пустой отсек с земляным полом без единого удобства, была метра четыре, но мне было все равно. Койку заменяли дощатые нары. Я уселся на них у дальней стены, прислонившись спиной к покатому навесу, и принялся ждать, чем все разрешится.
Ожидание затянулось куда на более долгий срок, чем я думал.
День сменился ночью, мне принесли сытный обед, которого я не ожидал получить, и ведро. Но ничего не объяснили, а я вопросы и не задавал. Все равно не ответят.
Следующие пару дней прошли ровно так же. Пищу доставляли, ведро меняли, но допросов не вели, и вообще, словно бы позабыли обо мне. Лишь незнакомый санитар приходил раз в день делать перевязки.
Настю ко мне не пускали, хотя, я был уверен, она требовала посещений, хотя бы с целью медицинского освидетельствования.Пожалуй, если бы моя рана требовала сейчас обработки и ухода, мне пришлось бы худо.
Но я уже совершенно не чувствовал боли, рана затянулась, превратившись в розовый шрам. Чудо! Но я давно перестал удивляться тому, что творится с моим телом.
Впрочем, я уверен, что если бы это тот белобрысый немец подстрелил меня, я бы умер. По честному, без дураков.
Повезло, что я переиграл его, а не наоборот.
Наконец, очередным утром меня вывели во двор. Я нервничал. Мало ли что могло произойти за это время.
Но снаружи я встретил капитана Полевого. У его ног валялся мой вещмешок.
— Как чувствуете себя, Буров? — спросил капитан. — Смотрю, на ногах твердо держишьтесь?
Я молча кивнул.
Особист смерил меня пристальным взглядом, немного помолчал и отрывисто бросил, словно через силу:
— Благодарю вас за сотрудничество, товарищ младший лейтенант! С вашей помощью удалось раскрыть несколько тяжких преступлений, совершенных на территории госпиталя. Прошу извинить за задержание, но, сами понимаете, в данных обстоятельствах это было необходимо. Требовалось выяснить все подробности дела.
Я снова промолчал. Мне было ясно, что все претензии ко мне сняты, а капитан — совсем не дурак. Он прекрасно понимал, что история, в которой замешен странный орденоносец с именным пистолетом, попадет в объединенную сводку по Наркомату, и ляжет прямо на стол самому Берии. А уж тот подобный рапорт не пропустит мимо глаз — внимательно изучит и сделает собственные выводы. Поэтому, зачем рисковать собственной карьерой? Кто знает, что за тип этот Буров, и какие именно взаимоотношения связывают простого танкового командира с могущественным Лаврентием Павловичем. Явно проще уладить дело миром.
— Вам нужно пройти военно-врачебную комиссию, а после этого можете отправляться обратно в корпус, — продолжил Полевой. — Надеюсь, претензий у вас не имеется?
Я сухо бросил в ответ:
— Не беспокойтесь, товарищ капитан, никаких претензий. Больше не увидимся!
Мне показалось, или после этих слов Полевой облегченно выдохнул.
Полуторку нещадно подкидывало на каждой кочке, колеса бухали в многочисленные ямы и колдобины, мы подлетали вверх и тут же падали вниз с громкими матюками, но, тем не менее, как-то двигались в нужном направлении. Помимо меня, в кузове сидели еще человек десять бойцов, возвращавшихся на передовую из госпиталей.
Люди дико злились, в первую очередь на самих себя.
— Это же надо так сглупить! — в десятый раз рассказывал бывший свердловский рабочий, а ныне мехвод одной из машин. — Вылез через свой люк и спрыгнул вниз, не глядя. А нога как хрустнет… две недели ходить не мог, повезло хоть, что не перелом — так бы я все на свете пропустил! Пока наших догоним, уже Берлин возьмут!
— Ничего, и по наши души хватит!.. — вставил кто-то мрачно.
Советские войска активно наступали на брянском направлении. Взятие орловского плацдарма не позволило немцам использовать его для прорыва на восточном направлении, а контрнаступление постепенно перерастало в генеральное наступление.
— А как наш лейтенант Дикий под Борилово дрался! — с гордостью заявил совсем юный парнишка со светлыми соломенного цвета волосами, из 61-й гвардейской танковой бригады.
— Расскажи-ка! — подбодрили остальные.
— Два дзота снес машиной, три миномета раскатал, да целую противотанковую батарею! Самого ранило, радиста-пулеметчика ранило, но он крикнул мехводу: «Дави гадов!» И тот пошел месить немецкие траншеи: из обоих пулеметов огонь открыли! Тут-то фашистам и поплохело, поняли, гады, с кем связались! Потом все же сумели поджечь танк Дикого, но тот выбрался на броню и из огнетушителя под ураганным огнем врага сбил пламя. Немцы били из всех орудий, но пули мимо летели. Он был, как заговоренный!
Рассказчик сделал театральную паузу, нагнетая интерес. Но все и так слушали, раскрыв рты, сопереживая от всей души.
— И что, ушел? — не выдержав, спросил бритый наголо сержант Борисов, с которым я познакомился еще в госпитале. Олег был сложным человеком, любил приукрасить некоторые бытовые сложности, но в целом, на него можно было положиться.
— А то ж! — с гордостью, будто он сам это совершил, ответил паренек. — Наш лейтенант Дикий — ого-го какой человек! Увел машину из-под огня, все уцелели!
Полуторка чуть притормозила, обгоняя стрелковый полк. Судя по новой форме и молодым лицам — бойцы совсем свежие, только прибывшие из тыла. Шофер несколько раз погудел, чтобы никто случайно не сунулся под колеса.
— В том бою несколько фашистских дивизий разгромили, — негромко вступил в беседу усталый, бледный на вид капитан, до этого момента молча сидевший в углу на ящике. — Кучу фрицев побили!
— Наших тоже немало там осталось, товарищ капитан, — мрачно вставил один из красноармейцев. — У нас в роте почти все полегли.
В обычное время такой панибратский тон по отношению к старшему по званию был бы недопустим, но тут в кузове эти несколько часов словно бы уравняли всех между собой. К тому же, капитан сам заговорил первым.
— Танки горели и горели… — добавил кто-то сбоку, я не увидел лица. — Прицельно били, гады… половины корпуса, как не бывало… больше тысячи наших навсегда там осталось, а сколько ранено — не счесть!
— У нас в 197-й почти сразу машину комбата подбили. Майор Рахматулин погиб. Зато сержант Компонеец из батальона автоматчиков ворвался в окопы немцев, уничтожил пулеметный расчет, занял круговую оборону и держался там, пока подмога не подошла!..
— Мужик! Настоящий! Герой!..
— Экипаж Бучковского тоже погиб. Борилово брали, сначала вся рота погибла, один «Пионер» и остался. В воронку влетел и застрял, ни туда, ни сюда. Отстреливались с места, покинуть танк не захотели. Наши подкрепление послали,
