Осторожно попытавшись отхлебнуть практически кипящий круто заваренный чай Ссешес получил обожженый язык и раздраженно зашипел оскаливаясь. Отставив кружку в сторону, он подозрительно посмотрел на наслаждающегося вкусом чая Иванова.
— И как под это можно разговаривать? С обожженным языком разговор надолго не затянется. Да и от такой температуры настой полностью потеряет свои полезные свойства — если они вообще есть.
— Горячо? А Вы подуйте на него, подуйте — и мелкими глоточками… А то, если разом выхлебать, и разговора не получится… И сахар берите, не стесняйтесь… — Иванов обмакнул брусочек сахару в чашку, чуть разболтал, откусил и вернул остаток на ложку.
Последовав совету Иванова и одновременно похихикивая про себя, Ссешес с абсолютно серьезным выражением лица сложил губы в трубочку и, аккуратно подув в кружку, сделал первый пробный глоток. После того, как он провалился по пищеводу, организм дроу ощутил, как по органам чувств буквально ударили дубиной — крепчайший черный чай, не имеющий никакого родства с «тем самым слоном, вывалянным в пыли грузинских дорог» имел для эльфийских органов чувств столько оттенков и полутонов, что дроу в первые несколько секунд просто выпал из окружающего мира, прикрыв при этом глаза. Сделав еще один глоток, он без напряжения раскусил кусочек пиленого сахара и, скорчив недовольное выражение на лице, опустил его на стол.
— Напиток великолепный. Только вот зачем портить богатство его вкуса этой белой сладкой гадостью?
— А вы под язык положите. Меду, жаль, нет… Тяжелый день выдался… Я тут у костра покурю маленько, своих проверю, чтоб службу не забывали, а то расслабляться начали. Благодать здесь, тишина… С удочкой бы на зорьке посидеть… — Иванов чуть потянулся, одним глотком допил чай, встал и полез за портсигаром.
— Рыбалка? Скучно… Предлагаю сходить на охоту. Тем более, что я своему воину обещал… Да и не далеко относительно. — Мерно прихлебывая одуряюще пахнущий напиток богов, Глава Дома Риллинтар медленно успокаивался и раскладывал по полочкам забурлившие в его остроухой головушке идеи. (Большая часть которых не привела бы в восторг апологетов гуманизма, а меньшая вызвала бы продолжительные ночные кошмары у простого обывателя.) Впрочем, о чем-то своем задумался не только один Ссешес — Иванов тоже засуетился и задумчиво произнес:
— Ладно, заговорились мы, а мне еще с Москвой на связь выходить… Пойдем мы…
Внимательно посмотрев на Иванова поверх кружки с чаем, Ссешес все же не смог удержаться от мальчишеской выходки, на которую его толкала и врожденная скрытность высокородного дроу и не менее вредная часть человеческой психики, поэтому об установленном Лешим защитном барьере, который все равно не выпустит гостей дальше чем на полкилометра от края поляны, он промолчал, озвучив вслух только и так видимые гостями препятствия:
— На север не идите — топь. А насчет рыбалки — не прав ты Николай сын Антона… — Добавив еле слышно себе под нос: — Смотря какая охота… И на кого…
В чуть затуманенном ароматами и вкусом чая разуме Ссешеса, наблюдающего за сборами Иванова, еще долго висела наполненная кристальным холодом и подземной тьмой мысль: 'Ну что ж, обертка показана, первый слой вызвал у него усмешку, второй опасение… Третий… — Пусть пока живет… '
5.08.1941 г. Примерно 2 часа ночи.
Серебристый ночной полумрак, расцвеченный тепловым зрением, из которого выступают светящиеся пятна палаток и яркое солнце небольшого костерка. Силуэты часовых находящихся в секретах, просвечивающие сквозь наполненную тьмой листву. И медленные, ленивые мысли, сопровождающие рассеянное блуждание взгляда по всей этой картине 'Хорошее размещение и не скажешь что хумансы'. Неслышной тенью, проскользнув за периметр поляны и в очередной раз кинув прощальный взгляд на оставленное сонное царство, дроу не смог не отдать уважение профессионализму прибывших гостей. Множественное перекрытие секторов ответственности и удачное расположение секретов позволяло, если не избежать ночных неприятностей, так многократно снизить потери. Во всяком случае, возникшее было детское желание (основанное на воспоминаниях одной очень веселой ролёвки и пары десятков вызвавших мерзкую дрожь наслаждения полуразмытых сцен, явно не принадлежавших ранее человеку, промелькнувших в памяти) подкрасться и нарисовать спящим дополнительные улыбки, хоть углем, а хоть и острой сталью, резко исчезло.
