Сегодня утром он позвонил Абрикосову и назвался, — тот, надо надеяться, о нем и не слышал никогда. Попросил о встрече. Тот мягко согласился. И вот теперь они сидели в тесном однокомнатном кооперативчике Абрикосова и глядели друг на друга. Абрикосов курил, поблескивая толстыми стеклами, и ничего пока не спрашивал. Впрочем, спрашивать в такой ситуации, видимо, должен был Аракелян.
— Вы йог — отчего же вы курите? — ни с того ни с сего спросил полковник.
— Читайте «Павану» — ответил йог, развернул толстую переплетенную рукопись и сунул полковнику под нос — как раз, видимо, на том месте, где доказывалась возможность, а то и необходимость курения для йогов. Полковник читать не стал.
— А очки отчего носите?
— Вижу плохо. Минус шесть.
— Вы же целитель? Что вам стоит поправить зрение?
— Мне ничего не стоит. А вот одному вашему начальнику будет стоить… ну, очень многого. И не только ему.
— Это как это?
— Ну, пришлось бы, влияя на прошлое, не дать советским войскам бомбить город Орел, чтобы бомба не попала в тот дом, где прошло мое золотое детство. Правда, война тогда продлится на три недели дольше, гитлеровцы могут успеть закончить работу над атомной бомбой, а если даже и не успеют, то потери советских войск при взятии Берлина окажутся на двенадцать процентов выше, и ваш шеф, и не только шеф, фамилию его вы сами знаете, погибнет в ночь на тринадцатое мая. Ну так как, будем поправлять мое зрение? А очки у меня и так очень хорошие, цейс.
— Да, да, лучше потерпите. Вы не женаты?
— Что вы. Скоро десять лет, как я импотент.
— Йог-импотент?
— Именно. Долго объяснять.
— Может быть, я пойму коротко?
— Да нет, вряд ли. Просто я выходил в самадхи… в очень высокие сферы астрала, если вам так понятнее. И возвращался по тонкой ниточке. А свастисдхану, мировую в данном случае половую чакру, контролируют, увы, евреи. — Абрикосов скривился. — И обхапали меня за милую душу. Можно сказать, перемножили меня с этой стороны на ноль. И вот до сих пор не могу у них ничего отобрать. Очень силен сейчас их эгрегор.
— Что?
— Неважно. Вы не поймете. Евреи, короче, нынче очень сильны.
— Вы не любите евреев?
— За что мне их любить?
— Так вы, значит, патриот?
— Несомненно. Вы это прекрасно знаете. Иначе по сей день держали бы меня в дурдоме.
— Я-то тут при чем?
— Вы-то тут и при чем. Кончим об этом.
Аракелян и впрямь забыл, с кем говорит.
— И цель моего прихода знаете?
— Почти. Точнее, уже три года как я ничего не знаю совсем наверняка. Я возвращался, знаете ли, по тонкой ниточке и… заметили меня в чувашском эгрегоре. И обхапали меня почти по всем чакрам. Особенно, — Абрикосов коснулся лба, — пострадала аджна. Так что точно я не знаю ничего.
(«Какое счастье», — подумал Аракелян.)
— Счастья никакого, — вслух ответил йог. — Вам в особенности. На вашем месте я бы вообще уходил с работы и ехал в родной Караклис. Кировакан, то есть. Или лучше в Каре, там теперь армян не режут.
Аракелян помрачнел:
— И армян вы тоже не любите?
— А за что мне любить армян? Вы, кстати, почти единственный, с которым я в жизни столкнулся. И вы же меня в психушку сунули. Так как насчет любви?
— Простите, но тут служебные соображения.
— Вот потому-то только с вами и разговариваю. Я патриот все-таки.
— Вы имеете в виду — патриот советский?
— Русский. И советский тоже, если русский нынче означает советский. Названия меняются. Была Скифия. Потом Русь. Потом Россия. Теперь СССР. Сущность та же самая — исконная, русская. А Россия для меня и для моих друзей — превыше всего. Единая и неделимая. И я ее патриот. Достаточно ясно излагаю? Или, может быть, вам это неприятно?
— Да нет, что вы, не дашнак же я. Я советский офицер. И тоже патриот. И, думаю, мы сможем договориться.
— А у меня и выхода другого нет. Точнее, для меня это самый простой выход. А вы, кстати, уже опоздали с визитом ко мне, ничего вы этому типу сделать не сможете. Разве что лично могу дать совет-другой.
— Загадками говорите, уважаемый Валериан Иванович. То есть как это ничего не можем? Я пришел вас просить о помощи в розыске опасного преступника.
— Это шпиона, которого вы в сентябре зевнули? Видите ли, просто назвать вам его нынешний адрес — с моей стороны весьма непатриотично будет, это уж я, извините, расшифровывать отказываюсь, вы мне на слово поверьте. Да и не могу я вам указать — «вот эта улица, вот этот дом», чувство ориентации у меня потеряно уже пятый год, возвращался я по тонкой ниточке, и заметили меня в татарском эгрегоре… Впрочем, это уже неважно. Короче говоря, могу дать только наводящие сведения.
