— У этих камней есть много общего с нейронами. Он улыбнулся.
Они начали вторую игру. Оскар очень серьезно относился к го. Он мог использовать покер для побочных целей, но никогда не делал этого с го. Это была слишком хорошая игра. Оскар был талантливый игрок — умный, терпеливый, умевший ловко вводить противника в заблуждение, однако и Грета оказалась прекрасным игроком. Она совершала обычные ошибки новичка, но никогда не повторяла их и схватывала все невероятно быстро.
Он обыграл ее на девятнадцать очков, но только потому, что был безжалостен.
— Это действительно хорошая игра, — заметила она. — Это так современно.
— Этой игре — три тысячи лет.
— Правда? — Она встала и с силой потянулась, так что даже захрустели коленные чашечки. — За такое стоит выпить.
— Давай.
Она нашла саквояж и вытащила квадратную бутылку голландского джина.
Оскар пошел в кухню и содрал магазинную упаковку с двух новых бокалов.
— Принести апельсиновый сок?
— Нет, спасибо.
Он налил себе апельсиновый сок и принес ей пустой стакан.
Он с удивлением смотрел, как она с кропотливой осторожностью химика наливает себе в стакан на три пальца чистого джина
— Может быть, лед? У меня есть лед.
— Все нормально.
— Послушай, Грета, ты не можешь пить чистый джин. Это путь к саморазрушению.
— От водки у меня болит голова. У текилы противный вкус. — Она приложилась к стакану и не торопясь, сделала большой глоток. Ее передернуло. — Уф-ф! А ты, что ли, совсем не пьешь?
— Нет. И тебе лучше было бы его хоть разбавить. Чистый джин убивает нейроны.
— Я убиваю нейроны, чтобы выжить. Давай играть.
Они сели за третью игру. Выпивка растопила что-то внутри ее головы, и с ней стало трудно играть. Оскар сражался, как будто от этого зависела его жизнь. Ему было нелегко сдерживать себя.
— Девять камней форы — слишком много, — заявил он. — Надо было урезать их до шести.
— Ты собираешься опять меня обыграть?
— Ну, очков на двадцать.
— На пятнадцать. Но мы не обязаны заканчивать эту партию.
— Нет. — Он держал белый камень кончиками пальцев. — Не обязаны.
Оскар потянулся через доску и очень нежно коснулся пальцами ее подбородка. Она удивленно посмотрела на него, а он ласково погладил ее по щеке. Он стал медленно клониться в ее сторону, пока их губы не встретились.
Поверхностный поцелуй. Едва коснуться, легче пуха. Рука его скользнула к затылку, он обнял ее уже всерьез. Жгучий вкус джина обжег ему язык.
— Пойдем в кровать, — сказал он.
— Отнюдь не блестящая идея.
— Да, я знаю, но давай попробуем.
Они поднялись с пола, пересекли комнату и забрались в квадратную медную кровать.
Это был самый плохой секс в его жизни. Сдержанный, нервный, аналитический секс. Секс, начисто лишенный теплой животной связи. Простое освобождающее удовольствие акта было так или иначе обесценено заранее. Посткоитальное раскаяние и сожаление маячило призраком над их кроватью, подобно пускающему слюни соглядатаю. Они не столько занимались сексом, как искали возможности остановиться.
— Эта кровать, она очень расшатанная, — вежливо заметила она. — Она действительно скрипит.
— Мне следовало купить новую.
— Зачем покупать кровать ради одной ночи?
— Затем, что завтра я уезжаю в Вашингтон.
Она приподнялась с ослепительно сверкающих простынь. На фарфорово-белых плечах проступала тонкая сеть голубых вен.
— Что ты собираешься сообщить в Вашингтоне?
— А что ты хотела бы, чтобы я сообщил им в Вашингтоне?
— Скажи им правду.
— Грета, ты всегда говоришь, что хочешь добиться правды. Но ты отдаешь себе отчет в том, что может из этого выйти?
— Конечно, я хочу правды. Я всегда хочу правды. Какой бы она ни была.
