Утром, как обычно бывало в таких случаях, Голос Царя, удивляя красотой бороды и роскошью одежд, подскакал к стене, размахивая ветками.
— Переговоры! — прокричал он.
На стену вышел Хумбан-Ундаш и произнес:
— Говори!
— Царь Синаххериб, царь великий, царь могучий, царь множеств, царь Ассирии, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран света, вещает моими устами свою волю. Вам надлежит сдать оружие и выйти, склонив головы, как бунтовщикам. И тогда великий царь явит свою милость. Если вы не сдадитесь, то город будет взят, а все живущие в нем будут убиты или станут рабами. К вечеру я приеду за ответом.
Голос царя у стен каждой крепости всегда говорил одно и то же, и если бы Макс был тут, то это живо напомнило бы ему злосчастную Куту, где погибло войско Нергал-Нацира.
Хумбан-Ундаш взял в руки бронзовый рупор, полученный от самого Пророка в подарок, и заорал так, что услышал весь ассирийский лагерь и изумленный донельзя великий царь.
— Я Хумбан-Ундаш, ташлишу великого царя Элама Нарам-Суэна. Я расколотил киммерийцев, которых ты наслал на мою страну и на тридцать лет заключил с ними мир. О том мы дали друг другу клятву на мече. Сейчас народ Гамирр превращает в свое пастбище провинцию Аррапха, которую ты, царь, оставил беззащитной. Ее жителей уже продают в рабство и сгоняют с земель, пока вы ловите по всему свету беглого халдейского князька. И в том, что это правда, я тебе клянусь Хумпаном, Иншушинаком и богом Эа. Ты, конечно, царь, можешь сейчас сбежать, чтобы защитить свою землю, но я тебя хрен отпущу. Потому что ты, выродок козла, трахнутого в зад шелудивым верблюдом, останешься здесь и будешь воевать с нами. Я твоей бородой буду свои сапоги чистить! А твой глашатай, разодетый в шелка и золото, как храмовая проститутка, в персидских кишлаках будет за ослами дерьмо убирать! Понял ты, залупа ассирийская?
Опустив рупор, Хумбан-Ундаш посмотрел на воинов, которые глядели на него квадратными глазами.
— А что? Вдруг сбежит! — и ташлишу спустился со стены, оставив соратников в состоянии, близком к параличу. — К штурму готовьтесь!
— Вашими шкурами обтянут стены этого города! — крикнул глашатай и поскакал в лагерь. Войдя в шатер великого царя, он увидел повелителя, раскрошившего в щепки столик из драгоценного палисандрового дерева. Длинный меч подрагивал в руке Синаххериба, и Голос Царя испугался не на шутку, не испытать бы ярость его на себе. Царь слышал каждое слово, как и все войско, а потому они не уйдут отсюда, пока этот город не будет стерт с лица земли. Это куда важнее, чем потеря целой провинции.
Застучали молотки, на глазах стали расти осадные башни. Из обоза достали сразу пять таранов, которые начали собирать боевые расчеты. Ассирийцы, усмехаясь, готовили лестницы, и проверяли оружие. Через три дня эти сумасшедшие узнают на себе, каково это, испытать гнев непобедимого царя Ассирии. А пока пусть посмеются, раз боги наградили их безумием. Но вот в спину Голоса Царя начали раздаваться смешки. И правда, разоделся, как страхолюдная бабища в храме Иштар, которая боится, что ее позже остальных паломники оприходуют. И воины, не сговариваясь, начали между собой называть одного из знатнейших вельмож Империи не иначе, как храмовая шлюха, хоть и рисковали при этом головой.
Ничтожный городишко, каких на их пути были сотни, будет взят одним штурмом, тем более что по данным разведки, там всего войска-то было тысяч пять. Не отсидятся за стенами. А вот обещание, данное защитникам города, злило воинов довольно сильно. Снять кожу с пяти тысяч человек и обтянуть стены — та еще задачка на адской жаре. Тут неделю провозишься.
Глава 20, где ассирийцы познакомились с достижениями современной военной науки
Утро третьего дня началось с ожидаемой суеты в ассирийском лагере. Войско начало строиться на позиции, боевые расчеты, кряхтя от натуги, выкатили вперед собранные тараны и осадные башни. За ними, как водится, начали строиться штурмовые команды. Обычная рутинная операция для многоопытного войска, и никакого беспокойства у Великого Царя по поводу ожидаемого приступа не было.
