После тренировок на жаре очень хотелось полезть в речку, чтобы освежиться. Но, Маша Алексеева предупредила Васильева, еще когда он ел уху, что никто в реке не купается по той причине, что большие рыбы больно кусаются, закусали уже до крови двух маленьких девочек. Мамаши своих дочек еле отбили от наглых рыбин. А на дне сидят огромные раки со здоровенными клешнями, которые одному сорванцу, полезшему в воду в первый же день, откусили палец на ноге. Теперь все боятся купания, а набирают воду в ведра и обливаются на берегу. Потому и Васильев с бойцами поступили подобным образом. Раздевшись, они поплескали друг на друга водой и растерлись полотенцами, которые входили в комплекты, выданные им на дорогу майором Синельниковым.
Закончив с боевым слаживанием своего нового маленького подразделения и немного отдохнув, Станислав Николаевич отдал приказ выступать. Когда прошли через расщелину, снаружи уже вечерело. Присутствия немцев возле скал у водопада пока не наблюдалось. Но в лесу группами патрулировали финские егеря, а возле места, где партизаны выкопали братскую могилу для оккупантов, расположился немецкий опорный пункт.
Васильев вел бойцов по широкой дуге. До темноты удалось уйти достаточно далеко. Они преодолели почти половину расстояния до заброшенного карьера, рядом с которым содержались военнопленные. Заночевали на полпути, в месте, где у предусмотрительного партизанского командира имелась замаскированная маленькая землянка. Там пересидели самые темные часы, охраняя по очереди.
Едва рассвело, подкрепились сухим пайком и начали осторожно продвигаться дальше. Но, когда снова приблизились к дороге, то выяснилось, что немцы затеяли на дороге какое-то нездоровое движение. Мимо проезжали крытые грузовики, легковые автомобили и даже бронетранспортеры. Конечно, Васильев решил выяснить, что за такая движуха пошла. Тем более, что все подходы к лагерю для военнопленных, как выяснилось, патрулировались с собаками. Немцы и финны казались весьма встревоженными. Дальше сейчас продвигаться было опасным. Пришлось ограничиться осмотром подходов к лагерю в бинокль и отложить более тщательную разведку лагеря с военнопленными на потом.
Решили возвращаться и заодно проследить, куда же стягиваются немецкие силы. Через несколько часов, снова сделав приличный крюк по лесу, устроившись на пригорке, разведчики рассматривали в бинокль немцев, которые уже обосновались в большом палаточном лагере. Лагерь враги развернули на достаточно просторной вытянутой поляне. Там уже были расположены полевые кухни, поленницы колотых дров, козлы, на которых двое немцев пилили дополнительные бревна на чурки. Рядом же еще два немца кололи эти чурки на отдельные поленья и укладывали в поленницу. Недалеко располагались четыре брезентовых навеса на вкопанных столбах. Под навесами были сооружены столы и скамьи из тесаных жердей. Недалеко от этих навесов был еще один навес, под которым были установлены ряды рукомойников и жерди, приспособленные для сушки полотенец. Далее с двух сторон были установлены палатки по два ряда. За палатками были видны сооруженные из жердей и брезента сортиры. Чуть поодаль от остальных стояли еще две палатки, рядом с которыми остановился грузовик с высокой антенной радиостанции.
Весь лагерь был обнесен изгородью из колючей проволоки, натянутой на вбитые в землю колья. А за пределами лагеря, на скалах возле дороги, имелись дополнительные пулеметные точки. На выходе из лагеря у немцев был сооружен проход-проезд, перегороженный воротами. Вход в лагерь охраняли часовые. Еще в лагере недалеко от выезда стояли на стоянке крытые грузовики, легковые машины и даже бронетранспортеры. Имелись и две позиции зениток.
За время наблюдения из лагеря несколько раз выходили патрули, отправляясь в окружающий лес. К счастью для партизан, патрули уходили в другую сторону от них. А через некоторое время они рассмотрели немецкого офицера в эсэсовской форме, который прогуливался вдоль речного берега по верху скал. Возле водопада эсэсовец остановился. И партизаны с удивлением наблюдали, как у него над ладонью парил желтоватый кленовый листок. Потом офицер скомкал осенний лист и пошел обратно к лагерю.