— Хорошо, тогда скажу правду. — Он закинул руки за голову, вздохнул и уставился взглядом в потолок. — Ваша Лаборатория была создана полностью коррумпированными политическими деятелями. Штат Техас потерял космическую программу. Они никогда не уделяли достаточного времени цифровым технологиям. Зато они весьма упорно продвигались в развитии биотехнологии. Но Восточный Техас был самым неподходящим местом в мире, чтобы создавать здесь Лабораторию генетики. Они могли построить Лабораторию в Стэнфорде, они могли построить ее в Роли, они могли построить ее на четыреста двадцать восьмом шоссе. Но Дугал убедил их строить Лаб в самом недоступном месте, в глухом сосновом бору. Он навел на всех панику, убедил конгресс финансировать гигантский герметический бионепроницаемый купол, со всеми мыслимыми системами безопасности, потому что только таким способом он мог набить карманы большой банды военных подрядчиков, которые остались без заказов и нуждались в федеральных контрактах. И местные жители любили его за это. Они голосовали за него снова и снова, даже при том, что не имели понятия о том, что такое биотехнология и для чего она нужна. Люди Восточного Техаса были просто слишком отсталыми, чтобы строить промышленность на генетической технологии, даже когда они поначалу имели под руками большой казенный пирог. Так что все дополнительные доходы уплывали за границу штата и оседали в карманах лучшего приятеля и ученика Дугала, безжалостного креольского демагога. Зеленый Хью — популист самого плохого толка. Он действительно думает, что генная инженерия принадлежит по праву малограмотным и отсталым жителям. Он поглядел на нее. Она молча слушала.
— Так, Хью преднамеренно — и тв этом я вижу особый род гениальности, не хочу отрицать это, — он преднамеренно свел лучшие открытия исследований вашей Лаборатории к рецептам типа «plug & play», которые мог бы использовать даже подросток. Он занял неработающие нефтеочистительные заводы Луизианы и превратил мертвые сооружения в гигантские котлы генетических чудес. Хью объявил весь штат Луизиана зоной свободного производства нелицензированной похлебки из ДНК. И знаешь что? Луизианцы оказались чрезвычайно хороши в работе. Они плавают в генном сращивании как рыбы в воде. Они получили мощный толчок для развития промышленности. И им это понравилось! Они в восторге от Хью за то, что он им предоставил. Хью дал им новое будущее, и они сделали его королем. Теперь он одержим жаждой власти и в основном управляет штатом, издавая собственные декреты. Никто не смеет с ним спорить.
Она сильно побледнела.
— Техасцы никогда бы не проголосовали за отставку Дугала. Техасцы никогда бы не сделали это. Им не важно, сколько он украл, он их патрон, алькальд, крестный отец, и раз он украл, это все для штата Техас, это хорошо для них. Нет, проклятый парень просто по-глупому спился. Он продолжал пьянствовать, пока не сжег себе печень и оказался не в состоянии заниматься делами. Так что Дугал исчез с горизонта раз и навсегда. Понимаешь, что именно это значит для вас?
— Что? — отрывисто спросила она.
— Это означает, что ваша песенка почти спета. Чтобы управлять такой гигантской структурой, как Коллабораторий, требуется целое состояние, намного больше вложений, чем подобное место реально стоит, а в стране разруха. Если вы хотите продолжать генетические исследования в настоящее время, то этим можно заниматься лишь затрачивая небольшие средства, в простых помещениях без сложного оборудования. В каких-то других лабораториях.
— Но есть еще животные, — сказала она. — Генетическое оборудование.
— Это действительно трагическая сторона дела. Но вы не можете спасти вымирающие виды с помощью клонирования. Я допускаю, это лучше, чем их полное истребление, лучше, чем совсем их потерять. Однако теперь они превратились в сувениры, милые и красивые особи для ультрабогатых коллекционеров. Но виды — это не только ДНК, это генетическое разнообразие внутри большой естественной популяции, плюс наработанные навыки поведения, плюс их добыча и хищники, которые на них охотятся, — вся естественная окружающая среда. Сейчас уже нет никакой естественной окружающей среды. Поскольку климат изменился.
Он переменил позу, прислонившись к спинке, и кровать громко заскрипела.
— Сейчас климат постоянно меняется. Вы не можете сохранить окружающую среду всего мира под герметическими куполами. Только два вида растений действительно процветают в сегодняшнем мире: генетически модифицированные зерновые культуры и быстро приспосабливающиеся сорняки. На политическом уровне мы не любим признавать это, так как тогда надо согласиться, что и мы ответственны за ужасные преступления против природы, однако сейчас это экологическая действительность. Вот тебе правда, которую ты хотела узнать. Это — действительность. И ухлопывать уйму денег, чтобы сохранить осколки скорлупы шалтай-болтая — совершеннейшая нелепость.
— И это то, что ты собираешься сказать Сенату?
— Ничего подобного я не говорил. — Оскар вздохнул. — Я лишь хотел рассказать тебе правду.