— Это отчего бы?
— Вы, Игорь Мовсесович, лучше вовсе его не ловите. И препятствуйте его поимке. Уверяю вас, это будет с вашей стороны самым патриотичным поступком.
— Валериан Иванович, вы говорите с полковником госбезопасности! Думайте о возможной ответственности за свои слова!
— Я не об ответственности думаю, а о карме. А моя как раз такова, что, ежели бы вы ко мне репрессии применили, то я бы как раз ступень-другую и перепрыгнул. А вам стало бы куда как погано, скоро совсем, еще в этом воплощении.
Аракелян, всегда спокойный, внутренне несколько похолодел.
— Что ж, я и сделать вам уже ничего не могу?
— Можете. Нужно оформить московскую прописку одному мальчику из Киргизии. Его там скоро линчуют за ясновидение. А он, может, еще пригодится. Даже вам.
— Вы же патриот России — а просите за киргиза!
— Киргизия — древняя, исконно русская земля. Как и Армения, учтите это!
— А Аляска с Финляндией?
— Попрошу диссидентских разговоров в моем доме не вести!
Аракелян внутренне охнул: так с ним не разговаривало даже начальство. Но выбирать не приходилось, и нужно было извлекать пользу из этой беседы, пусть даже для себя одного.
— Так что, сделать этому мальчику прописку?
— Пишите: Ыдрыс Умералиев, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения. Нужна хотя бы однокомнатная квартира. С телефоном, возле метро.
— А профессия?
— Тунеядец. Целитель-ясновидящий. Шаман. Что вам лучше, то и пишите.
— А нам за это что?
— Что ж, давайте менять товар на товар. Если скажете, что мой того не стоит, можете мальчику квартиры не давать. Бибисара сама попросит кого надо.
— Нет уж, пусть не просит, у нас возможности не меньше! — обиделся полковник. — Валяйте, говорите.
— Вот. Человек, которого вы сейчас пытаетесь задержать, может стать исполнителем кармы России. Но он не должен им стать, поскольку с точки зрения всемирной кармы Россия является тем самым государством, которое рано или поздно должно поглотить… Это вас уже не касается, впрочем. Вы его хорошо обложили. В вашем эгрегоре…
— У нас такого нет!
— Зря так полагаете. В эгрегоре КГБ его предвидели и вам помогали. Вы его хорошо обложили, повторяю. Но в литовском эгрегоре тоже не дремали и подсунули вам свинью на лопате…
— Так я и знал, займусь гадом этим!
— А он меньше всех виноват, его не спрашивали. Литовца, словом, не трогайте. Он еще изрядную роль в ваших делах играть будет. И избавит, хотя и против своей воли, вас от многих неприятностей. Так вот: шпион ушел у вас прямо из рук. Можете шпиона даже ловить, если вам больше делать нечего. Все равно не поймаете, хотя я дам вам зацепки. Найдите через поликлинику молодого человека, пострадавшего при сносе дома на Малой Грузинской в день, когда вы объект упустили. У парня ушиб позвоночника, он ничего не видел и не слышал, с ним можете вообще не разговаривать. Он дома лежит. Но пусть скажет, с кем он, получая травму позвоночника… время проводил. И вот уже у того… допытайтесь, может, и видела она, куда ваш объект побежал. И потом потрясите инвалидов, которые на вокзалах у касс калымят. В тот же вечер с помощью такого инвалида ваш клиент куда-то уехал. Ну, вам хватит.
— Более чем. Еще советы будут?
— Да как вам сказать… Отвлекусь я в сторону, Игорь Мовсесович. Года два назад понял я, что обобрали меня по всем чакрам, совсем уж ни жить, ни дышать не могу. Ну все, все отобрали! Чуваши, евреи, лемуры! Кто хотел, тот и хапал. И пошел я тогда по эгрегорам сам — искать, что плохо лежит, может, найду что свое, кровное. И нашел. Не свое, правда, а чужое, но очень мне кое-что пригодилось, да и пригодится еще. Умение, например, столярничать. По красному дереву. Еще — лапти плести. Вот, у меня на столе кочедык настоящий лежит, пятку выплетать, — пока что как пресс-папье; вот, бетель умею делать настоящий, если, конечно, компоненты есть. Словом, без куска хлеба остаться не должен бы. Попробовали бы и вы тоже так… поискать на черный день вокруг себя… да и в себе тоже? У китайцев есть специальная… молитва, что ли… одной, так сказать, богине — чтобы та послала много умения. Ваше спасение, лично ваше, если честно говорить, именно здесь и лежит. Мягко говоря, пошли бы вы туда, не знаю куда, там ведь точно лежит то, не знаю что, а оно, уверяю вас, качества там наивысшего и в надлежащем количестве. Вы ведь и представления не имеете, с кем связались, раз уж упустили его, так стоит ли ловить? Думаете, он просто шпион? Думаете, вы его просто так ловите, по-будничному? Да ведь о вас, ежели вы его сумеете не поймать, потомки говорить будут! С благодарностью!
