матрасом, застеленная парчовым покрывалом с растительными узорами, выполненными золотыми нитями на темно-красном фоне. Тяжелые шторы из бордового бархата, слегка прикрывающие оба окна, тоже выглядели очень дорогими. Посуда, которая разместилась на столе, вполне соответствовала всей остальной обстановке. Тарелки и миски были из расписного фарфора, столовые приборы блестели начищенным серебром, а высокие бокалы и маленькие стопки переливались хрустальными гранями.
— Этот дом принадлежал раньше коменданту крепости, — объяснил майор, заметив удивленный взгляд гостя.
— Чувствуется, что комендант не бедствовал, — пробормотал Александр, оглядывая помещение. Потом спросил:
— И куда же подевался этот комендант?
— Сбежал в Германию, как только мы сюда пришли. Даже добро свое все бросил впопыхах, — сказал майор.
Помимо повара, за столом вовсю хозяйничала и грудастая майорская секретарша, принимая активное участие в трапезе, что только подтверждало догадку Александра о близких отношениях Широкина с ней. На первое повар в белом переднике, надетом поверх обычной матросской робы, подал сациви из курицы с тертыми грецкими орехами, а на второе — лобио из красной фасоли тоже с орехами. Все, как положено, со специями и с зеленью. Блюда имели отличный вкус, чувствовалось, что при их изготовлении использовали все ингредиенты, рекомендованные рецептами. Даже кинза была совсем свежей. Александр не понимал, и где только они здесь на Моонзунде все это брали, когда вокруг шла война?
А ведь, несмотря на все принятые меры, обстановка на фронтах все равно продолжала ухудшаться. Вермахт двигался вперед, пусть и не столь быстро, как раньше, но двигался. И свое захватническое движение германская военная машина останавливать нигде не собиралась. Ведь, несмотря на все усилия, предпринятые руководством РККА, техническое превосходство противника и боевой опыт личного состава, накопившийся за время войны, например, при наступлении немцев на Францию и во время разгрома Польши, давали о себе знать. Германия воевала уже больше полутора лет. Причем, боевые действия с первого сентября тридцать девятого года велись на различных театрах военных действий и не только в Европе, а даже в Африке. Красноармейцы же, в подавляющем большинстве, вступали в бой необстрелянными и неопытными. Лишь у некоторых бойцов действующей армии имелся опыт боев в Зимней войне с финнами, да столкновений с японцами на Халхин-Голе.
За столом майор говорил о том, что под Ригой продолжается тяжелое сражение. А в Курляндии дела совсем плохи. Вот-вот немцы последний укрепрайон возьмут в районе мыса Колка. Вот только Александр помнил, что в его прошлой жизни Курляндию и Ригу немцы к этой дате уже взяли неделю назад. А теперь Рига держалась, да и переправа с Колки действовала. Пусть и под вражескими обстрелами и бомбежками, но эвакуация с полуострова на Моонзунд все еще продолжалась.
Вопреки ожиданиям Александра, майор ничего из спиртного на стол не выставил. Вряд ли он сам не пил. Но вот поить Лебедева не рисковал. По всему выходило, что это все козни дяди Игоря. Вероятно, он предупредил майора, чтобы не вздумал соблазнять Сашу спиртным. Так что и не пришлось Александру на этот раз напрягать свою силу воли. За обедом он больше слушал и жевал. События на фронте он тоже старался особенно не комментировать, боясь проболтаться о своем знании будущего развития событий. Лишь уверенно сказал майору, что Советский Союз обязательно победит Германию, хотя война с немцами будет длиться годы, да и потери будут не меньшими, чем в Первую Мировую.
А вот когда нечаянно Саша сказал, что поражение Финляндии полностью сняло угрозу блокады Ленинграда, майор насторожился. Ведь Тимофей Григорьевич, как выяснилось, не допускал даже такой теоретической возможности, считая, что в Зимнюю войну с финнами граница была достаточно далеко отодвинута от города имени Ленина. Лебедев спорить не стал. Зато он хорошо наелся, не забывая нахваливать угощения. Пусть майор поймет, что молодой капитан-лейтенант приличный и благодарный человек, а совсем не такой выскочка-мажор и алкоголик, как о нем, наверное, думает Широкин после факта попойки на поврежденном эсминце и разговора с его дядей.
* * *
Советская база в Ханко имела неплохую береговую оборону, а ее личный состав уже получил в новой короткой войне с Финляндией боевой опыт. Этой военной кампании, победоносно завершившейся решительным десантом на Финскую столицу, уже дали неофициальное название «Недельная война». В понедельник 28-го июня Финляндия официально объявила войну Советскому Союзу, фактически начав боевые действия за день до этого, а уже в воскресенье третьего июля правительство Финляндии подписало капитуляцию. Хотя северная часть страны, объявив себя независимым государством Северная Суоми, еще продолжала сопротивление под руководством фельдмаршала Маннергейма и при поддержке немцев со стороны Норвегии, оккупированной ими, но вся южная часть вдоль Финского залива и до залива Ботнического уже однозначно контролировалась Красной Армией.
Береговая оборона полуострова Ханко состояла из трех двенадцатидюймовых железнодорожных установок, способных уверенно простреливать фарватеры на тридцать километров. Вместе с ними берег обороняли батарея из четырех стационарных 180-мм орудий, которые стреляли еще дальше, чем двенадцатидюймовки, а также десять 130-мм пушек. Имелись и несколько старых береговых орудий других калибров. С воздуха базу прикрывали до полусотни зениток, а также истребители. Непосредственно возле полуострова акваторию защищали сторожевые и пограничные катера, обеспечивая охрану береговой линии от возможных попыток проникновения немецких диверсантов с моря.
Получив сообщение из штаба флота о появлении на Балтике крупных сил немецкого флота, командир базы генерал-майор Сергей Иванович Кабанов понял, что, несмотря на победу в Недельной войне с Финляндией, расслабляться нельзя. По его распоряжению береговая оборона быстро укреплялась финским и немецким трофейным вооружением, захваченным в ходе наступления, предпринятого с полуострова Ханко. Водный район советской базы на Ханко в этот момент прикрывала эскадра легких сил флота. В нее входили крейсер «Максим Горький», оба лидера эсминцев «Ленинград» и «Минск», а также шесть новых эскадренных миноносцев: «Гордый», «Сердитый», «Сметливый», «Стойкий», «Сторожевой», «Стерегущий». Для усиления был задействован отряд торпедных катеров. К тому же, всю акваторию у входа в Финский залив постоянно патрулировал дивизион подводных лодок, а с аэродромов на Ханко, как и с захваченных после капитуляции Финляндии финских аэродромов, небо охраняли истребители военно-воздушных сил флота. По распоряжению штаба КБФ в устье финского залива советские тральщики ставили минные заграждения, чтобы воспрепятствовать возможному прорыву немецкой эскадры к Хельсинки, к Таллину, или даже к Кронштадту.
Эскадра легких сил за время войны уже активно участвовала в боевых действиях. Начав с атак на минные заградители, корабли эскадры провели успешную операцию «Волна» и потопили оба финских броненосца береговой обороны, а затем нанесли поражение остаткам финского флота, попытавшимся прорваться на помощь к Хельсинки из базы в Поркала, чтобы помешать высадке советского десанта. И в подавлении артиллерии
