Зато остальные участники «следственного эксперимента», когда я объяснил, в чем будут заключаться их обязанности (нажраться, ужраться и девок полапать), отнеслись к данному мероприятию с куда большим энтузиазмом. Мол, «мы, конечно, ноне все люди сплошь женатые, но коли для дела надо, готовы на любые подвиги»!
Трактирщик Крок’тос был этому «следственному эксперименту» совсем не рад. Просто напрочь. Таможенник Тод’окос, также приглашенный для реставрации событий, рассказал, что Крок’тос даже во дворец к Митк’ококу жаловаться на нас ездил. Но вроде как попал к Митк’ококу в неудачный момент и даже огреб царственной ручкой по морде, получив наказ ни в чем дорогим гостям Вал’аклавы не противоречить. (Еще одна загадка: чего это местный пахан к нам так сильно расположен?)
Так что пришлось бедолаге аж с полудня стоять и отгонять от своего кабака всех посетителей. (А то знаю я этих местных морячков, делать им на берегу нечего, так что засядут в кабаке спозаранку, и до следующего утра не выгонишь. А то и следующим не выгонишь, коли они «продолжения банкета» возжелают.)
Ну а к вечеру уж заявились мы. Почти всей бандой. Только баб да одну оикия оставили лагерь и имущество охранять. Те, кто был тогда за нашим столом, уселись на свои старые места. А остальных, согласуясь с самолично нарисованным планом, дополненным воспоминаниями Крок’туса, я рассадил на местах других гостей и посетителей. Большинство не понимало, что вообще происходит и для чего это нужно. Кажется, в эту группу входил даже Лга’нхи. Я и сам чувствовал себя глуповато, поэтому поторопился подать трактирщику знак разливать по первой. Разлили. Пить в качестве следственного эксперимента и эксперимента вообще казалось как-то глупо, если не сказать, святотатственно. Не для того крестьянин растил лозу, собирал виноград, давил ягоду, разливал сок по кувшинам, чтобы мы его тут как некий препарат потребляли. Это хуже, чем клизмой вводить. Сплошное извращение.
Тут меня что-то торкнуло, я вскочил и, высоко держа чашу, громко выразил свое восхищение всем присутствующим, их беспримерной храбростью, мастерством, умением и ля-ля-ля. Понятие «тост» тут пока еще не существовало. И широкие массы общественности, ввиду свой простоты и близости к природе, не считали нужным искать повод, чтобы опрокинуть рюмашку-другую, однако речь моя была принята с теплотой и поддержана громким бульканьем, чавканьем и звоном посуды. Затем я пихнул локтем Лга’нхи и предложил ему тоже выступить с речью. Лга’нхи, относившийся к подобным мероприятиям с большой ответственностью, встал, недолго подумал. При этом в зале образовалась мертвая тишина, все ждали, что скажет Вождь! (Меня такого почета не удостоили. А я ведь все это племя на себе тяну.)
Вождь сказанул что-то там про нашу доблесть, храбрость, ужас, который мы наведем на врагов, богатые стада, которые будут нашими, и про подрастающее поколение, которое надо дрючить, дрючить и дрючить, чтобы у племени было достойное будущее. В конце почтил своим вниманием и двух, не пойми как затесавшихся в наши ряды пришлых, Тод’окоса и Дик’лопа, которым хоть, конечно, и не место на собрании, где пируют Ирокезы, и в былые годы он бы содрал с них скальпы прямо там и тогда, где встретил. Но в том, мол, и сила племени Ирокезов, что тут даже приблудных бродяжек, вроде этих двух, могут за один стол с «люди» посадить. И в этом есть великая Сила и Тайна!
О, его речь была встречена с куда большим восторгом, чем моя. Может, потому, что он лучше меня понимал чувства этих ребят. Или потому, что говорил короткими фразами, не пытаясь изгаляться в ораторском искусстве. Но речь Вождя понравилась даже мне. Эк он ловко и на нашу идеологию вывернул, которую тут пока еще не многие понимают. А заодно и появление в нашей компании чужих людей объяснил. Молодца, я как-то этот момент не учел!
Мы продолжили пить, есть и произносить речи. Гит’евек толкал что-то про молодежь, барабаны и дудки. За ним поднялся еще один ирокез — командир оикия, отчитался за какие-то щиты, посетовал на молодежь, порадовался за наше воинство, потом… В общем, вечер начал набирать обороты, неловкость первых минут пропала, а градус веселья взлетел. Я хренакнул еще одну чашу и велел Крок’тусу выпускать музыкантов и девок.
Музыканты играли, девки плясали, народ радовался, я недоумевал. Все не мог вспомнить, с какой я тогда девкой того. По моим воспоминаниям, девица, с которой я тогда обжимался и не только, была нереальной красавицей голливудского розлива, с телом богини секса, а тут какие-то замухрышки белобрысые жопами виляют. И достаточно уныло, должен вам сказать. Что-то тут не так! Я, конечно, бухой был, но ведь не настолько же, чтобы, как в пошлых анекдотах, уродливую старуху спьяну за красотку принять?