Но Синаххериб знал не все. В Тарьяне сидело не пять тысяч человек, а почти тридцать, и именно туда доставили четыре сифонофора из пяти, которые успели сделать. Туда же отправили сотню кувшинов с зажигательной смесью и еще одну повозку гранат, вместе с отрядом отборных пращников. Тарьяна прочно запирала дорогу на Сузы и Аншан одновременно, и куда бы ни двинул свое войско повелитель Ассирии, у него в тылу останется большое, боеспособное и сытое войско. В соседнем городишке Агита сидело войско Камбиса и занималось партизанскими операциями, громя ассирийские обозы. Основной задачей, по замыслу персидского царя и Пророка, было измотать ассирийцев осадой, не дав им уйти из-под Тарьяны, а потом разбить в генеральном сражении. Персы Камбиса, в случае, если вся армия Ассирии вместо Тарьяны сосредоточилась бы на них, должны были сжечь город и уйти на соединение с основным войском. Сделать два укрепрайона такой мощи сил и средств уже не хватало. А потому Хумбан-Ундаш, кроя почем зря величайшего человека обитаемого мира, не самооценку себе поднимал (хотя и не без этого), а решал сложнейшую стратегическую задачу по удержанию пятидесятитысячного войска на безжизненном пятачке земли. Теперь, после нанесенного ему публичного оскорбления, Великий царь должен был в лепешку разбиться, но жестоко наказать наглецов.
Затрубил рог, дав команду на штурм. Заскрипели колеса таранов и осадных башен, и массивные конструкции двинулись вперед. За ними выстроились щитоносцы, прикрывающие лучников, а за теми — штурмовые колонны пехоты с длинными лестницами. В общем, все, как всегда. Обычный штурм обычного городишки. Из необычного — только необходимость снять кожу с пяти тысяч человек, и это при том, что трупы уже к вечеру раздует на лютой южной жаре. Это обстоятельство злило воинов еще больше, и им не терпелось наказать наглецов, окопавшихся в этой богами забытой дыре.
Осадные башни и тараны приблизились к укреплениям города на сотню шагов, как из-за стен полетели глиняные шары и стали разбиваться вокруг них. Особо удачные броски приходились прямо в машины, заливая их вонючей жижей. Следом полетели стрелы, обвязанные тлеющей паклей, и сухая трава весело занялась, перекидывая пламя на тараны и башни. Растерянные ассирийцы бросились затаптывать огонь, но две башни уже полыхали вовсю, получив по десятку попаданий. Тараны, будучи укрыты бронзовыми листами, остались невредимы. Рог прогудел дважды, останавливая штурм, а осадные машины откатили назад. Многоопытные командиры совещались недолго, и вскоре вся имеющаяся в наличии посуда была заполнена водой из реки, а машины были укрыты спереди мокрыми кожами. Уже через час штурм возобновился. Уцелевшие башни двинулись вперед, по-прежнему получая коварные удары от пращников, но до стен они уже почти докатились. И вот, напротив самой первой из башен, которая уже была шагах в сорока от цели, между зубцами стен высунулась голова дракона. Из-за соседнего зубца высунули длинный шест с горящей паклей, и с гулким ревом башка сказочной рептилии выдохнула огненную струю, которая превратила осадную башню в пылающую свечу. Воины, двигавшие конструкцию к стене, с воплями стали разбегаться под плотным огнем лучников. Солдаты, толкающие остальные машины, не видели произошедшего, и продолжали делать свою работу. А в лагере ассирийцев началась легкая паника. Великий царь, вскочив на коня, поскакал вдоль стен, чтобы убедиться, что тот чудовищный бред, который ему только что доложили, является чистой правдой. Врать человеку, который носил смерть на кончике языка, мог только полный безумец, а таковых в окружении великого царя не было, умирали быстро. На глазах Синаххериба была сожжена вторая башня, а воины, которые пытались спастись от огня, были перебиты стрелами и камнями. С болью в сердце смотрел великий царь, как гибнет его осадная техника, и он дал приказ трубить отбой. Назад в плачевном состоянии приползли два тарана и одна осадная башня. Воины лезть на стены отказались наотрез, они воевали с людьми, а биться с демонами не нанимались. Штурм был провален полностью.