После этого странного события началось обсуждение друг с другом шепотом увиденного и высказывание мыслей по плану нападения на этот новый немецкий лагерь. Ведь получалось, что теперь он сильно мешал организовывать запланированное нападение на лагерь для военнопленных, являясь, фактически, сильной передовой вражеской позицией, выдвинутой почти к самой расщелине.
Но, Станислав Николаевич сказал, что сначала надо определиться, сколько точно здесь немцев, узнать, что они тут делают и почему расположились отдельно от остальных немецких войск и довольно близко к секретной скальной расщелине. Поэтому, прежде чем планировать нападение на них, нужно добыть языка и разговорить его. А дальше по полученной информации можно составить план нападения на этот лагерь, определить сколько нужно с нашей стороны бойцов и какое оружие необходимо применить.
Все получилось, как задумали. Разведчики подползли к немецкому лагерю еще ближе и затаились, сильно рискуя. Им повезло, что никаких собак в этом лагере пока не имелось. А люди их не заметили. Пролежав в засаде около часа, удалось улучить момент, когда еще один немец, на этот раз рядовой солдат с корзинкой в руках выбрался через выход из лагеря под громкие шутки и гоготание сослуживцев, охранявших вход-выход. Как потом оказалось, его на спор отправили сослуживцы для сбора грибов, которых в осеннем лесу уродилось довольно много.
Едва солдат скрылся за деревьями, углубившись в чащу, как на него напали из засады. Вокруг его шеи сомкнулись руки сержанта Ануфриева, а ефрейтор Зимин резко ударил немца под дых и тут же навалился спереди, зажав немцу рот заготовленным кляпом. Закричать «язык» не успел. Васильев же быстро стянул руки пленному приготовленной веревкой. Подхватив немца подмышки вместе с пустой корзинкой, бойцы быстро потащили пленного в сторону своей расщелины. Им опять повезло, потому что до тех пор, как они скрылись внутри, тревога в лагере поднята не была.
Пленного немца звали Ганс Гельт. Оказавшись в совершенно незнакомом и мирном месте, где было тепло по-летнему, а босоногая детвора беспечно бегала вдоль реки, стреляя из рогаток в огромных ворон, Ганс не стал отпираться. Он выложил все, что знал, отвечал правдиво и без задержки. Он выдал информацию и о количестве солдат и офицеров в лагере, и о целях их нахождения здесь, и о поставленных задачах, которые они выполняли. Что знал, то и рассказал, включая все слухи и домыслы.
А рассказ Гельта был очень интересен. Оказалось, что бесследной пропажей большой группы русских крестьян, отправленных в лагерь, которых потом планировали использовать для выполнения фортификационных работ, заинтересовался очень важный офицер по имени Гельмут Руппель, имеющий непосредственное отношение к организации Аненербе. Этот гауптштурмфюрер слыл мистиком. Он не скрывал целей, сам говорил солдатам, что их группа послана сюда под Ленинград в экспедицию для сбора и изучения информации по древностям, относящихся к гипотетической стране Гиперборее, которая, якобы, существовала здесь многие тысячи лет назад, и от которой остались лишь каменные свидетельства-артефакты. Их и предстояло найти.
В подчинении Руппеля находилось подразделение численностью около двухсот тридцати человек. По словам Ганса Гельта, этот начальник ожидал момента, когда немецкие войска займут Ленинград, чтобы после прекращения боевых действий заняться поиском каменных артефактов, которые могут иметь отношение к Гиперборее, как в Ленинграде, так и в его пригородах. Но, продвижение войск на передовой неожиданно остановилось. Однако, для них, для простых солдат группы Гельмута Руппеля, все пока складывалось очень неплохо. Снабжение их подразделению поступало усиленное и специальное, палатки давали хорошие, даже оснащенные маленькими печками. Обеспечивали их подразделение всем необходимым, да и служба пока проходила не слишком тяжело. Их группу держали подальше от передовой. И они были рассредоточены на отдельные команды, распределенные по разным местам до того момента, пока им сегодня с самого утра не приказали прибыть в этот новый единый лагерь, который решил организовать Руппель недалеко от места происшествия с исчезновением крестьян.
