— В ставке рассчитывали на десять–пятнадцать штук. И это очень... Это очень много. Но вмешались обстоятельства.
Даше показалось, что Артур оправдывается, и ей стало за него обидно. Захотелось, чтобы майор немедленно ответил этому ухмыляющемуся старику что-нибудь тяжеловесное, чтобы тот замолчал и признал раз и навсегда, что предметы представляют из себя ценность, и что не зря на них потрачены были время, силы и жизни стольких людей. И что не зря из-за них, возможно, погибли тетя Лида, и дядя Миша, и Саша, и Нянюра... не зря, не зря, не зря, не зря!!!! Не зря! Слышите, вы, господин Сидней Райли, он же Сидней Массино, он же агент Интелидженс Сервис! Не зря!
Даша переложила Фенека в другую руку, устроилась в кровати, подобрав под себя ноги и вознамерившись дослушать до конца. Побольше узнать о происходящем ей ой как не помешает, к тому же в шпионских романах всякая информация, в конце концов, оказывается герою полезной. Больше знаешь — меньше спишь, но дольше живешь! Если бы Фенек давал возможность не только слышать, но и видеть сквозь стены, Даша была бы бесконечно удивлена, обнаружив, что Сусанна Борщ вовсе не взбалтывает длинной ложечкой коктейли для господ шпионов, но находится в кладовке, приложив ухо к дну стеклянного графина. Горлышко графина приставлено к стене — той самой, за которой расположена гостиная. Правой ногой в бисерной шлепке Сусанна для устойчивости опирается на тюк, который (вот странность) изредка шевелится и похрюкивает. Лицо у Сусанны сосредоточенное, губы искусаны, взгляд нехороший, как у гиены, и как-то плохо верится, что нотариус Борщ помер своей смертью.
***
— Все равно балаган и гурджиевщина! — судя по звуку, Райли поднялся. — И бардак! Кстати, ну зачем вы притащили с собой девицу? Что теперь с ней прикажете делать? Убирать? Я, Уинсли, слишком стар и сентиментален, чтобы душить невинных барышень.
— Чтоооо? Да, скорее, я сам задушу вас! Эта девочка, она... Она же совсем ребенок! Она вчера лишилась семьи! Она растеряна и напугана! Да если бы не мисс Чадова, я бы вряд ли сидел сейчас здесь и слушал ваш, — Артур закашлялся от возмущения... — ваши домыслы. Я обещал доставить девушку в Крым и обещание свое выполню. И да! Я чистоплюй! Сноб... И держу слово! Помогите с бумагами, Райли — больше от вас ничего не требуется. Чистые проездные документы на меня и на девушку! Два места в поезде! И мы немедленно отсюда уедем в Крым. А там я как-нибудь решу вопрос с предметами сам... Кардинально.
Даша стиснула фигурку Фенека так, что побелели пальцы. «Ну же? Ну! Говори! Говори!» — шептала она, словно там, в гостиной ее могли услышать. Меж тем, в кладовой мадам Борщ не больно, но обидно ткнула носком шлепки в хрюкающий тюк, поставила графин на пол и достала из пасти «одноглазой горжетки», служившей одновременно оригинальным тайником, наполненный прозрачной жидкостью шприц. Ловко сделав «тюку» укол, Сусанна вернула пустой шприц в лису и извлекла из того же тайника маленькую склянку, оборудованную резиновой круглой «грушей». Внутри склянки переливалась сиреневым «обморочным» цветом субстанция плотности и текучести обыкновенной аш-два-о.
— Ах-ха-ха-х-ха, — заливался на всю гостиную Сидней Райли. — Ах-х-ха-ха... Нет уж, Артур! Кардинальные решения предоставьте мне. Уж я-то знаю, как заставить девчонку отдать предметы... Ах-а-а-ха! Да вы побледнели! Не бойтесь — никакого физического воздействия! Девица ваша останется жива-здорова. Вот, вы, например, заметили, как я давеча заставил ее выпить коньяк?
