Польши понесло.
— Я не понимаю, как можно работать с такими союзниками? Обдерут тебя как липку! И скажут, что делают это только ради твоего блага! Что скажешь, Януш?
И Игнаций уставился на премьер-министра, который рассматривал грани стакана, оценивая, не осталось ли на его стенках янтарной амброзии. Услышав вопрос старшего коллеги, Еджеевич, казалось, стряхнул с себя сонное состояние и произнёс:
— Игнаций, я знаю тебя давно, как и ты меня. И я не считаю, что всё так плохо. Да, за четыре корабля мы должны будем заплатить, но не так уж и много. Можно даже заплатить чуть больше. Мы можем себе это позволить. Флот получит корабли. Мы — страховку к пенсии. Но мы купим эти корабли только тогда, когда лорды гарантируют присоединение кораблей Гранд Флита к морской блокаде Балтики. Не германских портов, а портов СССР. Разницу чувствуешь?
— Но правительство Макдональда Старшего установило с советами дипотношения. Лейбористы хотят торговать с СССР. Хотя и по весьма ограниченному перечню продукции. Но деньги не пахнут. — возразил президент.
— Мы тоже хотим торговать с Москвой. Тем, что необходимо для нашей экономики. Но сейчас мы можем получить намного больше при противостоянии Москве. Намного больше, чем получим от сотрудничества с нею.
— Ты так думаешь? — в голосе Мосцицкого уверенности не было.
— У меня есть некоторые основания.
— Ты это про контакты с французами? — показал свою осведомленность президент.
— Это не мои контакты, но предложения поступили интересные. В отличии от лимонников лягушатники заинтересованы в том, чтобы Германия была максимально ослаблена. Они готовы поддержать многие наши претензии. И тоже считают время более чем удачным.
— Но их правительство пропускает в Германию интербригады. Это как понимать?
— Именно как подлить бензина в костер. Кроме того, они избавляются от самых взрывоопасных элементов у себя и своих соседей. А вот назад их пропускать не намерены.
— Петушки собираются утилизовать своих анархистов на германских нивах? Интересно! Тогда организуй нам встречу. Надо разобраться в этой ситуации. Очень может быть, предложение Парижа заинтересуют нас намного больше предложений Лондона.
[1] См. книгу «Мы, Мигель Мартинес. Гражданская война».
[2] То есть сохранения обычного порядка, закона, консервацию существующего положения дел.
Глава вторая
На позицию девушка…
Глава вторая
На позицию девушка…
Мадрид. Железнодорожный вокзал Аточа
15 декабря 1933 года
Построенный на месте городских ворот Аточа железнодорожный вокзал поражал своими размерами и суетой, царящей внутри него. Это диковинное название происходило испанского дикого дрока, мелкого кустарника, который не могли никак извести ещё каких-то сто лет тому назад, да и сейчас бурно рос вдоль местных дорог. Но сегодня на вокзале было особенно людно. На площади перед зданием станции собралась огромная толпа народа, разодетая в лучшие одежды, всюду висели знамена Испанской республики, но в самом центре площади развивалось множество партийных знамен, красных и черных. Там звучали речи, там выступали товарищи, которые отправлялись выполнить свой интернациональный долг в Германию, там выступали и те, кто оставался тут, готовить формирование второй интернациональной бригады. По общему соглашению, Первая интернациональная бригада получила имя Кропоткина, хотя в ее составе были не только анархисты самых разных направлений, но и коммунисты-троцкисты (из-за смерти своего вождя они не успели оформиться в какое-то отдельное движение, ставшее в нашей реальности Четвертым Интернационалом, но были представлены своими профсоюзами, имевшими серьезное влияние в политической жизни Испании). Костяк второй бригады должны были как раз составить троцкисты и отчасти, коммунисты, а также социалисты самых разных течений. Но ее формирование шло пока что полным ходом, а три тысячи триста сорок два бойца Первой бригады были уже готовы, они прошли курсы подготовки, пусть и краткие, но каждый умел обращаться с винтовкой, а это было уже немало. С дисциплиной… С дисциплиной всё было как у анархистов: на время боев она была железной. А вот потом… Комбригом был выбран хорошо знакомый Кольцову Хосе Буэнавентура Дуррути.
Он был одет тепло — в Германии климат намного холоднее, чем в благословенной Испании, поэтому подготовились ребята-анархисты со знанием дела. Все прекрасно понимали, что дело предстоит жаркое. И от того, как они будут одеты, тоже многое зависит. Ну вот, Дуррути закончил свою пламенную речь, как всегда, призывом к установлению справедливого общества. Все хотят торжества справедливости, только каждый воспринимает справедливость по-своему. Кто-то хочет, чтобы не было богатых, кто-то считает справедливым состояние, когда не будет бедных, кто-то видит справедливость в божественном слове, которое слышит только он один. Да, странно всё это. Справедливость, как и правда — очень пластическая субстанция. Каждый лепит что-то своё. Вот Хосе спустился с трибуны, его сразу же окружили товарищи и просто зеваки, которые тут наблюдались в огромном количестве. А он в этой дурацкой пилотке с кисточкой, ага, это ему на курсах боевой подготовки армейские товарищи подарили. А что? Личность он харизматическая, вокруг него всегда множество народа ошивается.
Впрочем, вот, увидел меня, замахал рукой, подхожу, куда я денусь. Тут, по документам я Мигель Мартинес. Догнал меня все-таки мой псевдоним, тут, в Испании и догнал. Когда увидел приготовленные документы Артузовым, чуть не поперхнулся… Блин! Надо же такое! Всё-таки история имеет свою инерцию. Как ни крути, а от ее штампов не открутишься.
— Мигель! Как тебе моя речь!
— Хорошо толкнул!
—???
— Это значит выступление грандиозо!
— Понял, твои шутки — штучки. А если в целом?
— Это действительно очень зажигательно, Хосе!
— Мигель, давай, переходи к анархистам. Я ведь вижу, что тебе наши идеи близки, по глазам вижу!
— Ничего от тебя, Хосе не скроешь. Скажем так, где-то в глубине моего коммунистического сердца идеи анархизма находят свой отклик. Но, сам знаешь, я уверен, что в ближайшем будущем царства анархии установить не получится.
— Мигель, всё в наших руках! Смотри! Три тысячи идейных анархистов сейчас отправляются на фронт! Воевать против фашизма! Ты же знаешь мой главный принцип: «С фашистами не надо разговаривать, их надо уничтожать!».
— И я с тобой согласен, Хосе.
— Так давай с нами.
— Поэтому я еду с вами, точнее, мой поезд уйдет на час раньше. Я хочу быть уверенным, что во Франции всё пройдёт как следует.
— Это дело! Ты знаешь, что там к нам присоединяться двести одиннадцать человек? И мы хотим сформировать отдельную
