открылась примерно такая картинка — на полу, уткнувшись носом в унитаз, лежал инструктор роно по политпросветработе Жменя Тимофей Андреевич, а со лба у него стекала и капала на кафель струйка крови…
Первым моим желанием было закрыть дверь и свалить отсюда как можно быстрее и как можно дальше. И я было уже начал выполнять этот план, но помешало одно из полушарий.
— Эй, ты куда? — возопило оно, — тебя куча народу видела, как ты сюда шёл, и как дверь в сортир открывал, тоже немало. Срок с пола поднять хочешь?
— А что я по-твоему должен делать? — огрызнулся я.
— Для начала проверь пульс, а потом беги в учительскую и вызывай скорую… даже не так — проверь пульс, а потом позови кого-нибудь из учеников, чтобы сбегал за директором. Или завучем. Или обеими. А сам тут неотлучно стой и карауль дверь. Во избежание.
Я вздохнул, проверил пульс у Жмени… знать бы ещё, где его искать, пульс этот… на руке не нашёл, а на шее рядом с кадыком вроде что-то тикало. Далее я вышел в коридор, поймал первого же пробегавшего мимо старшеклассника и объяснил, что мне от него надо.
— Так чего директорше-то сказать? — уточнил он.
— Скажи, что срочное дело. Очень срочное. Срочнее не бывает. Если директора не найдёшь, то любого завуча.
Старшеклассник кивнул, окинув меня изучающим взглядом, и улетучился на второй этаж, где у нас всё руководство обитало. А я ещё раз зашёл в сортир и попытался привести в чувство инструктора, по щекам его легонько похлопал. И тут-то он и открыл глаза… напомнило мне это сцену из второй серии Чужого, где колонисты висели приклеенные к стенке, а когда Рипли ткнула в одного из них автоматом, тот открыл глаза и сказал «Убей меня». Так Жменя тоже сказал неожиданные слова, но немного не такие — «Ну что, сука, допрыгался?», вот что у него изо рта вылетело.
Я списал это на неадекватное состояние товарища и снова вышел в коридор — туда как раз прибыла завуч по воспитательной части Валентина Игоревна.
— Что случилось, Антон Палыч? — спросила она, отдышавшись, — говорите быстрее, урок же начинается.
— Сами смотрите, — я распахнул дверь сортира. — Упал, наверно, и ударился об унитаз, — высказал я наиболее вероятное предположение.
— Бегом к телефону, — немедленно распорядилась она, — вызывайте скорую. А я тут покараулю.
— У меня же открытый урок через три минуты, — напомнил я.
— Ничего, задержится твой урок, — перешла она на ты, — здоровье важнее.
Я и побежал в учительскую, возле которой меня ждала Алла.
— Антон Палыч, — жалобно начала она, — там все собрались уже, вас только ждём.
— Сейчас, Алла, буквально две минуты, — бросил я ей на ходу, а сам уже накручивал на диске 03.
Ждать ответа пришлось недолго, дежурный врач мигом въехал в тему и сказал, что машина скоро подъедет, встречайте, мол. Я лихорадочно прокрутил в мозгу возможные варианты дальнейших действий и остановился на таком — заглянул в свой класс, вызвал наружу главного, которого звали Сергей Олегович, и кратенько обрисовал ему ситуацию. Он хмыкнул и сказал, что раз уж так, то врачей встретит он лично, а ты, Антон Палыч, иди и проводи открытый урок. Уже три минуты с начала прошло. Я и поплёлся его проводить…
Ничего особенного на этом уроке не произошло, ну если не считать конечно моего расстроенного состояния души. Проверил домашнее задание, вызвал к доске отличницу Зою, она отбарабанила всё, как по нотам. Объявил новую тему, что-то там нарисовал мелом… никаких сбоев. В середине урока вернулся Сергей Олегович и как ни в чём не бывало уселся на приставной стул сзади и слева. С большим трудом дотянул я до звонка — предупреждённые ученики не начали орать и хлопать крышками парт, а достаточно тихо собрались и очистили помещение. Ко мне подошёл старший.
— Что касается урока, — заметил он мне, — то никаких замечаний нет… разве что держаться вы могли бы чуть менее скованно.
Вот спасибо, мысленно ответил я ему, но ты не тяни кота за яйца, объявляй уже и то, что не касается уроков.
— А в учительской вас ожидают, — продолжил он, — можете идти.
Я примерно предполагал, кто там меня мог ожидать в этой учительской, и предчувствия меня ни разу не обманули — два мента там сидели, рядом с моим рабочим местом. Один постарше, капитан, другой помоложе, сержант.
— Тэээк, значит вы у нас будете Колесов Антон Павлович? — спросил старший, заглянув в какую-то свою писульку.
— Так точно, — вырвалось у меня. — А в чём собственно дело?
— Дело в том, Антон Палыч, — продолжил он, — что мы сейчас поедем в районное отделение, и вы там дадите показания по делу.
— У меня же еще два урока, — попробовал отбиться я, — кто ж детей учить будет?
— Всё согласовано с руководством, — встал капитан, — вас заменят. А теперь попрошу на выход.
— Руки за спиной держать? — попробовал пошутить я, но нарвался на неожиданную отповедь.
— Я бы на вашем месте так легко к этому не относился, — сказал капитан, — и шутки шутить прекратил бы.
Вот когда будешь на моём месте, тогда и указывай, хотел было ответить ему я, но вовремя спохватился.
Эх, капитан, никогда не быть тебе майором
Эх, капитан, никогда не быть тебе майором
У входа в раздевалку стоял синий милицейский УАЗик, на нём мы отправились в наше путешествие. Районная ментовка тут совсем недалеко стояла, на улице Старых производственников… я ещё думал каждый раз, когда проходил по ней — а чего ж Молодых-то производственников обошли? Что за позитивная дискриминация?
Обезьянников в эти времена ещё не придумали, так что в прихожей отделения было сумрачно, тихо и спокойно.
— Куда его? — спросил капитан у дежурного, который, видимо, был в курсе и наводящих вопросов не задал, а просто кивнул налево:
— К Сарифуллину.
Меня и повели на второй этаж к неведомому Сарифуллину, который с очень большой вероятностью был татарином и каким-то местным следаком. Капитан завёл меня в кабинет, посадил на стул рядом со столом следака, сам уселся возле окна (сержант отвалился где-то по дороге) и сказал:
—
