Монастырь был сооружён давно, для защиты с северо-запада земель русских от шведов. Мощные каменные стены, башни с бойницами и четыре с лишним сотни насельников, могущих постоять за себя. Как сказал потом Семён Афанасьевич, в монастырь, как в ссылку, доставили старообрядческие книги. Знать бы тогда, что через несколько лет книги эти к бунту насельников приведут? Откажутся иноки тремя перстами креститься, новые обряды совершать, и Москва пошлёт стрельцов усмирять Соловки.
Однако государственных людишек оказалось мало, монастырь-крепость держалась восемь лет. Источник воды в монастыре свой, а запас провизии по ночам пополняли прихожане, среди которых оказалось много приверженцев старого обряда. Воевода стрельцов Иван Мещеринов и из пушек монастырь обстреливал, и подкопы пытался делать… Всё тщетно!
Как часто бывало в подобных случаях, судьбу осаждённого монастыря решил перебежчик, изменник-чернец Феоктист. Он указал воеводе, где слабое звено в обороне монастыря. В Онуфриевой церкви одно из окон было заложено кирпичом без раствора — через него иноки получали провизию от мирян. И даже час подсказал, когда меняются караулы.
Стрельцы под утро разобрали кладку, проникли в церковь, зарезали единственного часового на башне и кинулись открывать ворота. Ворвавшиеся стрельцы вступили в бой с монахами на внутреннем дворе монастыря.
Монастырь пал. Двадцать шесть монахов, признанных зачинщиками, казнили. Немногих оставшихся в живых разослали по отдалённым монастырям. Всего 425 иноков больше восьми лет не сдавали стрельцам свой монастырь, свою крепость, явив образец мужества и стойкости.
Никита даже не знал, зачем приезжал в Соловецкий монастырь князь. За те несколько дней, что пробыл здесь Елагин, он осмотрел старинный монастырь — не каждому же удаётся побывать здесь.
А потом санный поезд тронулся в обратный путь.
Для Никиты поездка оказалась зимним отпуском. Знай смотри себе по сторонам, дыши свежим воздухом. В новой зимней одежде он не мёрз.
На обратном пути, после ночёвки на постоялом дворе князь пригласил его в свой возок. Внутри возок был обит войлоком, под ноги князю ездовые клали раскалённые камни в железной жаровне, меняя их на каждом постоялом дворе или яме. Хоть князь был государевым человеком, но на ямах лошадей не меняли. Быстрота не была востребована, да и лошадей своих князь ценил.
В возке от жаровни было вполне тепло. Князю, видимо, было скучно, и он решил развлечься разговорами. Снова расспрашивал Никиту об увиденном, а потом спросил:
— Карты с собой взял?
— Не удосужился.
— А я взял — новую колоду. Погадаешь?
— Грешно ведь, князь! Государь не одобряет.
Князь хихикнул:
— Так ведь кающийся грешник Господу угоднее, чем праведник.
Тем временем Никита лихорадочно вспоминал, чем славны года правления Алексея Михайловича. Не спеша раскинул пасьянс, потом снова перетасовал карты.
Елагин, не отводя взора, смотрел за руками Никиты.
— Ну сказывай скорее! Не томи!
Никита откашлялся.
— Уже в этом году казацкий сотник Зиновий Богдан Хмельницкий попросит царя московского о принятии Малороссии под свою руку.
— Ну да! — не поверил князь. — Замятия там давно идёт, это верно. И что?
— Царь Алексей Михайлович милостиво согласится, и в октябре объявит о принятии Малороссии под свою защиту.
Никита снова разложил карты.
— О!
— Что такое?
— Богдан Хмельницкий гетманом станет, только править будет недолго, четыре года. А после его кончины гетманом станет Иван Выговской.
— Нам-то что с того?
— Так на следующий год он казаков в союзе с татарами крымскими на Москву поведёт!
— Дальше, дальше сказывай! — князь слушал, приоткрыв рот.
Никита же перетасовал карты и разложил их снова.
— Нехорошее вижу!
— Царь умрёт? — испугался князь.
— Нет. Малороссы и татары войско московское разобьют под Конотопом.
Название местечка выплыло в памяти в последний момент.
— Фу ты, напугал меня! А всякие звездочёты да хироманты ничего такого не говорят…
— Потому как шарлатаны, от лукавого.
— Полагаешь, карты не врут? — осторожно спросил Елагин.
— А вот в октябре и увидим. Недолго осталось, девять месяцев.
— Озадачил ты меня! И царю-батюшке о гадании сказать зазорно, и предсказание серьёзное. А про меня погадай!
Никита раскинул карты:
— Не вижу ничего — ни плохого, ни хорошего. Стало быть, в ближайший год судьба твоя, князь, не изменится. В опалу не попадёшь, жив будешь.
— И на том спасибо.
Князь прикрыл глаза и надолго задумался. А на остановке у постоялого двора Никита пересел в свои сани. Вроде и неплохой мужик этот Елагин, но лучше от сильных мира сего держаться подальше. Как там у поэта? «И пусть минует нас и барский гнев и барская любовь». В самую точку, хоть и написано на два века позже.
После возвращения в Москву князь сразу же направился на государев двор — лишь переоделся. Никита же в баню пошёл, у князя зимой она топилась пару раз в неделю. Он попарился, отдохнул и другим днём направился в лекарню. Там его уже заждались, болящие каждый день Ванюшку вопросами одолевали — когда же Никита вернётся?
Он окунулся в работу — за время поездки с князем на Соловки соскучился по медицине. Учиться на врача Никита пошёл осознанно, нравилась ему эта специальность.
Никита проводил по две-три операции в день. Делал бы и больше, поскольку операции не были сложными или обширными. Сдерживало его активность небольшое количество коек. Ведь операцию сделать мало, после неё за пациентом понаблюдать надо, перевязки делать. А кроватей всего четыре. Надо расширяться, ведь место позволяет.
Никита заказал у столяров ещё шесть кроватей. Но одно действие тянуло за собой другое. Он был занят на приёме, операциях, и большая часть нагрузки по выхаживанию пациентов и пригляду за ними ночью, особенно после операций, легла на Ванюшку. Паренёк не протестовал, но Никита видел — ему приходилось тяжко. Надо нанимать сиделку. А где её, грамотную, найдёшь? За полгода Никита из Ванюшки вполне толкового помощника приготовил, придётся ещё кого-то брать, и лучше бы, конечно, женщину. Пациенты были и женского пола, так женщине ухаживать за ними сподручней.
Как-то, во время краткого отдыха, он разговорился с Иваном о помощнике.
— Есть такая, моя сестрица Наталья! — удивил его Иван.
— А что же ты раньше молчал?
— Так ты не спрашивал.
— Расскажи-ка!
— Она белошвейкой при княжеском дворе. Только отпустит ли её князь?
— Я поговорю с ключарём Афанасием.
