Конечно, можно предположить, что у Николая есть где-то потайной «схрон», что он не делится украденными продуктами даже с близкими, но это уже чересчур.
Позже явились те, кого я отправлял на осмотр места преступления. В кабинет ввалились довольные, но сесть без моего разрешения не решились. Кажется, сумел научить ребят тому, что демократия хороша в другом месте, а не у нас.
– Для начала, – обвел я парней командирским взором, – расскажите, имеются ли у нас свидетели?
Свидетелей у нас не имелось. По ночам народ предпочитает спать, а не керосин жечь, и электричества на окраине нет. Только один дядька, ходивший до ветру, сообщил, что слышал какие-то звуки, словно бричка на рессорах. Что ж, уже хорошо.
– Что у нас по осмотру места преступления?
Народ переглянулся. Виталик Кровавов вытащил из-за пазухи лист бумаги, положил его на стол.
– Вот, тута я нарисовал, где Иваненко лежал – со слов Прохора, что тело нашел, а здесь мы еще кое-что нашли, я крестиком пометил.
С некой долей торжественности мне вручили фуражку и револьвер.
– Представьте, товарищ командир, – принялся тараторить Андрюха Косолапов, конопатый парень из какой-то дальней деревни, приехавший на жительство в город совсем недавно. – Фуражку Колькину мы в пяти аршинах от дороги нашли, на спуске валялась. Думаю – если фуражка тут, может и пушка его здесь? Шагнул еще шагов пять, смотрю – лежит! А еще, что в фуражке-то, а?
Я взял в руки фуражку, осмотрел тулью. Целехонька! А внутри лежал мандат, сложенный вчетверо. Я отчего-то все время забываю, что фуражку можно и так использовать.
Что ж, версию о контриках, решивших отомстить славным чекистам, придется выкинуть. Револьвер и мандат они бы взяли. Наши череповецкие удостоверения, без углового штампа, с косой печатью, все равно представляют определенную ценность. И, ничего, что у меня написано «удостоверение», а у Кольки «мандат», это очень грозный документ. Подделать его несложно, но зачем подделывать, если есть подлинник?
Что ж, можно подвести первые итоги. Николая убили где-то в другом месте, потом привезли на окраину города и выкинули. Скорее всего, убивали его в помещении, потому что он был без головного убора, а иначе пуля пробила бы и череп, и фуражку. Перед этим Николай хорошо поел. Возможно, что ужинал вместе со своим убийцей. Убийца имеет доступ к дефицитнейшим продуктам и отчего-то не заинтересовался револьвером. Еще у преступника есть возможность пользоваться бричкой. Вот у меня, например, нет не то что брички, но даже велосипеда! Значит, транспортное средство?
– Теперь, товарищи, нам следует установить, что это была за бричка.
Мои оперативники помалкивали, ожидая, кого отправят на задание, но тут голос подал Дима Корольков, один из Колькиных подчиненных. Высокий, нагловатый парень.
– А почему ты нами командуешь? – поинтересовался он, уставившись в меня пронзительным взглядом. – Ты, товарищ Аксенов, своим отделом распоряжайся, а нам сейчас только начальник губчека может приказывать.
Он что, решил со мной в «глазелки» поиграть? И ершиться стоило раньше, когда я с утра им задачу ставил. Ты ведь, милый мой человек, уже начал мне подчиняться.
– Я командую, потому что я командир, – проникновенно ответил я, посмотрев в его водянистые глазенки. – И ты сейчас не к товарищу Есину пойдешь, а побежишь устанавливать, что это за бричка, понял?
Парень сник, что-то пробормотал.
– Я не слышу ответа, товарищ Корольков! – сказал я, подпустив «металла» в голос. – Вы все поняли?
– Да понял я, понял, – окончательно сник парень.
Ага, в «гляделки» он со мной играть станет! Меня, еще молодого и начинающего, после школы отдали на месяц под начало одного «дедушки» (в кавычках, потому что с этим ветераном на узкой тропке мало кто решился бы схлеснуться) выведенного за штат (не в отставку, боже упаси). «Дедушка» перед пионерами не выступал, боевым прошлым не хвастался, но с молодыми работать любил. Так вот, водил он меня в тюрьму (тамошний «кум» был его хорошим знакомым) и заставлял играть в «гляделки» с зеками. А у тех взгляд оч-чень пронзительный! Не скажу, что у меня получилось сразу, но с третьей попытки начало получаться. Ага, будет тут получаться, если мне «дедушка» в затылок смотрит…
– Если вы все поняли, то вместе с товарищем Кровавовым – вперед, устанавливать, что за бричка, и чья.
