Полёт до Сент-Августина прошёл в безмятежных разговорах с Марией Мануэлой и остальными пассажирами цеппелина, а вот во Флориде меня ждали важные новости. Президент Мэдисон согласился встретиться на моих условиях и ждал подробностей, где и когда.
Это значит, что как только мы вернемся в Сан-Франциско, мне нужно практически сразу лететь обратно во Флориду.
Встреча должна будет пройти через три недели на борту нашего фрегата "Сан Хуан", в пятидесяти милях восточнее Сент-Августина. Это будет последняя миссия нашего корабля в Атлантике, после этого он пройдет обслуживание и отправится в Калифорнию.
Как рассказал мне Яннис, капитан "Сан Хуана" корабль уже не в порядке. Его нужно ставить по-хорошему его нужно ставить в док, так как есть несколько течей в трюмах, Насосы, которые мы поставили в трюмах, пока справляются, но работают постоянно.
Если они выдут из строя корабль станет непригодным к плаванью, да и расход угля вырос очень прилично. Так что купим Мэдисона на его борту и на ремонт. Янис уже договорился о работах с мэром Сент-Августина. Этот хитрован попробовал слупить с сына Дукаса втридорога и взять аванс, но это была очень плохая идея. Пара людей Шиая навестили мэра, и наследующее утро он ударил по рукам с Янисом.
Мой сын выбил из Мэдисона хорошие условия получения американским президентом денег. Мэдисон обязался немедленно дать добро на открытие вербовочных контор, обеспечить их охрану с рекламой и прекратить любые нападки в прессе и на меня и на Калифорнийскую республику.
Кроме того, на встрече с Мэдисоном мы обсудим сухопутную торговлю между Калифорнией и США. Переговоры Ахайи, Текумсе и вождей команчей идут успешно, союз практически сформирован и хозяева великих степей уже согласны пропускать караваны с одного побережья на другое. Пока только торговые, но и до переселенческих недалеко.
Всё это обойдётся мне всего в сто тысяч золотых калифорнийских долларов. На русского царя, да и на наш японский проект мы тратим намного больше. Но что поделать, после англо-американской войны президент Соединённых Штатов очень сильно потерял в цене.
* * *
Двадцать третье февраля тысяча восемьсот десятого года. Сан-Франциско, Калифорния
— Белый Дух, ты уверен, что тебе нужны тлинкиты? Они хорошие воины, но полные дикари, — спросил Шиай.
Мы сидим на заднем дворе президентской резиденции. Мария Мануэла со своей неразлучной подругой Кончитой разбили здесь великолепный сад. Наши китайские плотники соорудили несколько беседок в традиционном стиле, а японцы сделали сад камней.
Если Калифорния устоит в вихре времён, а я в этом пока не уверен, то лет через сто пятьдесят — двести по президентскому дворцу будут водить экскурсии и этот сад будет обязательной её частью.
Но до этого пока далеко, а сейчас в одной из этих китайских беседок сидим мы с будущим вождем семинолов. Я пью виски, а Шиай курит кальян.
Эту индийскую новинку, кальяны появились в Европе сравнительно недавно, и я привез несколько штук из Петербурга. Один из них я и подарил Шиаю. Мне кальяны не нравились в прошлой жизни, в этой я тоже не стал их фанатом, а вот Шиай наоборот оценил кальян по достоинству.
— Они не более дикари, чем новые союзники твоего отца команчи. И они мне действительно нужны, не только как воины, но и как лояльные моей власти жители Аляски. Посмотри: вы, олони, тонгва, винту, народы под рукой Текумсе. Все перечисленные изменились, кто-то больше, кто-то меньше, но все живут уже совсем по-другому. Лучше, богаче и сытнее.
А вот тлинкиты пока нет. С тех пор как ты надавал им по рогам, для них ничего не изменилось. Они прекратили нападать на наших русских на Аляске и всё. Тлинкиты живут на нашей территории, но для них это ничего не значит.
— Тогда почему ты не хочешь начать с ними также как с олони? Школы, миссионеры, хорошие дома, еды вдоволь. Может быть, надо начать с этого?
