— Это замок местного сеньора, — немного поник хи-нет.
— И что из этого следует? Он вправе разбойничать на большой дороге? — И, не дожидаясь его ответа, потребовал: — Докладывай все подробно. Что выяснила разведка?
Вокруг нас собралась уже нехилая толпа, активно греющая уши. Ни минуты в одиночестве, блин. Монаршая доля, кобыле ее в щель. Изволь оправдывать ожидания.
Разведчики из хинетов оказались классные, мне понравились. Информация о замке была донесена ими достоверная, четкая, с полной разблюдовкой, где кто находится. Все слабые и сильные места укрепления. Но я провел дополнительную рекогносцировку сам. Даже маршал Рокоссовский не брезговал перед наступлением сам облазить на пузе передний край, изучая местность в направлении главного удара. И убедился, что хинеты не допустили никакой отсебятины. Это радовало.
После короткого военного совета с доном Саншо, Гырмой и сьером Вото решено было штурмовать эту «цитадель» внезапно, без предупреждений и объявления войны. Все же тут разбойники против нас, а не благородный рыцарственный противник.
Лишние жертвы среди обитателей замка нам были не нужны, поэтому лучников оставили в резерве верховного командования, рассредоточив их по кромке леса. Заодно послужат заградотрядом для возможных беглецов из замка.
По моему приказу нужные жерди вырубили вдалеке от замка, чтобы его обитатели не слышали стука топоров. Я, Марк, Микал и все амхарцы, вооруженные только баклерами и мечами, взялись, пропустив под мышкой, за конец длинной жердины — длиннее высоты стены, и, подталкиваемые каждый шестью хинетами с другого конца этой жерди, разбежались, ударили стопой в стену и вылетели наверх, оседлав ограждение замка.
Ну как замка… где-нибудь во Франции или Кастилии это даже за замок бы не посчитали — так… четырехэтажная башня за трехметровым каменным забором.
Не успели мы разбежаться по деревянной галерее вдоль стены, как за нами запрыгнула следующая семерка. Через минуту по замку уже гуляло не меньше трех десятков моих воинов, которые брали под контроль все стратегические места этого укрепления в горах. А через две минуты открыли ворота, в которые хлынула основная масса заранее скомплектованных штурмовых групп во главе с доном Саншо.
Амхарцы с ходу захватили вход в башню, а остальные находники, надавав оплеух всем подряд, кто находился во дворе, заперли их в строениях хозяйственных служб. Вооружен был только один часовой, совершенно обалдевший от нашей тактики и даже сопротивления не оказавший.
А вот в самой башне слышались лязг железа и львиный рык моего Марка.
— Марк, назад! — крикнул я в дверной зев башни. — А вы там все сдавайтесь, иначе башню подпалим!
В окно третьего этажа выглянула смуглая всклокоченная рожа.
— А за выкуп отпустишь? — поинтересовались сверху.
Я поднял голову и сказал:
— Те, кто не виновен в дорожном разбое, будут отпущены безо всякого выкупа, но после суда.
Вооруженная толпа за моей спиной загудела, причем часть восторженно, а часть разочарованно, ибо надеялась активно пограбить это местечко, в надежде, что у разбойников точно клад припрятан. И немаленький.
— Чьего суда? — крикнул сверху высокий женский голос. — Кто посмел творить суд на моей земле?
— Рея Наваррского дона Франциска, первого этого имени! — крикнул ей Микал в ответ.
— Боже мой, святая Мадонна, нас захватила Наварра! — заблажила баба наверху, но быстро затихла или ее заткнули.
Недовольный Марк вышел из башни и сел на поленницу дров, которыми хинеты споро обкладывали башню, прислонив к ней свой большой топор. Он недовольно зыркал на меня исподлобья яркими белками глаз. Понятно, обломал я мужику весь кайф. Это как с бабы снять, даже хуже.
Высунулась в бойницу еще одна голова.
— Рей Наваррский не имеет права судить кабальеро на этой земле, будь он хоть трижды сеньор Бискайский. Здесь Гипускоа.
— Хорошо, кабальеро, — подал голос дон Саншо. — Будет тебе суд равных. Кавалерственный суд чести. Только тех, кто носит золотые шпоры. Это я тебе гарантирую — дон Саншо Лоссо дела Вега, инфант Кантабрийский, как кавалер чести ордена Горностая. Остальные кабальеро поклянутся тебе, что будет именно так, без малейших отступлений от Кодекса кабальеро.
И, дав переварить нашему противнику эту информацию, добавил:
— А теперь выходи. Дон Франциск молод и горяч, от нетерпения может и действительно сжечь твою уродливую башню. Вместе с вами.
Терпеливо подождав, пока отец Жозеф вместе со своим монашком примут от всех обвиняемых исповедь и проведут обряд соборования, начали судилище. Суд был долгим. Почти до самого вечера продолжались допросы всех, кого захватили в замке. И их слуг. И их пленных.
Председателем суда был сьер Вото, как самый старший по посвящению в рыцари, заседателями — дон Саншо и баннерет д’Айю.
Я исполнял функции прокурора и дознавателя. А также вел следствие как умел.
Из полона выручили бискайского купца, небольшой табор цыган и крестьянскую семью, захваченную сегодняшним утром. Они все сидели в подвале каменного сарая, в котором и хранили разбойнички весь захваченный у них скарб.
По моему настоянию провели даже следственный эксперимент, где разбойники из рядовых, «вставшие на путь исправления и сотрудничества с администрацией», просто и незатейливо показали на месте, как они захватывали, как убивали и пленяли и как увозили в замок награбленное, кто отдавал приказы и кто их исполнял. И сколько вообще было таких случаев.
Надо отметить, что не все слуги предали своих хозяев. Большая их половина просто отказалась отвечать на наши вопросы, хотя видели, что толстые нижние сучья большого дуба, под которым шло судилище, валлийские стрелки привычно превращали в виселицу захваченными в их же замке веревками.
Главарем в этой разбойничьей шайке неожиданно оказалась дама. Весьма симпатичная особа лет под сорок, одетая в новый бархатный роб и шелковый платок. Властная, но довольно истеричная. Двое других благородных пленников были ее сыновьями. Оба — кабальеро. Оба из рода Гамбоа. Отец их погиб в «войне банд», и руководила всем мамаша. В том числе и разбоем, хотя сама на дело из замка не выезжала.
Проезжавшие путники, которых оставленный нами заслон стопорнул во время нашего захвата замка, усиленно возмущавшиеся учиненным произволом, после нашего приезда активно втянулись в роль судебной публики, создавая не только соответствующий эмоциональный настрой во время судоговорения, но и будущую пиар-акцию справедливого меня в окружающих землях. Для чего я и отдал такой приказ, уезжая в предгорья. А что следы затопчут, то это была отмазка для местных.
