Так, понятно. Воспаление после ранения – это дело обычное. В госпитале при операции мою рану, разумеется, обработали стрептоцидом, но не всегда это помогает. В моей планшетке есть баночка с остатками левомиколя, вот только сказать я не могу – больно. Придется потерпеть до завтра. Может и так обойдется.
Не обошлось. К утру поднялась температура, и в области раны чувствовалось что-то нехорошее. Единственный плюс в моем состоянии был тот, что я уже смогла немного говорить. Поэтому первым делом я попросила принести мою планшетку, моля бога, чтобы она оказалась со мной. Ведь пистолет ребята не забыли. Бог, в которого я не верю, тем не менее, оказался на моей стороне, и планшетка прилетела в Москву со мной. Санитарка принесла ее мне. По моей просьбе открыла ее и достала заветную баночку. Эту баночку по моей просьбе она сунула мне под подушку. Теперь я со спокойной душой могла ждать доктора.
В ожидании стала осматривать помещение, в котором лежала. Палата на трех человек. Койки расставлены по стенам, а в середине стоит небольшой стол и три стула. У каждой койки стоит тумбочка. Две другие койки сейчас пустые, хотя застелена только одна. Наверное, больная со второй койки куда-то вышла. На одной из стен висит зеркало, в углу – традиционная черная тарелка репродуктора. В другом углу стоит платяной шкаф. Кстати, интересно, а что с моей одеждой? Насколько я поняла, от моего обмундирования ничего не осталось. Ладно, голой меня отсюда не выкинут, а на ближайшие пару недель моя основная форма – ночная рубашка, халат и тапочки. Халат, между прочим, висит в ногах на кровати. Тут появился доктор и мои исследования прервал.
– Как вы себя чувствуете?
– Неважно, доктор. Температура вот поднялась. В области раны что-то дергает. Хорошо только, что могу, наконец, немного говорить.
– Вот именно, немного. Много говорить вам пока нельзя. А сейчас давайте в операционную. Сумеете дойти?
Интересно как. В госпитале говорили, что нужно лежать, не двигаясь, а это предлагает идти. Врач, заметив мое удивление, сказал.
– Если вы потихоньку, со всеми мерами предосторожности, будете двигаться, то процесс заживления пойдет быстрее. Главное, не делать резких движений и не напрягаться. Ну, давайте.
Я осторожно села, ойкнув при этом. Потом с помощью врача и сестры, пошатываясь, встала. Халат на меня одевать не стали, а просто накинули сверху. В карман халата по моей просьбе положили заветную баночку, и мы втроем двинулись в операционную, которая оказалась через две комнаты. Там меня уложили на стол, на левый бок, и врач стал колдовать над правым.
– Ой, доктор, больно.
– Терпи, красавица, терпи. Рану надо как следует прочистить.
– Доктор, когда вы ее прочистите, очень прошу, смажьте ее мазью из баночки и сразу забинтуйте.
– Больная, не фокусничайте. У вас начинается воспаление, которое может привести к сепсису, а вы тут со своими доморощенными мазями.
– Доктор, это не фокус. Просто о подобных мазях вы еще не знаете. Тут я чуть не брякнула, что в состав этой мази входит сильный антибиотик, но сообразила, что про антибиотики в этом времени еще никому неизвестно. Ну может чуть-чуть и известно, только не обычным врачам.
– Доктор, меня уже лечили этой мазью два месяца назад. Рана, правда, была заметно легче. Но и эффект уже проявился на следующий день. Вы хотя бы позвольте один день полежать с этой мазью.
Врач задумался на минуту, потом сказал.
– Ладно, мне говорили, что у вас может быть с собой какое-то сильное неизвестное нашей медицине лекарство. Попробуем. Но если станет хуже, то не обессудьте. Вот тогда будет тяжелое лечение и очень болезненное.
– Не будет, доктор, не потребуется, – обрадовалась я.
Мне намазали рану мазью, забинтовали и отвели в палату. Там на одной из коек лежала какая-то тетка лет тридцати. Подождав, пока врач и сестра выйдут из палаты, она обратилась ко мне.
