Эвдор с Аристидом, нацепив на себя самое лучшее из того, что нашлось в сундуках Филиппа, явились на совет с опозданием, сразу угодив в центр внимания уже разгоряченных вином пиратов.
Кроме Полиада, Эргина и Гераклеона собралась одна мелочь, из которой Эвдор никого не знал. То есть, может и встречал прежде, но не запомнил, не было нужды.
– Мышелов? – дернул уголком рта Эргин, возлежавший во главе стола, вернее столов, составленных вместе в форме буквы "Пи", – ты еще жив?
– Как видишь, – спокойно ответил Эвдор.
– Я огорчен.
– Тем, что я жив? – усмехнулся Эвдор. – И тебе доброго здоровья!
– Я огорчен тем, что меня ввели в заблуждение. А твои люди?
– Все давно уже переправились через Стикс. Теперь у меня новый корабль и команда.
Мономах перевел взгляд на Аристида.
– Вижу. Значит, этот пьяница теперь твоя команда?
Ни Эвдор, ни Аристид ответить не успели, как на вновь прибывших соблаговолил обратить внимание могучий Полиад, до этого сосредоточенно надевавшийся ртом на баранью ногу. Говорят, в Индии есть такие змеи, которые могут заглотить барана целиком. Драконтей в Индии никогда не бывал, но явно собирался проверить достоверность этих слухов.
– Ты посмотри, кто пожаловал! – Полиад сел на ложе, – это ты, Дурное Вино? Или мне мерещится?
– Не мерещится, почтенный Полиад, – улыбнулся Аристид, – радуйся!
– И ты радуйся, Эномай! Возляг с нами и осуши эту чашу, как в прежние времена! Эй, виночерпий, быстро подать вина моему дорогому другу! – потрясал огромным серебряным кубком Полиад.
Эвдор и Аристид-Эномай заняли было свободные места на дальнем от Эргина конце стола, но полемарх решил иначе.
– Эй ты. Да, ты, переляг в другое место. Мышелов, переместись поближе.
Пират, согнанный Мономахом с ложа, безропотно подчинился и уступил свое место Эвдору. Драконтей так же бесцеремонно освободил возле себя ложе для Аристида.
Эвдор смешал вино с водой в медном кратере, зачерпнул чашей-киафом и выпил.
– По какому поводу пир?
– Это не пир, – процедил Уголек, возлежавший по правую руку от полемарха, повернув к Эвдору наиболее изуродованную половину лица, – Змеиный не позавтракал, вот и догоняется.
Стол от яств не ломился, но потешить желудок было чем. Эвдор подцепил кусок мурены под соусом и отправил в рот. Покосился на Аристида и Полиада, возлежавших напротив. Драконтей, в бороде которого застряли хлебные крошки, задрав голову кверху и присосавшись к немалых размеров серебряному ритону, громко булькал, втягивая в себя его содержимое. Аристид старался не отстать.
– Так из-за чего собрание? – вновь спросил Эвдор.
– Митридат зовет, – ответил Эргин.
– Приперло, – добавил Гераклеон.
– А что с ним случилось?
Эргин подозрительно посмотрел на Эвдора.
– Ты, Мышелов, от спячки очнулся? Из какого болота вынырнул?
– Оттуда, откуда не выныривают.
– Ты что-то дерзок стал, – прошипел Уголек.
Полемарх выпад Эвдора не заметил. Или сделал вид, что не заметил.
– Митридата сильно стали бить римляне. Вот и заскулил.
– А Неоптолем чего?
– А это не твоего собачьего ума дело! – окрысился Гераклеон.
– Неоптолем, по слухам, на севере, возле проливов. Если уйдет, Архелаю совсем каюк.
– Где царь-то?
– Сейчас в Пергаме. Пока. Может уже в Питану сбежал. Если римляне Пергам взяли.
– Римляне взяли Пергам?! – удивление Эвдора было неподдельным, – Сулла уже в Азию перешел?