— Да... И весьма удивился, если честно. Если бы вы не были таким ярым ненавистником предметов, то решил бы, что у вас Кролик. Или даже Орел.
— Кролик, зайчик, белочка, бурундучок? Нет, Уинсли! Нет у меня никаких безделушек, зато есть химическое вещество с известной лишь мне и еще одному человеку формулой! Не странного происхождения побрякушки, но продукт человеческого разума! Фармацевтика! Морфин и феромональный патентованный компонент! Достаточно двумя пальцами сдавить грушу и направить пульверизатор (слово «пульверизатор» Райли произнес с видимым удовольствием, словно это он сам его только что придумал) на вас, как вы с удовольствием станете делать то, что я вам прикажу, а также послушно отвечать на любые мои вопросы... Где же? Где же он? Черт!
— Вэрмута с водкой, господа? — с ласковой улыбкой вплыла в комнату Сусанна. В правой, согнутой чашечкой ладони она держала сиреневую склянку, двумя пальцами левой руки касалась круглой резиновой груши.
— Сусаннушка... Что это вы такое творите? Откуда у вас эта вещь?
— Значит, экзальтированна и глупа... — задумчиво протянула Сусанна по-английски. — Да вы — хам! Но за «талантлива» я прощаю вас, Сидней! А теперь, «дусья», дышите глубже...
Танцевальным, неуловимым движением Сусанна метнулась к старому британскому разведчику и выпустила прямо в его вытянувшееся лицо облачко фиолетовой жидкости. Туман с отчетливым нафталиновым душком окутал голову старика, потом неохотно развеялся... Сидней чихнул, еще раз чихнул, и еще раз...
— Ааапчхи!!! Ты старая бесстыжая мразь, Маргарита Зелле! Ааапчхи!!! Какого черта ты здесь делаешь? Когда успела вытащить у меня склянку? Где настоящая хозяйка? Ааапчхи! И мой грим... Ты что? Стащила у меня грим?! Ааапчхи! Боже мой! Как я рад нашей встрече, Марго! Дрянь! Марго, я всегда был бесконечно вами очарован... Жаль, что тебя в семнадцатом французы так и не дорасстреляли до конца! Как же жаль!
— Многим жаль, «дусья». А ты постарел с нашей последней встречи. Стал точь в точь старый напыщенный петух! Как это по-русски? Пэтушок-пэтушок, золотой гребэшок, масляна головушка... Да вот только лиса его ам — и съэла, — Маргарита Зелле, она же Мата Хари, она же Сусанна Борщ (а еще скольких ее имен мы не знаем) стянула с головы дурацкий черный парик и, выдернув из него фазанье перо, лихо всадила его прямо в горжеточью пасть.
Скорчившись в кресле, майор норфолкского полка Артур Уинсли беззвучно и с наслаждением хохотал.
Глава восьмая. Которая раскроет читателю не только глаза на некоторые обстоятельства
Примостившись на широком подоконнике среди увядших фикусов и жухлых гераней, Маргарита терпеливо ждала, пока майор наконец-то перестанет смеяться. Под слоем грима лицо ее казалось кукольным и бесстрастным, но руки слегка нервничали. Она то поправляла сползающую с плеча лису, то одергивала юбку, то норовила убрать в крошечный, прежде прятавшийся под париком пучок тонкую седую прядь. Опомнившись, замирала. Сидела, не шевелясь и не мигая. Свет, пробивающийся сквозь пыльное стекло, размывал ее силуэт, делал его зыбким, неотчетливым. Высветленный четырехугольник окна и деревянная рама, похожая на массивный багет, создавали иллюзию гигантского натюрморта, на котором марионетка отдыхает среди увядших цветов. Выглядела Маргарита старой и очень измученной, хотя бодрилась изо всех сил.
