…Балтимора… Университет. Первые опыты и приступы юношеского отчаяния над неудачными чертежами. Нью-Йорк! Небоскребы. Надоедливые рекламы Бродвея, грохот «надземки» и где-то наверху, между громадами стен, кусочек звездного неба.
* * *
Наконец там, где море загибается вверх, возник едва заметный дымок; он казался тучкой, равнодушно шляющейся по горизонту. Но дымок рос, становился плотнее и тянул за собой послушный пароход.
Пароход приближается; на берегу, на высокой платформе, истерично заволновался оркестр, а толпа, заполнившая все проходы и закоулки тесной пристани, загудела, заглушая музыку.
– …И мы бесконечно рады, что император Наполеон для переговоров с американским правительством уполномочил человека, именем которого гордится не только вся французская нация, но и все культур…
Ура-а-а!!! Тра-та-та! Бум! Бум!
– …Просим вас, ваша светлость, принять скромное звание почетного председателя амери…
Ура-а-а-а!!! Тра-та-та!!! Бум! Бум! Тра-та-та! Бум! Бум!
Роман, не забывая любезным поклоном вознаграждать старающихся, потных от чрезмерного умиления ораторов, тоскливо следил с трибуны маленькие домики и кривые улицы Нью-Йорка.
Господин Радон едал дела вновь назначенному начальнику Особого отдела барону Ванори; вернее, только одно дело, печально вздохнув, любезно вынув из крокодилового портфеля, передал в требовательную руку барона «Дело ЦК фабзавкомов».
Теперь в кабинете, обитом пушистыми коврами, за письменным столом сидит барон Ванори.
Но Птифуар отдает почтительный поклон не новому начальнику, а письменному столу, ибо отлично знает – начальники меняются, вместе с ними меняются запахи в кабинете, а стол стоит все тот же, широкий, тяжелый и важный.
Барон Ванори пожелал детально ознакомиться с ходом работы агента № 3603. Барон Ванори стойко просмотрел все содержимое секретной папки.
– Птифуар… У меня свои методы… Я все просмотрел… Господин Радон, не имея собственного метода, сделал непростительную ошибку, не арестовав после неудачной облавы этого агента… Он ведет себя крайне подозрительно!.. Теперь нужно весьма осторожно относиться к доставляемым сведениям… Тщательная проверка! Мой метод крайне нов. Я считаю, что теория Фуше устарела… Пока, конечно, работу продолжать по-старому, но постепенно перейдем к моему методу… Итак, Птифуар, взять под особое наблюдение № 3603.
* * *
№ 3603 – занят семейными делами.
Сейчас он не поставщик чрезвычайно важных, дорого оплачиваемых улик, нет, сейчас он нежный любовник, сейчас он занят вещами, отнюдь не входящими в прямые обязанности тайного агента Особого отдела, ибо № 3603 пользуется правом в этот недолгий приятный промежуток выпадать из надоевшей нумерации.
Двое на зыбкой скрипучей кровати – любят.
Отдыхая, лениво перебрасываются словами.
– Теперь приходится начинать сначала… Старый дурак Ванори еще хуже Радона!.. Поцелуй меня, Жю-ли… крепче!., еще… Методы! Методы! Самое лучшее – взять и арестовать! Боятся рабочих… Эх, будь покойник Фуше тут!.. Ты понимаешь? Иметь солдат и бояться рабочих!.. Идиоты!.. Поцелуй меня… Когда их засадят в тюрьму, мы уедем из Парижа. У нас достаточно денег. Не правда ли? Я хорошо заработал. Около Руана кусок земли… Отличной жирной земли!.. Жюли, поцелуй меня… еще! еще… Ведь ты подумай…
№ 3603 – забыл главный совет покойного Фуше.
№ 3603 – доверил тайну женщине.
И это было началом конца.
К СВЕДЕНИЮ ГРАЖДАН
Американский конгресс и Географическая Ассоциация, высоко ценя заслуги в деле процветания мирового прогресса ученых, трагически погибших на достославном острове Пика-тау во время землетрясения в 1814 году, приглашает всех граждан
16 мая 1824 года
прибыть к зданию Конгресса для присутствия на открытии монумента.
Комиссия по устройству торжеств.
* * *
Председатель Географического общества отдал последние распоряжения и махнул национальным флажком. И несколько пушечных залпов начали долгий церемониал торжества.
Притихшая толпа внимательно слушала быстро сменяющихся ораторов, а когда председатель прокричал: «Князь Ватерлоо!» – восторженным ревом взорвалась Площадь.
– Дорогие граждане! Волнение, понятное каждому, мешает мне сосредоточиться. Но я знаю – в этот день нужно рассказать о тех, чью память вы собрались почтить. С детства их труды заставляли сладко бриться мое сердце и фантазировать над раскрытыми страницами. Многие люди называли их шарлатанами, но я не боялся не только любить этих мечтателей, но и сделаться усердным учеником их. Много, много трудов стоило собрать в строгом порядке все откровения этих завоевателей времени, но работа была сделана, доведена до конца. Машина времени построена, она работает, перегоняя движение столетий. Так пусть этими именами, доселе неизвестными, гордится человечество!
И упавший футляр обнажил огромный мраморный монумент и бронзовую доску с короткой надписью:
ПАМЯТИГЕРБЕРТА ДЖОРДЖА УЭЛЛСАИСАМУЭЛЯ КЛЕМЕНСА (МАРКА ТВЕНА) -ПОБЕДИТЕЛЕЙ ВРЕМЕНИ
Роман внес ряд предложений в конгрессе о развитии промышленности, о воспрещении работорговли, которые после недолгих дебатов были приняты. Кроме этого, он устроил ряд лекций о добывании газа и нефти, встречая со стороны ученых бесконечные восторги.
В этой лихорадочной работе Роман не заметил, как прошло три месяца, и только сентиментальное письмо императора заставило его окончить «гастрольное турне». И уже в каюте Роман долго говорил с героем последних войн за воссоединение Южной Америки – Симоном Боливаром, излагая план дальнейшего собирания маленьких республик в единую федеративную.
Сколько раз Мари обещала себе не входить в проклятый «Базар», где неистощимый на рекламные трюки Фуранже еженедельно устраивал «дешевую распродажу». Фуранже знал – если мужчины, нервно глотая слюну, сидят над зелеными столами и уходят только для того, чтобы завтра притащиться вновь или продырявить разгоряченный лоб под настойчивые выкрики «Делайте игру!» – то здесь сумасшедшие женщины оставляют все, что не успели мужья или любовники проиграть в казино.
Здесь нет зеленых столов и охрипших крупье. Здесь изогнувшиеся над прилавками продавцы ворожат над кружевной пеной, над пестрой грудой тканей.
У Мари денег не было, но она не в силах была лишить себя болезненного удовольствия трогать холодеющими пальцами шелк или бархат, любоваться прозрачными, как утренний туман, чулками.