– Не Сулла. Какой-то Фимбрий. Крепко бьет царя, сукин сын.
– Ты верно, Мышелов, как лягух после зимы растаял, – облизывая жирный палец, заявил Гераклеон.
Полиад и Аристид чему-то дружно заржали, им вторили пираты из свиты Драконтея. Эргин поморщился.
– Да, римляне в Азии. Царя побили. Половина вифинцев сразу к ним метнулась, радостно жопы растопырив.
– Да, припоминаю, слышал... – Эвдор вспомнил родосскую рыночную толкотню.
– Вот мы тут и судим, что делать.
– Как, что делать? – неожиданно рявкнул Полиад, обнаружив внимание к разговору, – идем в Питану, вывозим богоравного. Он нам за то – почет и уважение. Правильно я говорю?
– Фу, – скривился Аристид, – служить каким-то царям...
– А что такого? Суди сам, друг Эномай, вот у меня есть все. Ну, почти. Золото? Хоть жопой ешь. Вина – залейся. Бабы? – Драконтей почесал в паху, пострелял мутными глазами вокруг себя и нашарил волосатой ручищей флейтистку, сидевшую возле ложа на полу, – баб столько, что аж конец распух. Ну, вроде все, что душе угодно. Ан нет... Чего-то не хватает. Тоскливо.
Драконтей скорчил плаксивую гримасу.
– Нету почета...
– И уважения, – продолжил Аристид.
– И уважения, – подтвердил Полиад.
– Неужто тебя не уважают и не боятся?
– Боятся. Так и десять лет назад боялись. А я хочу, чтобы... – Драконтей нахмурил брови, подыскивая слова, – чтобы говорили: "Вот наварх Полиад. Он римлян так бил, что ух!" Давай, ухнем, Эномай.
– Давай.
Полиад опрокинул в себя ритон и вновь забулькал. Аристид, последовал его примеру.
Эргин, который во время проникновенной речи Змеиного молчал, процедил:
– Римляне, внезапно, резко усилились. Из-за одного ублюдка.
– Так там не только Ласфен, – сказал с набитым ртом Эвдор, – там еще...
– ...не произноси имени этой критской твари! – вскинулся полемарх.
Эвдор перестал жевать, посмотрел на Эргина, на Гераклеона. Хмыкнул.
– Ну да. Теперь Неоптолем безнаказанным больше не будет.
Уголек гневно сверкнул глазами, но ничего не сказал.
– А вы, значит, дружно под себя наложили, – как ни в чем не бывало, продолжил Эвдор.
– За языком своим, поганым, следи, – посоветовал полемарх.
Один из его телохранителей, каменной статуей возвышавшийся за ложем вождя, положил руку на рукоять кинжала за поясом. Эвдор покосился на него и усмехнулся.
– Ну-ну. Пока вы тут судите да рядите, я сейчас поем, сманю десятка два ваших бойцов, да в море выйду. В Питану. Я вам погоды все равно не сделаю, с моим акатом, а в таких делах надобно поспешать.
– Это как, интересно, сманишь? – спросил Гераклеон, любопытство в котором пересилило неприязнь к Эвдору.
– Просто. Кто первый царю на выручку придет, того не забудут. Пока вы тут все это изобилие переварите, – Эвдор рыбьей костью обвел блюда с закусками, – римляне до Вавилона дойдут.
– Никогда не слышал, чтобы ты, Единоборец, чего-то опасался, – встрял Аристид, – сейчас что медлишь?
– Ты-то куда вылез?! Ты только что кривился, дескать, служить кому-то не по нраву. Ты Лукулла корабли считал? Две сотни! И каких! А тут что? Лоханки по сравнению с триерами Лукулла. Моих тридцать, Полиад с Гераклеоном на двоих столько не добавят. А эти, – полемарх махнул рукой в сторону пиратов, занимавших дальние концы стола, – как тараканы разбегутся, едва на горизонте волчья морда замаячит.
