значит, в самый раз?
— В самый, — сказал Боширов. — Знаешь какой лучший допинг для девушки-спортсменки перед серьёзными соревнованиями? Абсолютно легальный.
— Нет, — сказал я, хотя уже догадался, что он имеет в виду.
— Секс, — сообщил Боширов. — Даже тренеры советуют.
— Это правда, — подтвердил товарищ майор.
Надо ли говорить, что я согласился? В конце концов, мне действительно было интересно побывать на соревнованиях по фехтованию.
Двенадцать дней, остававшихся до двадцать четвёртого февраля, были, как всегда, до отказа заполнены делами, но я не забывал о приглашении. К тому же накануне Боширов позвонил и напомнил:
— После соревнований идём в кафе. Светка моя уже и подружек по команде предупредила.
— Кафе?
— Пить не будем, просто посидим [2], — подражая грузинскому акценту сказал Боширов и положил трубку.
Соревнования проводились в спортивном комплексе ЦСКА, во Дворце тяжёлой атлетики. Начало — в семнадцать часов.
Беспокоить Василия Ивановича в субботний день ради такой ерунды я не стал и поехал на метро. Это было нарушением протокола безопасности — мои высокие покровители настаивали, чтобы я пользовался во всех поездках исключительно служебной машиной, но я шёл на эти нарушения. Во-первых, ради чувства личной свободы, а во-вторых, из любви к московскому метро. Было в нём какое-то необъяснимое очарование. К тому же после совершенно непростительного похищения в Мары, я стал гораздо осторожнее и не ленился лишний раз бросить взгляд на ауры тех, с кем еду в одном вагоне или тех, кто спрашивает, как пройти на Красную площадь к мавзолею Ленина, в который я всё собирался попасть исключительно ради любопытства, но постоянно что-то мешало.
В большом зале на первом этаже было постелено несколько фехтовальных дорожек. Зрителей на трибунах набралось немного. Как объяснил Боширов, с которым мы встретились у входа, в основном родственники, знакомые и друзья спортсменов.
— Иногда бывшие спортсмены ходят. Кто соскучился по звону клинков. Ностальгия.
— Понятно, — сказал я. — А Саша что не пришёл?
— У товарища майора, насколько я понял, сегодня свидание с Катей. Помнишь официантку в «Национале»?
— Ага! — сказал я.
— Только я тебе ничего не говорил.
— Само собой.
Мы уселись на трибуне так, чтобы хорошо видеть зал.
— Вон моя Светка, в команде «Динамо», высокая, с хвостиками, — показал Тимур и помахал рукой.
На фехтовальную дорожку выходили две команды девушек по четыре в каждой.
Все в белых обтягивающих фехтовальных костюмах, стройные, красивые. У одних на рукаве шеврон — синяя прописная рукописная буква «Д» в ромбе, у других шеврон в виде синего щита с белым силуэтом птицы над стилизованными волнами — знак спортивного общества «Буревестник».
Я уже знал, что «Буревестник» — это спортивное общество студентов и преподавателей. Если поступлю в Бауманку и решу серьёзно заняться спортом, буду выступать за него.
Также знал, что ни одной из фехтовальщиц нет двадцати одного года. Юниоры.
Высокая девушка с волосами, собранными в два хвостика бросила взгляд на трибуны, увидела нас с Бошировым, помахала в ответ.
Команды поприветствовали друг друга, разошлись, каждая собралась в кружок. Девушки обняли друг друга за плечи, подбадривая и настраиваясь на грядущий бой.
Тем временем Тимур наскоро объяснял мне правила:
— В спортивном фехтовании три вида: шпага, рапира и сабля. Мужчины представлены во всех видах. Женщины — только рапира. Видишь, электрошнуры подключают?
На дорожку вышли две первые девушки с рапирами и масками в руках. Коснулись груди друг друга рапирами так, что клинки чуть согнулись; надели защитные маски; разошлись.
— Это для электрофиксации укола. Проверили оружие и аппарат. В рапире можно наносить укол только в туловище. Шпага — в любую часть тела. Сабля — туловище, руки и голова. В сабле электрофиксации нет.
— Получается, кто первый уколол, тот и прав? — спросил я. — Аппарат зафиксирует?
— В шпаге — да. В рапире и сабле — нет.
— Почему?
— В этих видах важно, кто атакует. Называется правота атаки. Тот, кто защищается, должен сначала атаку отразить, а только потом ответить. Парад-рипост, как мы говорим.
— Защита — ответ, — перевёл я.
— Верно. Всё, смотри, начинают. Сам всё сейчас поймёшь.
Девушки — обе правши — приняли боевую стойку.
Правая нога впереди, стопой направлена на соперницу. Левая позади, развёрнута на девяносто градусов.
Колени полусогнуты, словно перед прыжком.
Спина прямая, плечи развёрнуты, голова поднята.
Правая рука с опущенной рапирой впереди; левая сзади — чуть согнута и приподнята.
Красиво.
Примерно то же самое с разной степенью готовности происходило и на других дорожках.
— К бою, — услышал я голос судьи — седоватого мужчины в коричневом костюме и рубашке с полосатым галстуком.
Рапиры поднялись.
Колени ещё чуть согнулись.
Стопы сдвинулись, нащупывая лучшее положение.
Здоровые ауры девушек — одна бежевая, другая бирюзовая — сгустились, разделились на полосы с разной интенсивностью цвета. Эти полосы начали шевелиться, медленно сплетаясь и расплетаясь, образуя сложные и разнообразные узоры — зрелище не менее завораживающее, чем сами девушки в фехтовальных стойках.
— Готовы? — спросил судья. — Начали!
Это чем-то напоминало странный танец. Иногда медленный, иногда стремительный и рваный, но неизменно напряжённый и в чём-то даже страстный. Почти танго, только без ярко выраженного ритма и сексуального оттенка. Но кто-то всё равно стремится доминировать, а другой, вернее, другая, вроде бы подчиняясь, неожиданно перехватывает инициативу и уже доминирует сама, стараясь подчинить соперницу, оплести её своей страстью к победе.
Четыре шага назад — три вперёд.
Отступление — атака.
Теперь в другую сторону.
Глуховатый звон (или, скорее, звонкий стук) скрещивающихся клинков.
Выпады. Защита и нападение. Столкновения.
И вопли.
Создатель, как же они кричали!
Уже через пару минут бои начались