— Э-э, Лга’нхи! А ты помнишь ту девку, что Тогда в углу мял? — обратился я за консультацией к другу, тайно надеясь вычислить «свою» методом исключения.
— Конечно, помню, — уверенно ответил он мне.
— И которая из них?
— Да не которая. Нету тут тех, что тогда у нас были.
— Крок’тус! — злобно заорал я, призывая уныло стоящего у своих кувшинов трактирщика. — Иди сюда, морду бить буду!
О, блин! Вопреки ожиданиям, все равно идет: либо морды не жалко, либо я уже его так достал, что морду сейчас будут бить мне.
— Крок’тус, — вкрадчиво спросил я, когда этот гаденыш подошел к нашему столу. — Я тебе велел девок пригласить, тех самых, что Тогда были.
— Ну, велел.
— А ты кого пригласил?
— Девок.
— Ты не тех пригласил, что Тогда были!
— Да какая разница? — взвился измученный моими придирками Крок’тус. — Девки они и есть девки. У всех все то самое, на том же месте. Или ты на новой бабе, чего нужно, не найти опасаешься? Так подойди, спроси, я те пальцем ткну!
— Я те ща сам так пальцем ткну!!! — заорал я в ответ. — Разговорился он тут. Почему девок нужных не позвал?
— А будто я знаю, каких тебе нужно! Тут тебе не лес твой. Тут Вал’аклава. Тут этих девок больше, чем ты вообще в жизни баб видел! Будто я помню всех, кто три месяца назад у меня в кабаке жопой вилял! Тебе надо — ты и ищи. А я тут не для того Царем Царей приставлен, чтобы приблудному дикарю девок искать!
О, блин! Видно, сильно же я его достал, коли он так разговаривать осмелился. Хотя с другой стороны… Он ведь и впрямь не какой-то халдей-лизоблюд. У него должность серьезная и ответственная. Он вроде чиновника, на благо своей страны к серьезному делу приставленного, а я с ним как с лакеем.
Но и другая сторона тоже есть — ребята смотрят. И коли я сейчас слабину покажу, понесу, что называется, имиджевые потери. И не только среди своих. Вон как Тод’окос с Дик’лопом глазками стреляют.
Я мысленно смерил трактирщика взглядом. Росточком примерно с меня. А в плечах, пожалуй что, и пошире. Но вот фигура какая-то обрюзгшая и рыхлая.
Только видал я всяких толстопузиков еще в Том, нашем мире, которые иному атлету рожу только так начистить могут. Но деваться все равно некуда. Проглотить обиду — потерять уважение. Натравить на противника своих бойцов — поссориться с Митк’ококом, а уважение все равно потерять. Вот, помню, наш шаман был на все руки мастер. Как он тогда меня отделал!..
— Ты, блин, в натуре оборзел, помет бесхвостой козы Крок’тус, — начал я предматчевую конференцию. — Ты совсем рамсы попутал и берега потерял. Забыл, с кем говоришь? Так я напомню, кто из нас двоих Великий Шаман! Ты у меня сейчас тут лягушкой скакать будешь! Я тебя в червяка превращу и заставляю навоз жрать!
(Хе-хе, а мой-то оппонент глазом потух и осанкой поник! Ненадолго его куража хватило. Не боец! Но тут опять закавыка: теперь либо за базар отвечай, превращай Крок’туса в червя или лягушку (чего все явно ждут с нетерпением), либо решай вопрос по-другому!)
— Но чисто из уважения к Царю Царей Митк’ококу, столь любезно принявшего нас в своем городе, Великому Шаману Дик’лопу, глубоко проникшему в мир Духов, и таможеннику Тод’окосу, чья честность известна всем. Я зла творить в пределах Вал’аклавы не стану (легкий разочарованный шум). Потому либо поедем за пределы города и там я тебя заколдую, либо сразимся прямо тут, с оружием или без. Мне без разницы!
Во! Вот это уже по-нашему! Народ одобрительно загудел. Все-таки правильный у них шаман. И наколдует чего угодно, и по-простому морду набить не дурак. Ура, разгребай столы, прям щас и…
— Стоять! — рявкнул я. — Столы не трогать. На улице подеремся. Если только ты, конечно, Крок’тус, не захочешь за город со мной поехать.
Не. Не согласился. Более того, услышав про предложенный вариант решения конфликта, мой оппонент явно воспрял духом и приготовился отыграться за все свои мучения.
Ну, собственно говоря, сам влип. Все-таки подвели меня некоторые прежние стереотипы. Мол, трактирщик — это такой лакей, ему плюнь в морду, а потом дай чаевые, и он тебе еще руки будет целовать. Все литература чертова. Выработала неверное представление, вот теперь отдуваться придется.