— Если бы нашей столицей был Новоархангельск, а не Сан-Франциско, то да. Но это не так, да и Аляска это не Калифорния. Поэтому я хочу начать с армии. Во-первых, туда мы заберём самых буйных, тех, кто хочет воевать. Во-вторых, обучать солдат тлинкитов мы будем не здесь, а на Аляске. Военные лагеря и станут теми островками цивилизации, с которых начнется изменения этого народа.
— А ты не боишься что вместо того что бы стать частью твоей армии, эти тлинкиты получат в руки современное оружие и обратят его против тебя?
— Нет, не боюсь. Я возьму заложников.
— Да, я не подумал об этом. Заложники хорошая идея. Только не крести пока тлинкитов. Если ты привезёшь сюда их говорящих с предками, то они точно не взбунтуются.
На следующий день с сотней семинолов и сотней олони под командованием Билли, Шиай отправился на Аляску. Он должен будет привести сюда вождей и шаманов тлинкитов. Часть из них останутся в Сан-Франциско, а часть вернутся домой. Если всё пройдет гладко, то через месяц другой на Аляске мы начнём строить военные городки для наших новых рекрутов.
На первый взгляд, то, что я собираюсь сделать с тлинкитами очень подло. Это аборигены Калифорнии добровольно и с радостью признали мою власть. Я дал им сытую спокойную жизнь и защитил от страшных болезней, корь и оспа больше не страшна.
С коренными жителями Аляски ситуация другая. Я буду ломать их образ жизни через колено. Выдерну из их племени самых пассионарных членов и превращу их в своих солдат. А потом я против их воли превращу и всех остальных в то, что мне нужно.
Но это только на первый взгляд подлость. Если посмотреть чуть дальше, то мои действия наоборот будут выглядеть как спасение их народа. Никто не будет запрещать тлинкитам верить в то, во что они хотят и сохранять свою идентичность. Став настоящей частью моей страны они сохранят свою культуру, а не растворятся в небытии
* * *
Двадцать четвертое февраля тысяча восемьсот десятого года. Тюильри, Париж, Французская Империя.
Император всех французов был плох. К тошноте, дезориентации в пространстве и постоянным головным болям добавились еще и обмороки, и частичный паралич, левой руки и пальцев ног. Пока Бонапарт находился в постели, всё было относительно нормально, но стоило ему попытаться встать, начинались приступы. Придворные медики, оставшись без Корвизара, превратились в испуганных студентов, которые просто не знали чем помочь императору.
Еще и Мария Валевская, любовница Бонапарта, подливала масла в огонь. Её любовь к современному Александру Македонскому оказалась очень корыстной, этой горячей полячке было нужно только одно: свобода её любимой Польши. Она буквально требовала от Наполеона что бы тот встал и превратился в того потрясателя вселенной которым был до злополучного Ваграма.
Добилась она только того, что прибывший на аудиенцию к Бонапарту Мюрат просто выкинул её прочь из спальни императора, когда Валевская устроила Бонапарту очередной концерт. К сожалению, для полячки она решила это сделать в присутствии лучшего кавалериста Франции. Тот не зря был чуть ли не самым решительным человеком в армии Наполеона.
Когда двери спальни Бонапарта закрылись перед носом Валевской, она буквально набросилась на Мюрата:
— Месье, вы хоть и маршал Франции, но Бонапарт с вас шкуру спустит, если вы не пустите меня обратно! Вы хоть понимаете кто перед вами?
— Да, понимаю. Польская шлюха, которая залезла в постель императора, и которая своими истериками мешает ему выздороветь.
— Да как ты смеешь мужлан!
— Мадам, еще одно слово и вы под конвоем отправитесь в ту польскую дыру, где император вас подобрал, Краков что ли.
— Я этого так не оставлю, — сказала Валевская и удалилась.
Эта сцена разворачивалась при маршале Ланне, который, не стесняясь, смеялся в голос.
— Вот уж не думал что его величество король Неаполя такая грубая сволочь, не пускает любящую женщину к постели мужчины.
— Не тебе говорить о грубости. Не был бы ты маршалом Франции, давно бы за твой длинный язык тебя бы удавили в какой-нибудь подворотне.