Через полчаса скольжения по ночному лесу, наполненному величественными звуками теплой летней ночи, дроу вышел на небольшую полянку — скорее даже просвет, заросшую мелким кустарником в котором человеческая часть памяти моментально распознала шиповник. Тяжелые, налитые серебристой темнотой ночи бутоны, распространяющие вокруг умопомрачительный аромат, длинные покрытые скрытыми в тени листьев колючками плети, и свет четвертинки луны выглядывающей из одеяла облаков — все это создавало ощущение нереальности происходящего. Особенно если учитывать невозможность цветения шиповника в августе. Подойдя к темной, неподвижно застывшей в окружении кустарника фигуре, Ссешес опустился рядом с ней на колени и тоже подставил лицо лунному свету, глубокими вздохами заставляя себя погрузиться в тишину и кристальную чистоту ночи, оставляя все неприятные мысли где-то вдалеке…
— Ну и как тебе этот рыбак, Глава? Думаешь, зря он о рыбалке говорил? Рыбалка — дело сторожкое… вдумчивое. Он и на охоте выстрел зря не потратит, и подранка не оставит. Такие на мелочь не размениваются… А ты — дичь знатная, трау…
Чуть вздрогнувший от внезапно раздавшегося голоса Духа Чащи дроу прикрыл глаза и, пробежавшись по воспоминаниям сегодняшнего, казавшего бесконечным дня, неожиданно хриплым голосом задумчиво произнес:
— Слишком спокойный, слишком уверенный… слишком наглый для хуманса… В иное время и при других обстоятельствах… — при этих словах тело дроу слегка передернулось от предвкушаемого наслаждения — Жаль, что возможный союзник и политические выгоды перевешивают наслаждение танца с ним… Многодневного танца тьмы и стали, достойного войти в летописи Дома…
Мерный шелест листьев, складывающийся в слова, шелестящие, лишенные всяческих эмоций слова, невесомыми лепестками падающие в ночной тиши:
— Медленно снять шкуру уже захотелось… Правильно вас трау детьми тьмы за глаза называли, любители вы этого дела. Только что за картину ты перед глазами этого хуманса рисуешь? Детский рисунок, простые кружева… зачем… неужели думаешь, что он еще не понял и не посмотрел глубже? Хотя подставляешь второй слой личности ты Глава виртуозно — даже я иногда сомнения испытываю — вдруг ты на самом деле такой, каким пытаешься казаться…
Шипящий шепот, расцвеченный одновременно яростью и властью, моментально развеял очарование наполненной волшебством и спокойствием ночи:
— Молчи, 'Ужас леса', 'Прадед черной ели', 'Душа гнилой дубравы' — так вроде называли тебя хумансы в своих самых страшных сказках и легендах — Ты же еще помнишь хруст костей человеческих младенцев в корнях… Сладкий вкус стекающей жертвенной крови и это волшебное ощущение полной власти над попавшим в твои владения хумансом…
Откинувшийся назад дроу, устремив немного расфокусированный взгляд в безбрежную глубину ночного неба, тихо и доверительно продолжил:
— Пусть все идёт, как идёт… неужели тебе не интересно развитие этой смешной истории под названием жизнь? Это же ваше любимое времяпрепровождение — наблюдение за проносящимися табуном диких коней событиями. Так что пока не вмешивайся, если только… не маленький… сам разберешся. А пока тебе задание — после похода к нарисованной тобой картине, нужно будет заняться другими ближайшими источниками. Подготовь список. Меллорны пока вырастут, я сам зазеленею, да и сам знаешь, что может сделать толпа хумансов с топорами. Так что пока наши гости будут уверены, что они знают наше слабое место, нам надо запустить столько источников сколько есть в нашей досягаемости — и знать о них хумансам совсем не обязательно. А там и меллорны подрастут.
— Понял, Глава. Будет сделано…
5.08.1941 г. день
Выдвинувшийся по знаку Иванова передовой дозор осторожно перебрался на сторону когда-то существовавшей вёски и тихо растворился в подступившем к огородам сосняке. Подождав условного сигнала, основная группа последовала по уже проторенному пути. Выйдя к резко обозначенному краю воздействия настороженные необычностью окружающего пейзажа, люди остановились. Из-за спины оценивающе окидывающего взглядом остатки хутора Иванова со скучающим видом вышел дроу и, тихо вступив на сьеденный чем-то грунт, наклонившись, зачерпнул полную горсть странной разбавленной густой болотной жижей массы. Некоторое время тишину нарушало только дыхание собравшихся и влажные шлепки сочащейся между черными пальцами жижи.
