостя в просторную, роскошно обставленную гостиную на первом этаже и вежливо попросил его немного подождать, пока он доложит о его прибытии.
Когда паж ушел, вельможа снял с себя дорожный плащ и шляпу, аккуратно положил их вместе со шпагой на ближайшее кресло и неторопливо осмотрел комнату. Затем он подошел к небольшому зеркалу, висевшему на стене между окнами, пригладил всклоченные темно-каштановые волосы и подкрутил свои пышные черные усы.
Вскоре в дверях гостиной появился седой, преклонного возраста мужчина в серой сутане монаха.
— Pax vobiscum, mi fili.* Гость повернулся на голос и, увидев вошедшего, ответил, перекрестившись:
— Et vobis pax, pater reverendissime.*
— Прошу прощения, сударь, — сказал преподобный отец, жестом приглашая молодого вельможу садиться, — сеньор дон Фелипе сейчас в отлучке, так что вам, боюсь, весь вечер придется довольствоваться моим скромным обществом.
— Я всегда рад общению с людьми вашего сана, падре, — учтиво ответил вельможа. — Особенно после такого утомительного и полного забот дня, как сегодня.
Устраиваясь в удобном кресле, гость отметил про себя, что взгляд у его собеседника грустный и усталый.
— Я преподобный Антонио, — представился падре. — Канцлер графства, капеллан замка и духовник дона Фелипе. Мне доложили, что вы прибыли к нам с деловым визитом.
— Да, — подтвердил гость. — Я здесь по поручению его величества короля Кастилии и Леона Фернандо Четвертого.
— Да хранит его Бог, — сказал преподобный отец. — А вас, милостивый государь, как прикажете величать?
— При дворе меня называют просто доном Альфонсо, — уклончиво ответил вельможа. — И вы весьма обяжете меня, если будете обращаться ко мне так же.
Падре на мгновение приподнял бровь, затем пожал плечами.
«Ну что ж, — подумал он, догадываясь, с кем имеет дело. — Если его высочество желает оставаться инкогнито, так тому и быть».
— Сейчас готовят ужин, — после короткой паузы сообщил он, — А пока мы можем поговорить о делах. Видите ли, дон Альфонсо, в данный момент Кантабрией приходится управлять мне. Дон Фелипе нынче мало интересуется хозяйственными делами, и если целью вашего визита к нам является инспекция графства и ознакомление на месте с текущими проблемами, то я весь к вашим услугам. А к завтрашнему утру вам будут представлены все необходимые отчеты.
Дон Альфонсо отрицательно покачал головой.
— В этом нет нужды, дон Антонио. Что касается положения дел в графстве, то ни я, ни его величество никаких претензий к вам не имеем. Здесь все в полном порядке: и налоги в королевскую казну приходят исправно, и войско предоставляется по первому же требованию, всегда хорошо снаряженное и обученное, и вообще лояльность Кантабрии к Короне и Государству никем не подвергается сомнению. Другое дело — сам граф.
Падре тяжело вздохнул.
— Да уж, сударь, правда ваша. С доном Фелипе не все в порядке. Далеко не все.
— И король дон Фернандо того же мнения, — подхватил гость, — Дон Фелипе, один из грандов Кастилии, первый принц Галлии, к тому же его внучатый племянник, уже почти два года, как непосредственно вступил во владение графством и еще ни разу не появился при дворе. Естественно, это не может не вызвать удивления и даже недовольства у его величества.
— Вы правы, дон Альфонсо, — с готовностью согласился падре. — И удивление, и недовольство королевского величества вполне понятны. Однако же, когда дон Фелипе приехал в Кантабрию, дон Фернандо во главе своей армии находился в Андалусии. Господин граф лишь недавно женился и, конечно, не мог поехать с молодой женой, даже слишком молодой, царство ей небесное…
— Этого никто и не требовал, дон Антонио. Но ведь с марта прошлого года длится перемирие, так что в распоряжении дона Фелипе было достаточно времени, чтобы наведаться в Толедо.
— С прошлого года, — задумчиво повторил падре. — Как раз в прошлом году, милостивый государь, все и пошло кувырком. Год назад… Да, да, скоро исполнится ровно год, как умерла донья Луиза, и с тех пор дон Фелипе никак не придет в себя.
— Вот как? — осторожно произнес дон Альфонсо и решил выражаться по возможности мягче и деликатнее, чтобы случаем не задеть старика, который, судя по всему, был привязан к Филиппу, как к родному сыну. — А при дворе говорят совсем иное. Утверждают — я, конечно, прошу прощения, но так говорят при дворе, — что потеря жены не очень огорчила господина графа. И хотя госпожа графиня была не слишком знатного рода, и брак с ней дона Фелипе никто не одобрял, все же образ жизни, который он начал вести вскоре после ее смерти… э-э, вызывает недоумение, а кое-кого… надеюсь, вы понимаете, КОГО я имею в виду в первую очередь?.. Так вот, КОЕ-КОГО поведение дона Фелипе просто шокирует.