– Здравствуй, коллега. Меня зовут Зоя, а тебя?
– Здравствуйте, – не торопясь, чтобы не беспокоить ребро, проговорила я. – Меня зовут Аня.
– Брось это выканье. Тут мы все больные и, значит, все равны. Что у тебя приключилось?
– Да вот, когда выходили из окружения, во время прорыва словила осколок в грудь. Заработала дырку да еще ребро повредила.
– Так ты что, из армии, не из НКВД?
Голос сразу изменился, и тон стал подозрительным.
Да нет, я лейтенант ГБ. Но вот попала в окружение вместе с 3-й армией Западного фронта.
– Тогда понятно. – Голос снова подобрел. – А то я стала сомневаться. Решила, что блатная. Cо мной так вообще дурацкая история приключилась. Работала и горя не знала, и вдруг заболел живот. Пошла к врачу, а оказалась на операционном столе – аппендицит. Работы невпроворот, а мне тут отлеживаться. И говорят, что еще вовремя успели – пару часов и могла помереть.
– Да, я слышала, что с аппендицитом шутки плохи. Но раз уж прооперировали, то скоро выпишут. Помнится, одна моя подруга через неделю уже вышла из больницы.
– Мне тоже сначала так говорили, но вот задерживают. Говорят, что анализы какие-то не те. Кормят фигово, зато таблетками пичкают почем зря. Впрочем, тебе все это еще предстоит.
– Спасибо, утешили, – слегка усмехнулась я.
– Ой, я что-то перебрала со своими жалобами. Извини. Просто лежать одной скучно, а когда подумаешь, сколько еще дел надо было сделать на работе, то просто тошно остановится.
Так вас тошнит не от оставшихся дел, а от болезни, – я решила не оставаться в долгу. – Как тошнить перестанет, так, значит, выздоровели и можно на работу. А то еще может тошнить от беременности.
– Заткнись лейтенант, а то у меня от смеха швы разойдутся. Ну ты и язва. Дал мне бог соседку.
Но меня уже понесло.
– Если хотите, могу рассказать интересную историю как раз про аппендицит. Только обещайте не хихикать.
Зоя чуть-чуть помолчала. Потом сказала.
– Давай свою историю.
И тут медленно, с передышками, так как все-таки было больно, я рассказала историю, которая случилась с одним приятелем моего дедули – человеком настолько оригинальным, что я уверена в правдивости этой истории.
– Один наш знакомый, преподаватель педагогического института, назовем его Б., почувствовал, как и вы, проблемы с животом. Тогда он позвонил своей хорошей знакомой – преподавательнице медицинского института. Назовем ее С. Та сообразила, что это может быть, и велела немедленно приехать. Б. приехал как раз к тому моменту, когда у С. была группа студентов. С. его осмотрела и поставила диагноз: аппендицит. После этого обратилась к студентам: «Сейчас у нас будет внеплановая лабораторная работа на тему „Операция по удалению аппендикса“». Б. погрузили на каталку, и вся группа дружно покатила его в операционную. Там его уложили на стол и началось. С. командует: «Шприц». Поднимается рука: «Можно я»? «Можно». «Скальпель». «А можно я», «Можно». И так всю операцию. По словам Б., как только ему отрезали аппендикс, он сразу почувствовал заметное облегчение и почти пришел в норму. Студенты под началом С. стали зашивать ему живот, и Б. не нашел ничего умнее, как сказать, что сейчас у них идут курсы кройки и шитья. Тут С. рявкнула, чтобы он заткнулся. Наконец, все зашили, и С. сказала, что теперь надо больного переложить на каталку. Б. настолько хорошо и бодро себя чувствовал, что сказал, что не надо перекладывать, что он сам спрыгнет и… спрыгнул. На его счастье студенты были к этому готовы и успели его перехватить. А то могло кончиться плохо. Через неделю Б. выписали. При выписке С. ему объяснила, что подобные выходки под наркозом для врачей не редкость. Такая вот история.[15]
