— Нет тут никакой бумаги, ваша светлость. Только кошелек кожаный, шитый золотой нитью, и в нем ровно сто золотых франков, «конских». Я уже пересчитал.
Далеко пойдет этот ловкий шельмец в этом мире. Я сам видел, как он засунул пергамент, свернутый сплющенной трубочкой, в свою сумку, но промолчал — оно мне надо?
— Как видите, мон сьеры, — дон Саншо снова обернулся к шотландцам, — письменного приказа у вас нет. Куда его дел барон — мне неизвестно. Так же, как неизвестно мне, а был ли такой приказ у него вообще. Вам же такой приказ лично никто не отдавал, даже устно. Может, никакого письменного приказа и не было? И здесь вообще-то Анжу — земля Неаполитанского ре, на которой приказы руа франков не действительны. А имеем мы на данный момент куртуазный поединок двух кавальеров, поспоривших, чья прекрасная Дама самая прекрасная на белом свете, в котором вашему барону просто не повезло. Глядя на молодость противника, он недооценил его. Хотя всем прекрасно известно, что лучшие учителя фехтования на континенте — именно у детей коронованных особ. Я ясно выражаюсь? Всем понятны мои слова?
— Нам надо посовещаться, — сказал юный виконт.
Дон Саншо куртуазно поклонился в знак согласия.
Шотландцы, несмотря, что были под прицелом наших арбалетов, спокойно спешились, сбились в кучку и что-то терли там между собой, иногда подавая возмущенные голоса. Казалось, что наши арбалеты им как бы по барабану. Храбрые люди!
Через пять минут шотландского междусобойчика виконт спросил:
— Могу я подняться на борт и осмотреть тело барона?
— Имеете от меня на это устную охранную грамоту, — ответил дон Саншо и сделал приглашающий жест рукой.
Пока юный шотландский стрелок шел до сходен, Микал слегка подался назад, дернул плечом, и от этого мимолетного движения лямка его матерчатой сумки упала ему в руку. И он практически незаметно даже для меня — который на него смотрел, — скинул сумку в открытое окошко кормовой надстройки, которое возвышалось над палубой всего на локоть.
— Вы признаете, что по правилам благородного поединка, принц имеет все права на доспехи, коня и носимое имущество барона? — спросил дон Саншо виконта, когда тот поднялся на палубу барки.
— Никаких сомнений. Поединок я видел сам.
— Тогда прикажите вашим людям, чтобы они сняли с коня доспехи, седло и упряжь, а также все оружие, которое навешано на жеребца покойного барона.
Виконт отдал такой приказ: ну, мне так кажется, потому что я снова не понял, что он там крикнул. Но внизу все закипело. Сразу пятерка гвардейцев стала раздевать коня.
А виконт, подойдя к телу барона, проверил мощницу*, поясной подсумок и левую латную перчатку. Выпрямившись, он отрицательно покачал головой и снова что-то крикнул вниз с борта своим соратникам.
— Виконт, если вам угодно, то все благородные люди моей свиты поклянутся вам, что никакого пергамента с приказом они не видели, — предложил я, зная, что Филипп, пока Микал воровал пергамент, был занят боковыми застежками баронской корацины.
Ничем я не рисковал. Ни капельки. Микал у нас ни разу не благородный. Я же сам совру — недорого возьму, под любой присягой. Остальные вообще ничего не видели.
— В этом нет необходимости, ваше высочество, я все видел сам, — ответил благородный шотландский юноша.
— Тогда, виконт, вы можете забирать тело вашего предводителя для достойного христианского погребения, — разрешил я.
Четверо гвардейцев поднялись на борт и снесли на берег тушку барона, на котором из ценностей остались только шелковая рубашка и ладанка* на шейной золотой цепочке.
Затем гвардейцы французского короля по одному стали вносить на палубу мое новое имущество.
Большой кованый конский нагрудник с упряжью его закрепления. Нагрудник был славной работы — умелый мастер делал, — абсолютно новый, белого металла и посеребренный — королю такой иметь незазорно. По краю его шла красивая резьба по металлу, растительный орнамент: розы, листья и шипы. Нижние края нагрудника выгибались вперед, создавая пологие ребра жесткости, заканчивающиеся выступающими углами. Неслабо достанется тем пехотинцам, в строй которых врежется на полном скаку тонная туша дестриэра, в такой нагрудник одетая. Сомнет, стопчет.
Железную маску с лошадиной морды, выкованную под образ мифического зверя с тупым рогом во лбу и султаном из трех страусовых перьев: белым, зеленым и красным. Также посеребренную и покрытую искусной гравировкой.
Сегментную броню с конской шеи.
Кольчугу с той же шеи.
Седло с высокой спинкой почти до лопаток и ярко выраженной передней лукой. Седло сплошь было покрыто резной слоновой костью. Даже седалище. Всем понтам понты — на таком жестком седле задницу отбивать.
Длинный вальтрап под седло из красного бархата, по бокам изнутри подбитый кольчугой — от стрел.
Попону с крупа коня — тяжелую, ее несли, свернутую как ковер, сразу три стрелка. Снаружи она стегана ромбами, набитыми паклей. Ромбы белые и зеленые. С изнанки попона подшита мягкой шерстяной тканью. А между этими слоями ткани попона полностью собрана из металлических колец.
Посеребренные широкие стремена с путлищами.
Богатую уздечку, крытую красным бархатом с серебром.
Страхолюдный боевой топор барона.
Меч-бастард.
Клевец*.
Короткий гнутый арбалет — аркебуз* с дугами из рога пятнистого оленя в чехле из замши. Со стременем и хитрым бронзовым механизмом заряжания с седла рычагом.
Кожаная лядунка с двумя горстями свинцовых пуль, запасной тетивой и пулелейкой.
Заседельный чемодан толстой кожи на серебряных застежках. Я даже не предполагал, что такие удобные вещи делали столь давно. Что в чемодане лежит, я потом посмотрю, не будем терять лицо.
Бурдюк с вином.
Бурдюк с водой.
Сумка с походными харчами.
Плащ суконный бурого цвета, который, скорее всего, использовался как одеяло. С него даже не все репьи были вычесаны.
Вроде все — конь стоит голый в одном недоуздке.
Может, что еще от имущества барона у его валетов осталось, но они, надо думать, не разбежались это отдавать мне.
— Коня заводить? — спросил виконт, который молчаливо простоял на палубе всю церемонию отдачи имущества проигравшего в поединке.
— Виконт, вы согласны со мной, что самая прекрасная девушка на свете — это демуазель Иоланта де Меридор из замка Боже в Анжу? — завел я старую пластинку.
— Как будет угодно вашему высочеству, — дипломатично ответил шотландец. — Я ее не видел, но я верю на слово столь умелому бойцу и благородному кавальеру. У меня самого пока нет Дамы, честь которой я должен был бы оспаривать.
