и старлей Григорьев Олег Евгеньевич, это как раз те самые комитетчики, которых я утилизировал в поезде. Н-да...
Я сдвинул брови и добросовестно вытаращился на любопытствующего чекиста. Сейчас, самое главное, так это было не переборщить с излишком искренности в проявляемом мной недоумении. Моём недоумении, относительно только что озвученных фамилий.
— Кто такие? — без суеты и постепенно перекрашивая естественную общечеловеческую озадаченность в присущую всем нормальным операм профессиональную заинтересованность, спросил я, — А кто они, эти Зубков и Григорьев? Блатные? Ранее судимые? Московские или мои земляки? И еще, будьте добры, поясните мне, товарищ генерал, почему я их должен знать?
Дубровин даже не счел нужным скрывать пытливо-испытующего взгляда, которым он высматривал во мне неискренность. Профессиональный разведчик и, надо полагать, далеко не самый слабый в ПГУ вербовщик, словно рентгеном просвечивал мой не единожды потрясённый мозг. Его блёкло-серые органы зрения изучали мое лицо, наверное, с таким же исследовательским интересом, как и глаза академика Павлова. Когда тот фиксировал условные и безусловные рефлексы своих подопытных собачек.
— Зубков и Григорьев, это два опера КГБ. Из вашего областного управления, — гэбэшник по-прежнему продолжал изучать мою мимику и окулексику.
— А я у ваших голубых петлиц на связи не состою! — изобразил я лёгкую оскорблённость, — И насколько я знаю, наш РОВД курирует гэбэшный опер с другой фамилией. Не помню точно, с какой, но, что не Зубков и не Григорьев, это точно!
Интенсивность просвечивающего гамма-излучения во взгляде джинсового гэбиста ослабло, но не исчезло. Генерал смотрел на меня и мне показалось, что он колеблется. Нет, не показалось. Снизошел и даже объяснил свой вопрос касательно упразднённых мной поездных гэбистов.
— Эти двое, они по линии Пятого управления числятся. — Дубровин оторвал от меня взгляд и погладил ствол яблони, у которой мы остановились, — Они у вас там отъезжающих евреев отрабатывают. В том числе и на перспективу, — чуть поколебавшись, добавил он и опять посмотрел на меня, но уже более открыто.
— На перспективу, это для вашего ПГУ, что ли? Агентурой для работы на земле обетованной запасаются? — не стал я прятать своего нахального взгляда, — Они, что, и к Лишневским вербовочные подходы осуществляли? — придвинулся я к пэгэушнику, доверительно приглушив голос.
— Осуществляли, — не стал юлить тот, — Осуществляли, но не давили так, как всех прочих, — неохотно ответил Дубровин. — Порядок, есть порядок, всех отъезжающих отрабатывают. Директива за подписью председателя Комитета по этому поводу спущена.
— Понятно! — я согласно кивнул, — Вот только я-то здесь причем? Уж вы меня извините, Григорий Кузьмич, но интерес ваш мне непонятен. Я имею в виду ваш вопрос относительно фамилий этих ваших товарищей. Если они по ведомству Филиппа Денисовича Бобкова числятся, то каким боком я к ним касательство иметь могу? — теперь уже я сам терзал пытливым взглядом генерала Кузьмича. Я, который всего-то и есть лейтенант районной милиции.
С указанием не просто фамилии, но еще имени и отчества шефа Пятого Управления КГБ СССР генерал-полковника Бобкова, я подставился вполне умышленно. Надо было как-то раскачать моего ушлого и, чего уж там, по-настоящему высокопрофессионального собеседника. Мне не из простого любопытства хотелось знать, чем было продиктовано озвучивание фамилий зачищенных мною гэбэшников. Это знание мне было жизненно необходимо.
— Ты, парень, откуда знаешь, что Бобков Пятым Управлением руководит? И откуда знаешь, что он Филипп Денисович? — живо встрепенулся Дубровин, — Ты же всего-навсего милицейский лейтенант и самый простой райотдельский следак?! Да еще, хер знает, из какой периферии! Никак не должен ты этого знать! — ожидаемо взбодрился чекист, — Я так думаю, что даже далеко не всякий опер Комитета из вашего областного управления знает, кто есть такой Бобков! И уж, тем более, чем этот Бобков занимается! — настороженная подозрительность так и пёрла из бывшего соратника Паны. Это хорошо. — Говори, откуда у тебя информация о Бобкове? — разволновался чекист.
— Всё дело в том, товарищ генерал, что человек я интеллигентный! — нахально заявил я, осторожно повышая градус интриги, — И потому, мне, как всякому интеллигентному человеку, до всего есть дело! — с достоинством закончил я, очень при этом надеясь, что Кузьмич не воспримет мой ответ, как совсем уж откровенное издевательство. — Ей богу, товарищ генерал, именно отсюда и происходят все мои знания! — с наглым простодушием уставился я на хмурого лубянца, — Вы бы мне лучше пояснили, Григорий Кузьмич, каким боком эти два опера из вашей конторы до меня касаются? Я знать хочу!
Дубровин шагнул ко мне и, встав вплотную, начал что-то высматривать в моих глазах. Молча и долго. Минуты три он пытался что-нибудь выковырять из моих зрачков. То, что хоть как-то позволит ему понять содержимое, так пока и не вскрытого им сознания милицейского лейтенанта. Было заметно, что он злится от того, что до сих пор не смог меня размотать.
— Я бы и сам хотел это знать! — наконец прекратил безмолвное изучение моей честной физиономии генерал. — По сегодняшней утренней сводке прошло, что пропали два территориала из числа оперсостава из Пятой службы. И оба они из вашего областного управления. Чтоб ты знал, это ЧП союзного значения! И пропали как раз те самые Зубков, и Григорьев. Которые осуществляли оперативное сопровождение выезда Лишневских. Среди прочих. Такое вот случилось вдруг совпадение, лейтенант! — поняв бесперспективность игры со мной в гляделки, Дубровин опять отвернулся от меня, — А я давно уже в такие совпадения не верю! Жизнь меня отучила в такие совпадения верить! Начисто отучила! — тихо проговорил он в сторону.
А он неплохой аналитик! И рутину скучных ежедневных сводок через себя просеивать не гнушается. А ведь там не одна страница убористого текста, Союз-то, он ведь большой! Нечастое это явление среди солидных и заслуженных генералов. Особенно среди тех, кто не первой молодости. И тем более, что внутренние проблемы страны с задачами ПГУ мало соотносятся. Однако и то уже хорошо, что моих жмуров пока еще не обнаружили. Иначе бы этот разговор происходил совсем в другой тональности. Впрочем, всё еще впереди. Потому как Дубровин уже зацепился своим сознанием за пропавших комитетчиков и домыслил их возможную связь через Лишневских со мной. А это означает, что после обнаружения трупов, два плюс два он как-нибудь, да сложит. И тогда разговор у нас будет уже более предметным. И для меня
