Он перевел взгляд назад, где в серебристо-голубой дали белели стены Ладожской крепости, оставленной ими час назад, и вздохнул, вспомнив Гришаню. Все-таки жалко пацана, погиб ни за грош. Впрочем, может, и не погиб… хотя, конечно, не стоит зря надеяться. Не такие это люди – Тимоха Рысь и компания, – чтоб оставлять живых свидетелей. А струг, с которого так удачно бежали Олег с рыцарем Куно, скорее всего, затонул вместе с козлобородым Митрей и остальной шпаной. Туда им и дорога! Но, с другой стороны, неплохо было бы их сейчас встретить, скажем, во-о-он за той излучиной да бабахнуть из носовой бомбарды, чтоб щепки полетели! Заодно посмотреть, как эта средневековая пушка стреляет. Бьет на полторы тысячи шагов, или врал боцман?
«Благословенная Марта» шла вперед, оставляя позади себя белый пенный след. Вообще, она производила впечатление весьма добротного судна. Была в ее простых, даже несколько примитивных, обводах какая-то надежность, основательность, что ли. Не фешенебельная яхта, конечно, но плыть можно. И даже вполне комфортно, не то что на бандитском струге. Интересно, что у нее в трюме? Ах да, кажется, вчера капитан говорил, что сукно да селедка. Сукно в тюках, селедка в бочках. Ну да, одна такая бочка, уже открытая, стояла в… каюте? нет… скорее – в каморке… капитана. Тот еще хвастал, что, мол, рыбинка к рыбинке, не как у ганзейских прощелыг, которые так и норовят в одну бочку и нормальную рыбу засунуть, и мелочь всякую, в общем – некондицион, или – третий сорт не брак! Да еще и запрет был новгородцам эти бочки вскрывать при покупке. По какому-то там Нибурову миру. И сукна нельзя из тюков раскатывать… ну, тут тоже господа ганзейцы не терялись, сукно скатывали меньше указанного, да еще и дрянное пытались всучить. А поди проверь! Нельзя – и точка! А сами-то, волки тряпочные, все новгородские товары тщательно проверяли, особенно – воск. Имели такое право. Возьмут – и отколупнут кусок, изрядного весу, между прочим. Им с того колупания прямая выгода – все, что отколупнуто, – даром достается. Такие вот порядочки. Потому-то новгородцы и поперли против, дескать, надоело, давайте по-честному торговаться. По-честному… А на фига ганзейцам по-честному, коли они монополисты? Орденский флот хоть и сильный, да торговцев там мало, Ганзе не конкуренты, так, смех один. Англичан да голландцев ганзейцы ни в жизнь к Новгороду не подпустят, а шведы пока своими проблемами заняты. Что-то неладно пока в королевстве шведском. Вот ганзейцы и пользуются. Обиделись на новгородцев, подлюки, а те что такого и просили-то? Честно торговать – всего и делов. Нет, не хотят честно. Монопольную прибыль им подавай. Барыши. Ишь, выпендрились – торговлю закрыли, двор свой в Новгороде опечатали, думают, шиш вам, а не селедка с сукном. Ну, посмотрим, как дальше. Без торговлишки-то и самим ганзейцам не очень. Это уж они так, на испуг хотят взять. Ладно. Много чего узнал про ганзейцев Олег Иваныч за вчерашний вечер. Фон Вейтлингер аж переводить устал – язык заплетался. А достопочтенный герр Штюрмер все говорил и говорил. И про ганзейцев, и про Рижского архиепископа, по словам капитана – сволочь, какой свет не видывал со времен Ноева ковчега. И еще – про псковичей да про московитов. Ах да, еще про поляков… По всему выходило – только и остались хорошие люди на свете: сами ливонцы да новгородцы. Ну что ж, Олег Иваныч был рад оказаться в компании «хороших». Впрочем, характеристики остальных людишек – хоть и кивал согласно – он воспринял с изрядной долей скепсиса…
К полудню на палубу выполз рыцарь Куно с кувшинчиком рейнского и парой кислых моченых яблок, коих имелась у капитана целая бочка. Олег их вчера есть не мог – до чего кислые, а вот рыцарь хрумкал да еще нахваливал, вкусно, мол. Ну, тут уж тот случай, когда о вкусах не спорят.
Винца Олег Иваныч с удовольствием выкушал, а вот от яблока отказался, кушайте сами, благородный рыцарь Куно, премного благодарны.
– Ну, как хочешь, – фон Вейтлингер пожал плечами. Отхлебнул из кувшина, пожевал яблочко – Олег аж скривился – потом оглянулся и шепотом осведомился, не забыл ли благороднейший господин Олег их разговор относительно тайной миссии рыцаря.
– Не забыл, не забыл, помню, – заверил Олег Иваныч. – Только ты ведь и сам сейчас в Новгороде будешь.
– Я – одно дело, но если и ты напомнишь, как лицо приближенное…
– Ладно… напомню. Хм… тоже мне – приближенное лицо. Интересно, к кому?
– Что-что?
– Это я о своем, о девичьем. Обязательно передам архиепископу все, что ты просил, Куно, даже не сомневайся… при первом же удобном случае.
«Благословенная Марта» на всех парусах неслась к Новгороду.
По обоим берегам седого Волхова тянулись высокие сопки, покрытые еловым лесом. Позади осталась Ладога – крупный населенный пункт, насчитывающий больше сотни дворов. Ладожская крепость, сложенная из крупных известняковых плит, произвела на Олега Иваныча достойное впечатление. Высокая, мощная. С трех сторон – вода: Волхов, ров и речка Ладожка. Попробуй, возьми такую! Внутри посада, населенного ремесленниками и торговцами, желто-серые домишки посадских окружали добротные храмы, главный из них – Георгиевский собор приглянулся Олегу Иванычу своей неброской красотою и какой-то совершенной законченностью форм, хотя и не отличавшихся геометрической правильностью. Известняк – камень мягкий, крошащийся. Попробуй, выстрой. Из любопытства Олег Иваныч даже заглянул внутрь, пока герр Штюрмер нанимал лоцмана. В храме царила полутьма, солнце, скрытое за густой пеленой облачности, и на улице-то было не очень-то ярким, тем более здесь, в узком глухом помещении с маленькими оконцами. Лишь когда Олег Иваныч собрался уходить, внезапно вырвавшийся из-за облаков луч проник внутрь, высветив убранство храма. Удивительно – но оно стало вдруг каким-то совсем по-домашнему уютным, теплым, доброжелательным. Золотистые оклады икон в алтаре, неяркие фрески, тянувшиеся в несколько поясов до самого потолка, все это благолепие охватило Олега Иваныча, ненавязчиво мягко, но настолько неудержимо, что – от природы мало во что верящий дознаватель – внезапно ощутил прилив благоговения и гордости. Гордости за то, что он тоже, черт побери, русский! В южной части храма, в дьяконнике, почти во весь рост был изображен святой Георгий, уже поразивший змия. Выражение лица его, усталого, но довольного успешно исполненным делом, казалось, что-то говорило Олегу. Что-то?
– Фигня! Прорвемся! – именно такие слова слышались Олегу Иванычу.
Он покинул храм с какой-то грустной радостью и ощущением щемящего счастья, исходящего от появившейся внутренней убежденности в правильности избранного пути. Вот если б еще с Гришаней все было в порядке… И с Рощиным…
