Константин Федорович остановился у окна, внимательно разглядывая хозяина дома. Оставшись доволен увиденным, пробасил:
- Великим Князем нашим, Иваном Федоровичем, послан я к тебе. Вот ярлык - жалует тебя князь вотчиной, - вынув из рукава перевязанный тесемкой свиток с печатью Великого князя, гость торжественно протянул его Андрею.
Андрей догадался сначала поклониться, прежде чем взять грамотку, чем вызвал легкую усмешку боярина.
- Проведал князь, что побил ты разбойников-татар, что зорили деревеньки княжеские на украине княжества. Полон ослобонил, вернул награбленное татарами! А ведь мог и не возвращать... - гость хитровато улыбнулся, подмигивая Андрею. - Что на меч взято - по праву твое. И что не хвалился победой - Великий князь ценит. Посему, владей землями, что ты защитил, со всеми деревеньками, пожнями и нивами, рыбными ловлями, бортями и звериным ловом.
- Благодарствую, - Андрей снова поклонился, принимая свиток. - Позволь спросить тебя, Константин Федорович, отчего ты грамоту назвал ярлыком?
-Что грамота, что ярлык - один черт, - боярин перекрестился, помянув не- чистого. - Сколько лет с татарами живем, вот и перенимаем слова у них, а они у нас.
- Вот оно как... - Андрей искренне удивился, из школьной программы он помнил, что русские князья ездили в орду за ярлыком на великое княжение, но не ожидал, что ярлыком на самом деле называли любую грамотку.
- Ярлыком также называют любое послание хана, то бишь письмо, - продолжал тем временем боярин Маслов. - А все потому, что ханы ставят себя вровень с богом, и мы все для них, неважно, русские ли или татары, князья или мурзы, рабы хана. От того и общение царя с рабами может быть только в виде повелений хозяина своим рабам. Потому и зовут все ханские грамотки - ярлыками.
Боярин дождался, когда Ульяна накроет на стол пироги, без церемоний налил себе в чарку красного вина. Андрей не любил мед, раз попробовав русского национального напитка, он отдал предпочтение заморским винам. Вот и сейчас на столе стояли пара глиняных кувшинчиков с итальянскими винами. Через час собутыльники, отринув условности, перешли в общении на ты:
- Ты вот мне скажи, боярин, когда в вотчину отправишься? Места там хорошие, но людишек - кот наплакал. Бегут православные, - сетовал изрядно подвыпивший Костя. - У меня вот тоже беда. Литва по весне набежала - людишек увели, усадьбу пожгли, скотину увели да порезали. Я по тому времени был в отъезде по делам князя нашего. В этом годе хлеба посеяли - чуть. Людишек меньше половины осталось - оброка будет совсем ничего.
Подперев рукой понурую голову, боярин Маслов, как бы невзначай сказал:
- Вернуть бы людишек... Да укорот дать соседушкам. Как вышли мы из-под руки Литвы, так почитай сразу и начали набегать на наши земли литвины.
- Правильно, Костя. Укорот дать нужно нерусям! - поддакнул заплетающимся голосом Андрей.
- Да какие они неруси? - Костя сыто рыгнул, поглаживая живот. - Наши они, природные русаки. Только под Литвой ходят, - боярин тяжело вздохнул.
- Все равно, -с пьяным упрямством настаивал Андрей, - а назад не прибегут людишки твои? Не так уж и далеко Литовские земли от твоей вотчины.
- Да куда там... - помотал головой резанец. - Посадили людишек на землю уже давно. Дома пустующие дали али новые срубили. Землей наделили, скотиной. Им не все равно ли, под кем быть? Под резанским али литовским боярином. Главное, кто защиту дать может, тот и хозяин. А оброк платить им без разницы кому. Эх, не сумел я защитить вотчину свою... Не сумел.
- Значит, если я наберу, полон в землях литовских, - сделал предположение Андрей, - и посажу крестьян на своих землях, то они не побегут назад?
- А чего им бежать? Русины они и есть русины. Православные опять же. Если сможешь защиту дать от тех же татар, будут жить.
- Постой. Литва, значит, вся из русских состоит? - опешил Андрей.
- А то... Крестьяне, бояре, все наши - русаки природные. Кто сам под руку Литвы ушел, выехав вместе со двором своим, кто вместе с вотчинами перешел в Литву. Земли-то русские Литва прихапала. Не бросать же добро нажитое. И куда бежать? На Москву что ли? - пожал плечами Константин Федорович. - Богатства на Москве сейчас не сыщешь.
- Получается, что тебя, Костя, пограбили свои же? - удивился Андрей.
- Да какие они свои... - собутыльник обреченно махнул рукой. - Каждый о своей выгоде печется, от того нет на Руси единства.
- Давай, Костя, еще по одной, за дружбу, - гостеприимный хозяин вновь наполнил чарки. - Друзьям надо помогать в беде, а если еще и прибыток от помощи той будет, то совсем лепо это! - он был не совсем уверен в правильности выбранного оборота речи, но, судя по повеселевшему лицу боярина, попал в точку и с оборотом, и со смыслом своих слов.
- Как обустроюсь в вотчине своей, так помогу тебе в твоей беде,- пообещал Андрей боярину. - Воздадим должное обидчикам твоим, боярин.
- Правильные слова сказываешь! Воздадим! - обрадовался Костя и тут же предложил: - Лучше после сбора урожая в набег идти.
- Это почему?
- Так хлеб... - удивился непониманию очевидного резанец. - И людишек возвернем, и хлеб заберем. Кормить людишек зимой придется, как без хлеба-то? Опять же по весне на семена дать... - рассуждал враз повеселевший Костя. - Я тем временем холопов новых наберу али слуг вольных найму. В той замятне, что князь Юрий с братичадом своим устроил, посекли мою дворню. Наш князь войско водил в помощь...
'Так, это интересно. Совсем забыл, что тут идет гражданская война. Значит, резанский князь участвует в сваре племянника с дядей. Как бы мне вызнать подробности? Не ровен час - попаду в историю', - озаботился Андрей.
- А из-за чего сыр-бор?
- Как ты сказал? Сыр-бор? Занятно. А вышло все так... По смерти князя нашего Олега рухнули все надежды на единство Резанских земель. В удельном Пронске, в ту пору на столе сидел князь Иван Владимирович Пронский [49]. По смерти отца своего по малолетству делил он наследие отцово с братьями, но набрал силу и стал княжить самовластно. Перестал признавать старшинство князя резанского Федора Ольговича [50]. А ведь на великое княжение резанское Федора Ольговича посадил сам хан Шадибек [51].
- Постой, , - перебил боярина Андрей. - Резань тут причем, я же про Москву спрашиваю.
- А притом, что незадолго до этого выдал князь Федор свою дщерь за князя Ивана Владимировича [52], сына Храброго.
