автомате пробормотал я.
— Ну почему же, есть более действенные средства, — на полном серьёзе ответила «секретарша». — И поверьте, они бы вам не понравились. Так что во избежание…
Она чуть нахмурилась, но тут же улыбнулась. А у меня мелькнула мысль, может, это какой-нибудь розыгрыш? Снимает меня сейчас скрытая камера, а потом видео окажется в интернете, или на телевидении. В пранк (вот тоже новомодное словечко) я поверил бы скорее, нежели в чистилище.
— Арсений Ильич, пройдите вон в ту дверь, а там вас уже вызовут.
Она сделала движение рукой влево от себя, и я увидел ещё одну дверь, которую раньше почему-то не замечал. Она была тоже деревянная, с не менее вычурной ручкой.
— Куда вызовут? — на всякий случай спросил я.
— К одному из наших специалистов. Ну же, смелее, — подбадривающе улыбнулась «секретарша».
Я обречённо отправился в указанном направлении, но на полпути остановился. Обернулся к «секретарше», которая с прежней, ободряющей улыбкой смотрела мне вслед. Показалось, или из-под её аккуратной причёски проглядывают маленькие рожки? Причём белого цвета, и витые, как маленькие раковины-рапаны? Я зажмурился, потряс головой, открыл глаза и уже никаких рожек не увидел.
— Э-э… Скажите, любезная, а что с теми девушками? Ну, из-за которых я во всё это вляпался?
— Секунду.
Она повернулась к монитору ноутбука, пробежалась наманикюренными пальчиками по клавишам.
— С ними всё в порядке. Эти негодяи, которые вас избили, увидев, что натворили, тут же убежали. А девушки вызвали «скорую медицинскую помощь». Впрочем, вам она уже не поможет. Кстати, ваших убийц найдут через 13 часов, 27 минут. Все получат сроки, от трёх до двенадцати лет.
— Ясно, — пробормотал я. — Спасибо!
Ну, хоть с девушками обошлось, не зря пострадал. Да и этих подонков засадят, пусть и не на столько длительные сроки. За воровство и то порой больше дают.
Я кинул прощальный взгляд на «секретаршу», и шагнул к двери. Потянул ручку на себя и… Оказался в ещё одном длинном коридоре, вот только он теперь напоминал больничный. Вернее, коридор какой-нибудь поликлиники. Вдоль обеих стен тянулись ряды жёстких кресел, на которых сидели десятки людей самых разных возрастов: от девушки лет шестнадцати с крашеными в разные цвета волосами (причём на девице были лишь маечка и трусики), до пожилых. Кто-то сидел молча, понурив голову, кто-то плакал, а две бабушки вполголоса о чём-то между собой общались.
При моём появлении почти все повернули головы в мою сторону, включая сидевшую ближе всех ко мне девушку, которая до этого сосредоточенно сковыривала чёрный лак с ногтя большого пальца левой руки. Наверное, готка. У меня внучка одно время в таком же прикиде ходила, пока нормального парня не встретила.
— Вы последняя? — спросил я, присаживаясь рядом с ней на свободное место.
При этом, обернувшись назад, никакой двери я уже не заметил. М-да. Похоже, пути назад и впрямь нет.
— Тут вызывают, — буркнула готка, и снова вернулась к прерванному занятию.
Я помолчал, затем всё же не выдержал, спросил:
— А с какой периодичностью вызывают?
— При мне одного только, который без башки был, вызывали, а я тут фиг знает сколько уже сижу, минут тридцать наверное, — ответила она, отколупав наконец-то кусочек лака.
— Без башки?
— Ну да, — пожала она плечами, придирчиво осматривая ноготь. — Без башки. Если не врёт, то пьяный на рельсах уснул, вот поездом и отфигачило. Он её как арбуз подмышкой таскает, она сама по себе говорит.
— Однако…
Я не нашёлся, что ответить. А девушка переключилась на другой ноготь.
— А вы-то как сюда угодили?
— Таблеток нажралась, — как ни в чём ни бывало призналась девица. — Парень меня бросил.
— Однако, — повторил я подобно Ипполиту Матвеевичу из «Двенадцати стульев», только не с такой протяжно-удивлённой интонацией.
Нет, конечно, во все времена хватало дур и дураков (но в основном дур), которые из-за несчастной любви лезли в петлю, вскрывали вены или вот как эта, горстями жрали какое-нибудь снотворное, чтобы уснуть навеки. Но я этого не понимал. Было бы из-за чего… Особенно когда у тебя вся жизнь впереди, и ты ещё наверняка встретишь свою судьбу.
— Наверное, в ад попаду, — всё тем же спокойным голос заявила девица.
— Почему? — не сразу сообразил я.
— Так самоубийца же, а таким вроде прямая дорога в ад. Я в интернете читала.
В этот момент по ходу движения раздался чей-то недовольный голос:
— Ну сколько можно тут торчать⁈ Я уже, кажется, начал разлагаться!
В этот момент из дальнего конца коридора появилась полноватая, с крашеными будто бы перекисью водорода волосами женщина, напомнившая мне какую-нибудь продавщицу овощного магазина времён СССР, сурово оглядела собравшихся и громко, противным голосом, спросила:
— Кто здесь Коренев?
Я не сразу сообразил, что назвали мою фамилию, а услышав, почувствовал, как сильнее прежнего заколотилось сердце. Почувствовал, что вот, теперь окончательно решится, куда меня отправят. Интересно, в аду на самом деле так жутко, как было изображено на недавно виденных картинах? Хотя почему сразу ад⁈ Я никого в своей жизни не убил, не покалечил, не обокрал… Нет, среди моих пациентов, конечно же, были умершие, но я делал всё возможное, чтобы спасти им жизни.
— Коренев? Кто здесь Коренев⁈
— Я здесь!
Голос был словно не мой, сам себя едва услышал, на всякий случай ещё и поднял руку, как школьник. Женщина меня наконец увидела.
— Ну и чего сидим? Быстренько за мной.
Кое-как поднялся — ноги были словно ватные.
— А почему его без очереди⁈
Это был тот же голос, что совсем недавно заявлял, что начал разлагаться. Принадлежал он мужчине лет шестидесяти с почти лысой головой, на нём были только очки в позолоченной оправе — и больше ничего. Он сидел, сведя ноги вместе, да ещё сверху прикрывая причинное
