Завалящих. Ясно? Это Сенька так выразился. Золото у него с бриллиантами “завалящие”.
— Так Жорик… Вы же сказали… — Семен по моему лицу понял, лучше не спорить. Оправдываться — куда ни шло. Спорить — точно нет. Опасно для жизни. Я был в таком бешенстве, что мне самому казалось, будто во время разговора плююсь ядовитой слюной и скрежещу зубами.
— Что мы сказали?— Тут же влез Матвей Егорыч. — Тебе было велено, немного испортить одну половину поля. Ну, копнул раз, копнул два. Все. Успокойся уже.
— А Вы… — Я сразу же вспомнил, что вообще-то за подготовку поля отвечал дед Мотя.— Вы где были? Вам дали помощника. Помощника! На кой черт оставили его одного? Разве Семена можно заподозрить в сообразительности? Посмотрите, на его лицо…
Я схватил младшенького за подбородок и повернул его физиономию сначала в одну сторону, потом в другую.
— Тут же сразу видно — природа отдыхает на детях. Она и на родителях не особо напрягалась, если честно говорить, положа руку на сердце. Где Вы были?
— Я… Мне пришлось отойти. Да. Но я ведь не думал, что оно, вон как, выйдет. — Начал валить с больной головы на здоровую Матвей Егорыч. Короче, никто ни в чем не виноват, каждый думал одно — делал другое, а итог вышел на сто балов.
— Ага. Отойти. — Сенька решил сдать деда Мотю с потрохами. — Да он вообще появился на минуту, велел копать и исчез.
Короче, судя по всему, Матвей Егорыч реально ткнул пальцем младшенькому, где рыть, а сам умчался к очередному куму, свату, брату дегустировать столь любимый им напиток.
— Так делать-то что, Жорик? — Опять поинтересовался дед.
В этот момент, к разрытому полю добавился еще один экспонат, на который начали таращиться все присутствующие. Геннадий.
Появление судьи было весьма красочным. Во-первых, сам он выглядел так, будто по нему ездили катком, потом пинали, потом, на всякий случай, возили лицом по асфальту, и, чтоб наверняка, еще раз проехали катком. Во-вторых, фонило от Геннадия за километр. Он даже еще не приблизился, а половина деревни похмелились ароматом, который источал судья.
Не успел он подойти к председателю, как с другого конца улицы обозначилась Светланочка Сергеевна. Госпожа Милославская вырядилась так, будто находилась не в Зеленухах, а на Каннском фестивале. На ней было ярко-красное платье с юбкой, которая от малейшего дуновения ветра норовила изобразить из себя японский зонт. На голову маман напялила широкополую шляпу, прикрывающую практически все лицо. Судя по тому, что с той стороны, откуда она явилась, пахнуло уже знакомым ароматом, от которого значительно повеселела остальная часть присутствующих, та, до которой не дошел Геннадий, я понял, ночь они провели вместе и очень весело. Тут же вспомнился Андрюха и его художественный храп. Пазл сложился.
Зрители пребывали в восторге. Матч еще не начался, а уже столько всего интересного.
— Что с полем? — Поинтересовался у Николая Николаевича Генка. Ему, правда пришлось напрячься и сфокусировать взгляд, а это в его положении было очень не просто.
— Дык… — Председатель тянул буквы и время, соображая, что ответить судье, который, вообще-то, был приглашен из города. А еще, Николаич точно знал, что Геннадий алкоголем не увлекается вообще. Все-таки парень родился и вырос в Зеленухах. Поэтому состояние Генки стало для председателя настоящим откровением.
— А что с полем? — дед Мотя решил исправить свой косяк и всю ситуацию в целом. — Нормально все с ним. Мы, как хозяева, согласны уступить лучшую половину соперникам.
— Ааааа… Ну, хорошо. Раз вы так решили, давайте начинать. Похвальное рвение, однако…— Генка наклонился ближе к Николаичу, который стоял с бледным, каменным лицом. — Водички можете организовать. Жарко, знаете ли.
Я закрыл глаза, пытаясь удержать себя в руках. Вообще-то, только что хотел переговорить с Геннадием на предмет переноса матча. Мой план потерпел полное фиаско и следовать ему дальше именно сейчас не видел смысла. Но дед Мотя все решил за меня. Что сказать? Ничего. Николаич может прощаться с должностью. Это факт.
Команды разошлись на свои места и начали готовится. Главное, если Воробьевские смотрели на наших игроков с сочувствием, тем было по фигу. Все правильно. Какая разница, ровное поле или измочаленное. Один хрен играть не умеют.
— Жорик, а ты чего такой смурной? Я что-то не так сказал? Договаривались же, сами отдадим противнику лучшую часть.
Я посмотрел на Матвея Егорыча и отодвинулся в сторону. От греха подальше. Уголовную статью за убийство никто не отменял. А я реально на грани.
— Ладно. Раз тут порешали, погнал я к нашей команде поддержки. Они уже в здании школы собрались. Дам последние ценные указание, — дед Мотя потер руки, предвкушая успех.
Главное, он либо реально не понимал, что все рухнуло и надежды нет, либо хорошо прикидывается, заодно издеваясь.
Надо ли говорить, что первый тайм напоминал клоунаду? Соперники добегали до середины, где заканчивалась нормальная часть территории, оттуда лупили по мячу, и, что вообще не удивляло, вот-вот могли забить гол. Пока что спасало расстояние до ворот и то, что у нашего вратаря было единственное ровное место. Туда Семён просто не добрался.
Местные игроки прыгали с кочки на кочку, пытаясь просто не свалиться. Несколько раз почти кувыркнулись через яму. Зрители радостно хлопали в ладоши. Там уже никто не болел за одну команду или другую. Там просто ждали, кто вперёд сломает ноги.
А самое главное, весь происходящий цирк фотографировал тот самый журналист из районной газеты. Я уже представлял статью, которая выйдет после этого матча. Вот честно. Мне казалось, хуже быть не может. Как всегда, я в который раз недооценил Зеленухи и деда Мотю.
Глава 14: Неожиданности продолжаются...
— Ну, что тут, Жорик?
Первый тайм подходил к концу,(если можно, конечно, это все вообще называть приличными словами), когда рядом со мной обозначился Андрюха.
Братец привел себя в порядок и выглядел гораздо адекватнее, чем его компаньоны по вчерашней тусовке. То ли пил он все-таки меньше, то ли здоровья побольше. Крепкий молодой организм. Геннадий тоже, вроде, не старый, но насчёт крепости Андрюха точно оказался впереди.
— Честно? Полная задница тут. — Ответил я Переростку чистую правду. Зачем преуменьшать, если все, так сказать, на лицо.
Я стоял чуть в стороне от основной массы, прости господи, болельщиков и наблюдал за творящемся на поле безумием. Расстраивало оно, похоже, только меня. Деревенские