– Товарищ командир, а куда идти-то? – растерянно переспросил Кровавов. – Бричка энта может у кулака какого, что в город приехал, и местная. Вы хоть зацепочку дайте.
Вот ведь, все-то им разжевать, да в рот положить!
– Для начала, проверьте конюшню горкоммхоза. Сколько у них бричек, есть ли такие, что за кем-то конкретным закреплены. Ну, дальше вы сами поймете.
Кровавов и Корольков ушли. Я посмотрел на оставшихся товарищей.
– Меня интересует: первое – были у вас «наводки» на спекулянтов, продававших тушенку и шоколад?
– Откуда? – вскинулись парни. – У нас все больше рожь, да овес, пшеница и то редко. А из такого, вкусного, только сыр был, масло сливочное, сахар еще.
– Ясно, – хмыкнул я. – Второй вопрос. Николай в последнее время встречался с кем-нибудь? Ну, чтобы один, без вас. Может, зазноба у него завелась?
Парни задумались. Потом Гришка Синицын – лопоухий, с пухлыми губами, вдруг вспомнил.
– Слышал, как он вчера вечером по телефону разговаривал. Мне показалось, что с бабой. Разговор такой – ой-ой, хи-хи.
– Ясно, – кивнул я и посмотрел на парня: – И чего сидишь?
– А что делать? – растерялся тот.
– Как что? Идти на станцию устанавливать, с кем вчера связывали ваш отдел, – хохотнул Андрей Косолапов. Посмотрев на меня, попросил: – Товарищ командир, может я схожу?
– Вместе и сходите, – приказал я.
Когда мой кабинет опустел, я взял лист бумаги и карандаш, принявшись набрасывать схему. Что ж, пока все сходится. Еще сделал пару звонков. Теперь дождаться парней, которые должны подтвердить мои соображения. Вырисовывалось бытовое убийство, за которым стояла очень серьезная фигура. С этой фигурой, возможно, не то что мне – начальнику отдела по борьбе с контрреволюцией, но и председателю губисполкома не совладать! Итак, посмотрим.
Часа через два народ вернулся. Что ж, все подтвердилось. Приказав парням остаться в кабинете и не расходится, я пошел к своему начальнику.
– Значит, говорите, все замыкается на начальника подотдела военных заготовок и поставок товарища Петелина? – спросил Есин после моего доклада.
– Так точно. Петелин неоднократно бывал в Вологде, имеет доступ к продовольствию, привезенному из Архангельска. Я выяснил, что тушенка действительно поступала в распоряжение нашего военкомата, для добровольцев, уходивших на фронт. Военком подтвердил, что поступило двадцать десятифунтовых банок. Про шоколад спрашивал, он только заржал – мол, ты вроде не пьешь, какой шоколад? Продотдел подтвердил, что выделяли для подотдела подводы для доставки продовольствия – две штуки. Вопрос, для чего нужно четыре подводы, если консервы могла перевезти и одна?
Казалось бы, что нам какой-то подотдел? Увы и ах. В июне, когда была создана Череповецкая губерния, поотрывалось столько отделов и подотделов, что скоро сами запутались, какой отдел и за что отвечает. Иван Васильевич Тимохин не родился губернатором, но вовремя осознал ошибки и начал потихонечку объединять отделы и подотделы. В результате появился Совет народного хозяйства, куда вошли все структуры, занимающиеся экономическими вопросами губернии. Но был там подотдел, который формально подчинялся Совету, но реально «замыкался» на всемогущий комиссариат продовольствия, комиссаром которого был товарищ Цюрупа. Тот самый, что стал организатором продотрядов, инициатор принятия введения в республике продовольственной диктатуры.
Вопрос обеспечения граждан продовольствием даже в высокоразвитых странах очень важен. А что говорить про восемнадцатый год? Так что наркомат продовольствия на сей день – один из важнейших. И как ни крути, Цюрупа – член правительства, а наш начальник, Феликс Эдмундович, только председатель Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при правительстве.
