Ознакомительная версия.
В голосе ее звучало такое презрение, что Горлойс уронил руки и воззрился на жену.
– Ты правду говоришь, Игрейна? – глухо произнес он. – Ты в самом деле ни в чем дурном не повинна?
– По-твоему, я унижусь до лжи? Стану лгать – тебе?!
– Игрейна, Игрейна, – смиренно произнес он. – Я хорошо знаю, что слишком стар для тебя, что тебя отдали мне против твоей воли и любви ты ко мне не питала, но мне казалось, что, может статься, за эти дни ты стала обо мне думать чуть лучше, а когда я увидел тебя плачущей рядом с Утером… – Голос его прервался. – Я вынести не мог, что ты смотришь так на этого похотливого мерзавца, а на меня – лишь с покорством и смирением, прости меня, прости, умоляю – если я и впрямь был к тебе несправедлив…
– Ты был ко мне несправедлив, – ледяным тоном подтвердила Игрейна, – и ты хорошо делаешь, что просишь у меня прощения, каковое ты, впрочем, получишь не раньше, чем преисподняя вознесется к Небесам, а землю поглотит западный океан! Лучше ступай и помирись с Утером – или ты и вправду надеешься выстоять против гнева короля Британии? Или в итоге итогов ты станешь покупать его милость, как пытался купить мою?
– Замолчи! – яростно выкрикнул Горлойс. Лицо его пылало. Он унизился перед женой, и Игрейна знала: за это он ее тоже никогда не простит. – Прикройся!
Молодая женщина осознала, что все еще нага до пояса. Она подошла к кровати, где лежало ее старое платье, неспешно натянула его через голову и принялась завязывать шнуровку. Горлойс подобрал с пола янтарное ожерелье и серебряное зеркало и протянул их жене, но та отвернулась, словно не видя. Спустя какое-то время он положил подарки на кровать. Игрейна на них и не взглянула.
Мгновение он смотрел на жену, затем толкнул дверь и вышел.
Оставшись одна, Игрейна принялась укладывать вещи в седельные вьюки. Она сама не знала, что собирается делать: может, стоило бы пойти отыскать Мерлина и обо всем ему рассказать. Кто, как не он, положил начало всей этой цепочке событий, что в итоге привела к бурной ссоре между нею и Горлойсом. По крайней мере Игрейна поняла, что не сможет больше жить под крышей Горлойса в спокойствии и довольстве. Сердце ее сжалось от боли: они обвенчаны по римскому закону, согласно которому Горлойс обладает абсолютной властью над их дочерью, Моргейной. Придется Игрейне какое-то время притворяться, пока она не сможет переправить Моргейну в безопасное место! Например, удастся отослать ее на воспитание к Вивиане, на Священный остров.
Драгоценности, подаренные Горлойсом, Игрейна оставила лежать на кровати, уложив лишь платья, сотканные ее собственными руками в Тинтагеле, а из украшений – только лунный камень Вивианы. Позже Игрейна осознала, что именно это мгновение-другое промедления стоили ей бегства: пока она выкладывала на постель мужнины подарки, отбирая собственные вещи, Горлойс возвратился в комнату. Он быстро скользнул взглядом по ее запакованным тюкам и коротко кивнул.
– Хорошо, – промолвил он, – ты уже собралась. Мы выезжаем до заката.
– О чем ты, Горлойс?
– О том, что я швырнул мою клятву Утеру в лицо и сказал ему все то, что следовало сказать сразу. Отныне мы враги. Я еду заняться обороной запада против саксов и ирландцев, ежели они туда сунутся, а Утера предупредил, что, если он попытается ввести войска в мою землю, я повешу его на первом же дереве, как негодяя и вора, каким он в сущности и является.
Игрейна глядела на мужа во все глаза.
– Ты, никак, рассудком помутился, о супруг мой, – наконец проговорила она. – Жителям Корнуолла самим ни за что не удержать западный край, если саксы придут большим числом. Амброзий это знал, знает об этом и Мерлин, даже я это знаю, Господь мне в помощь, при том, что мой удел – хозяйство да дом! Или в одно-единственное мгновение безумия ты разрушишь все, ради чего Амброзий жил, ради чего боролся последние годы, – и все из-за вздорной ссоры с Утером на почве собственной одержимой ревности?
– Скора ты защищать Утера!
– Да я бы и саксонского вождя пожалела, потеряй он своих самых мужественных сторонников в распре, для которой и причины-то нет! Во имя Господа, Горлойс, – ради наших с тобою жизней и жизни твоих людей, что ждут от тебя помощи перед лицом саксонской угрозы, – умоляю тебя уладить ссору с Утером и не разрушать союза! Лот уже уехал, если уедешь и ты, под знамена на защиту Британии встанут лишь союзные войска да несколько владетелей победнее! – Молодая женщина в отчаянии покачала головой. – Лучше бы я бросилась с утеса в Тинтагеле, вместо того чтобы отправиться в Лондиниум! Я принесу любую клятву, какую потребуешь, в том что я даже губ Утера Пендрагона не касалась! Или из-за женщины ты погубишь союз, ради которого умер Амброзий?
Горлойс сердито нахмурился.
– Даже если бы Утер и не поглядел в твою сторону, госпожа моя, по чести говоря, мне не следовало бы присягать бесстыдному распутнику и столь дурному христианину. Лоту я не доверяю, но теперь вижу, что Утеру верить и вовсе нельзя. Надо было мне с самого начала прислушаться к голосу совести, надо было сразу отказаться его поддерживать. Увяжи мою одежду во второй тюк. За лошадьми и дружиной я уже послал.
В лице его читалась неумолимая решимость. Игрейна знала: запротестуй она – и Горлойс вновь пустит в ход кулаки. Молча, кипя от гнева, она повиновалась. Вот теперь она в ловушке и убежать не может – даже на Священный остров, под защиту сестры, – не может, пока Горлойс держит в Тинтагеле ее дочь.
Она еще укладывала в тюки свернутые юбки и туники, когда ударил набатный колокол.
– Оставайся здесь! – коротко бросил Горлойс и выбежал из дома.
Вне себя от гнева, Игрейна бросилась за ним. Путь ей преградил дюжий здоровяк из числа Горлойсовых людей – прежде она его не видела. Дружинник загородил пикой дверь, не выпуская молодую женщину за порог. Изъяснялся он на таком жутком корнуольском диалекте, что Игрейна с трудом разбирала слова: она поняла лишь, что по приказу герцога его госпожу должно уберечь от опасности и из дома не выпускать, вот затем он, стражник, здесь и поставлен.
Вступать в драку со стражником было ниже ее достоинства; кроме того, что-то подсказывало Игрейне, что дружинник просто-напросто скрутит ее, точно мешок с мукой. В конце концов она вздохнула и вернулась в дом, заканчивать сборы. С улицы доносились крики, гомон, топот бегущих ног, в церкви неподалеку вовсю звонили колокола, хотя для службы час был неурочный. Один раз послышался звон мечей, и женщина подумала, уж не саксы ли заняли город и рыщут по улицам: воистину, отличное время для нападения, когда Амброзиевы вожди того и гляди между собою передерутся! Ну что ж, это решило бы одну из ее проблем, но что будет с Моргейной, которая останется в Тинтагеле одна-одинешенька?
Ознакомительная версия.
