желая ронять авторитет вожака перед посторонним, пусть даже магом. Достаточно, что он его уже самого поронял: одежда Глаза имела значительные следы соприкосновения с полом помещения, в котором я очнулся.
— След возьму, но на ваш страх и риск. Может, пацан уже в полиции сидит, на вас заяву пишет.
— Да не сидит, — уверенно ответил Глаз и опять плюнул. — Ссыкло он. Дома не появлялся, проверено. Зашкерился где–то.
По воспоминаниям Ярослава, а теперь моим, в семье брать было нечего. Жили бедно, от зарплаты до зарплаты матери. С чего Глаз вдруг уверился, что поимеет там денег?
Стоять дальше было опасно. От чужого поиска мне не закрыться. Поэтому я рванул к дороге, плюнув на всякую осторожность. На дорогу вылетел из кустов и чуть не попал под машину. Она задела краем, но этого оказалось достаточно, чтобы невидимость слетела. Водитель то ли меня не заметил, то ли ему было наплевать, но он не остановился. Зато затормозила следующая машина.
— Пацан, ты сдурел под колеса бросаться? — гаркнул мужик. Дверцу он не открыл, опустил стекло. — Жить надоело? Так с моста сигани, никого за собой не потянешь.
— Помогите, — прохрипел я. — Меня похитили. Мне нужно в полицию.
Голос был чужим. Я взялся рукой за горло, саднившее от сухости.
Мужик за рулем перегнулся через пассажирское сиденье.
— Видок у тебя еще тот. Садись.
Он распахнул дверцу, и я бросился внутрь. Как раз донесся поисковый импульс, заставив дернуться и прошипеть сквозь зубы. Водитель решил, что от боли.
— Били? — спросил он и протянул бутылку с водой.
— Да, — коротко ответил я, — Спасибо.
Только сейчас я понял, насколько хочу пить, в горле бушевала пылевая буря, а руки казались сухими как у мумии. Автомобиль мягко тронулся с места. На ровной дороге машину даже не покачивало. Я отпивал по маленькому глотку, перекатывал во рту и глотал живительную влагу, чувствую, как проясняется в голове. Сидеть было удобно. Не портал, конечно, но тоже имеет право на существование. Мир отсталый, но стараются, развиваются и уже за это заслуживают уважения.
Источник импульса удалялся, пока я вообще его не потерял. Но это не значит, что Серый потерял меня — мои нынешние возможности были куда скромнее его. И если я не чувствовал его магии, еще не значит, что его магия не чувствовала меня. Прошлая жизнь меня научила, что нельзя недооценивать даже друзей, а уж на врагов желательно иметь полную выкладку. Ощущать себя слабым было непривычно, но для реципиента это было в норме — находился он в самом низу местной иерархии.
— А что хотели–то?
— Денег.
— Это–то понятно, — хохотнул водитель, не отвлекаясь от дороги. — А за что?
— Почему–то решили, что за меня им заплатит дед.
Ответ вылетел сам, даже раньше, чем я вспомнил, что бандиты говорили про деда. Дедов было два. Елисеев, со стороны матери, отказался от дочери и меня сразу, как узнал, что та беременна. Лазарев, со стороны отца, появился только раз, и то не сам, а через представителя, протестировавшего мои способности. Тест не показал ничего — еще бы, с таким источником! — и Лазаревы потеряли ко мне интерес. Память Ярослава продолжала быть чужой, но делилась уже охотнее.
— А кто у нас дед?
— Кто бы ни был, ему до меня дела нет. Платить бы он не стал.
— Понятно что ничего не понятно.
Я шутливую интонацию не принял. Было плохо. Полученное тело сегодня отработало на пределе и держалось только на моей воле. Поспать бы, но сначала нужно оказаться в безопасности.
В полицейский участок мужик пошел со мной. Решил, что понадобится свидетель. И точно, с ним говорили куда уважительней и с доверием. Позвонили моей матери, телефон которой, хоть с трудом, но вспомнился. Привели врача, который засвидетельствовал не только ушиб головы, но и множественные ушибы в других местах. Не слишком уважительно относились к моему телу, пока я был без сознания.
Влетевшая в комнату зареванная женщина была молода и хороша собой, чего не могли скрыть даже припухшие глаза и потеки косметики на лице.
— Ярик, — метнулась она ко мне. — Я чуть с ума не сошла, когда мне позвонили и потребовали деньги.
— Только не говори, что ты их начала собирать, мама, — буркнул я, чувствуя себя… странно.
Ярослав мать не любил, считал, что она была обязана стрясти с отца побольше денег, чтобы сын ни в чем не нуждался. Не смогла? Плохая мать, значит, любить ее не за что. Но от женщины веяло любовью, теплом и отголосками перенесенного ужаса от возможной потери, и я поневоле ощутил сродство. В моем мире из семьи меня забрали столь рано, что я не помнил родителей, которых заменил мне учитель. Только он переживал обо мне. Или о моей магии, что для него было одним и тем же.
— Я бы их собрала, Ярик, — всхлипнула женщина.
Почему–то подумалось, что по возрасту она могла бы быть моей подружкой в прошлой жизни. Сколько ей? Тридцать с небольшим?
— Вера Андреевна, кто вам звонил? — перевел внимание на себя полицейский.
— Он не представился. Сказал, что если хочу видеть сына живым, должна собрать три миллиона до завтра.
Похоже, Глаз решил, что если я не могу позвонить деду, то сам он может позвонить моей матери и стрясти с нее деньги за тело. Тело было моим, продавать его он не имел права. К списку претензий прибавилась еще одна строка.
Расспрашивали нас долго. Полицейский столь уверенно говорил, что они разберутся и непременно найдут, если мы вдруг не заберем заявление, что нужно было быть полным идиотом, чтобы не догадаться: ничего делать он не будет в расчете, что на нас с мамой надавят и мы откажемся от показаний.
Домой нас отвез тот же мужик, что привез меня в полицию, но помнил это я уже смутно: тело окончательно выходило из–под контроля, уснул я сразу, как оказался на кровати. Непозволительная роскошь для мага — без защиты, без сторожевых заклинаний, даже без простейшего ритуала по восстановлению.
Глава 2
Утром я проснулся, когда мать Ярослава уже ушла. Чем меньше я с ней буду контактировать, тем лучше: останется мне чужой и не придется думать, что она переживает о сыне, когда я уйду. Ей же лучше, молодая еще, без ребенка легче устроит свою жизнь. Вчерашний мужик довез нас не только из доброты душевной, все интересовался на пороге, не может ли он чем помочь Вере Андреевне. И смотрел на мать Ярослава так, что было понятно: запал.
Я потянулся, приноравливаясь к телу. Оно ощущалось уже
