Ознакомительная версия.
Будет один шанс. Только один. И этот шанс нужно использовать на все сто… Прокола быть не должно.
Сзади застучали копыта. Вовремя…
— Освальд! Дмитрий! Бурангул! Слазьте с коней! Зовите остальных! Прикройте меня! Так надо!
Подчинились ему беспрекословно. Даже гордый добжинец позабыл на время о шляхтичской спеси. Все просто: только Бурцев знал сейчас, что делать. Остальные чувствовали это. И стремились помочь. Люди засуетились, выполняя приказ новоявленного командира. Толпились бестолково. Прикрывали…
— Да не так! Щитами прикройте! И меня, и телегу эту. Чтоб сверху не видать было. Быстро!
Не поняли. Но поверили. И успели: сгрудились тесной группкой вокруг мотоцикла, нагромоздили над «цундалпом» диковинную «черепаху». Русские щиты — круглые и продолговатые, каплеобразные, деревянные, с железной обивкой. Легкие, плетеные, обтянутые кожей — татарские. А в центре — рыцарский, треугольный, умбонистый — Освальда… Для пули — плевое препятствие, но зато щиты и люди до поры до времени скроют от глаз пилота пулемет, готовый к бою.
На то и расчет. По идее, сейчас «мессер» должен выцеливать хвост растянувшейся по льду колонны и вряд ли разглядел, что впереди — в далеком дозорном отряде затесался военный мотоцикл. Значит, летчика, уверенного в своей неуязвимости, ждет сюрприз. Неприятный сюрприз, если преподнести его как следует.
Замычал пленник — унтерштурмфюрера Отто Майха кто-то в суматохе придавил тяжелым сапогом. Пинок другого сапога заставил немца замолчать. Воины, теснившиеся вокруг Бурцева, замерли. Воины во все глаза смотрели туда, где вот-вот зачнется ад.
— Освальд, чуть-чуть присядь. Мне тоже нужно видеть, что там происходит.
«Мессершмитт» атаковал.
Лед вздрогнул.
Присел не только добжиньский рыцарь — поневоле присели все. «Черепаха» мигом обратилась в некое подобие гномьего хирда. Слава Богу, люди, у которых разом вдруг подкосились колени, не побросали щиты. «Цундапп» с пулеметом оставался под прикрытием.
— Стоять, если хотите выжить и сбить эту тварь! — заорал Бурцев. — Всем стоять!
Они стояли. А «мессер» бил… Летел вдоль колонны и палил. На этот раз немец не ограничился пулеметами: не стеснялся, гад, жать и на пушечные гашетки. И не только на них. Как оказалось, немецкий штурмовик нес на борту еще и бомбы. Небольшие, но зато немало. Точного бомбометания ему сейчас не требовалось. Самолет не сбрасывал даже, а буквально клал смертоносный груз на лед Чудского озера — туда, где толпилось побольше народу.
«Мессер» щедро высевал под собой стальные семена смерти. Пули прошивали насквозь и тела, и ледяной панцирь, снаряды и бомбы вздыбливали воду и торосы. По белой глади шли трещины, льдины раскалывались, оживали, приходили в движение, переворачивались под тяжестью пеших и конных воинов.
Бежали прочь ополченцы и бойцы кончанских старост, гнали лошадей к спасительному русскому берегу посадские гриди, дрогнули боярские и купеческие воинские люди, княжеские дружинники и ратники владыки Спиридона тоже держались подле своих военачальников из последних сил.
Ржали кони, гибли люди. И тонули, тонули, захлебываясь в ледяной воде… Тот, под кем проламывался лед, камнем шел на дно: русские доспехи ненамного легче немецких — выплыть в них нереально.
«Мессер» приближался к авангарду новгородского войска…
Пара пулеметных очередей, грохот скорострельной пушки, взрыв бомбы — и авангард рассыпался, распался на одинокие разбегающиеся фигурки. Не очень удобная мишень. Удобнее была другая. Та, что на островке. Тесная кучка безумцев, стоявших под елочками плечо к плечу, щит к щиту. Сверху казалось: верные телохранители пытаются прикрыть знатного воеводу. И самолет летел прямо, летел не сворачивая, летел, не увеличивая высоты. Ас лихачил, ас делал вид, будто намеревается протаранить островок. И наверняка ухмылялся за штурвалом. Летчик заходил в лобовую атаку, целя винтом и пушками в лицо воинам Дмитрия и Бурангула. «Хирд» нервно зашевелился.
— Держать щиты! Стоять на месте!
Голос Бурцева сорвался. Если бы кто-то сейчас сказал, что он, сидя в мотоциклетной люльке «цундаппа», с пальцем на спусковом крючке, волновался меньше остальных, первую пулю получил бы именно этот умник. Но никто не в состоянии разговаривать, когда атакует вражеский штурмовик. Разговаривать не в состоянии. Только орать. Матом! Благим и не очень.
— А теперь все прочь, мать вашу! И уши! Уши берегите, вашу мать!
Вопил Бурцев по-русски, но про уши почему-то правильно понял только сообразительный Бурангул. Татарин упал ничком в снег — рядом с эсэсовцем, плотно зажмурил узкие глазки, закрыл голову руками. Остальные о своих барабанных перепонках вовремя не позаботились. И пожалели. Особенно поплатились за нерасторопность Освальд и Дмитрий. Именно промеж их голов ударил трофейный «MG-42».
Немецкий летчик был слишком уверен в своей неуязвимости. Летчик слишком близко подлетел к групповой цели на островке. И слишком долго держал палец на гашетке, не нажимая ее.
Бурцев вдавил курок первым — сразу же, как только между плечистым Дмитрием и высоким Освальдом образовалась бойница. «Цундапповский» пулемет загрохотал, задергался, заходил ходуном на турели с амортизатором… «Мессер» тоже спохватился, огрызнулся, но уже неприцельно — как…
Рука летчика все-таки дрогнула в последний момент. Еще бы не дрогнуть, если из-за стены щитов вдруг начинает почти в упор шмолить невесть откуда взявшийся вражеский пулемет.
Дорожки ответных очередей «мессера» пробежали в полудюжине шагов от «цундаппа». Пара 20-миллиметровых снарядов ударили еще дальше. Для щитоносцев, враз отпрянувших от мотоцикла, этого было более чем достаточно, чтобы ощутить себя почти мертвыми. Но Бурцев не прекращал стрельбу ни на миг. Сам сползая по дну коляски, он все выше, выше задирал на турели ствол пулемета.
Все-таки «MG-42», в который сейчас мертвой хваткой вцепился бывший омоновец, — вещь стоящая. Не случайно многие эксперты считали его лучшим пулеметом Второй мировой. Скорострельность двадцать выстрелов в секунду — не хухры-мухры. Раз секунда, два секунда и еще полсекунды. И гибкая металлическая лента питания на полсотни патронов в барабанной коробке — пуста. Но в бою и эти две с половиной секунды тянутся бесконечно.
Ошеломленный неожиданным отпором пилот люфтваффе рванул штурвал на себя, запоздало попытался уйти из-под обстрела в свечу. И подставил-таки серое брюхо машины. Бурцев не замедлил вспороть это брюхо от винта до хвоста.
Длинная очередь прошила фюзеляж.
Жалобно скрипнули вертикальные ограничители турели.
Ознакомительная версия.
