— Поверьте, сэр, что мы делаем все возможное, чтобы принудить этих раскосых к капитуляции, но их фанатизм и упорство превосходят все мыслимые и немыслимые границы. Нам приходится буквально каждую щель на этом острове либо заливать напалмом, либо забрасывать бомбами и снарядами. В плен сдаются, единицы — стал оправдываться Нимитц.
— Ваши слова меня очень тронули, адмирал, но все это мы уже проходили раньше на Филиппинах, Иводзиме и Окинаве. Мне кажется, что за время боев у ваших морских пехотинцев уже должен выработаться стойкий иммунитет к фанатизму противника. Не так ли? — ехидно уточнил Трумэн.
— На этот раз нашим пехотинцам приходится сталкиваться не только с упорным сопротивлением со стороны солдат противника, но и с активным противодействием гражданских лиц. При этом необходимо отметить, что фанатизм простого населения мало в чем уступает фанатизму военных.
— У вас вполне достаточно сил, чтобы стереть в порошок всех, кто оказывает сопротивление американской армии в той или иной форме. Всех! — повысил голос президент, но Нимитц не услышал его. За пять лет войны, он научился спорить с президентами.
— Ваш упрек был бы справедлив, если бы имели полную свободу рук, господин президент. С первого дня начала операции «Даунфол» мы только и слышим о том, что мы должны её закончить до конца года. Я прекрасно понимаю, что эти сроки обусловлены интересами большой политики, но подобный подгон событий приведет к большим потерям среди личного состава — попытался вразумить собеседника адмирал, но его слова только подлили масла в огонь. Трумэн гневно заблестел стеклами очков и покрылся красными пятнами.
— Я вам уже сказал адмирал, что в вашем распоряжении есть все необходимое, чтобы закончить первую фазу операции к первым числам декабря. Страна дала вам для этого все необходимое и даже немного больше.
В распоряжении Нимитца было много аргументов способных доказать неправоту президента, но он не стал вступать с ним в полемику. За полгода у адмирала уже был опыт общения с новым верховным главнокомандующим и этот опыт говорил ему, что сейчас спорить с Трумэном бесполезно. Все чтобы он не сказал, немедленно вызвало бы у очкарика стойкое отрицание, которое в любой момент могло перерасти в истерику. В последнее время у господина президента появились определенные проблемы с нервами. Поэтому, прославленный моряк попытался переложить галс.
— Вот относительно этого немного больше, я и хочу попросить. Действия генерала Макартура в Китае наглядно показали успешность применения атомных бомб в полевых условиях. Я хочу попросить вашего разрешения применить ядерное оружие против японских войск на Кюсю. Мои специалисты уже изучили отчеты генерала Макартура о сбросе атомных бомб и уже рассчитали, как лучше использовать с минимальной угрозой для наших солдат.
В словах адмирала был большой резон, но Трумэн не пожелал вникать в него, так как предложение Нимитца полностью не укладывалось в ту красочную картинку, которую он уже нарисовал.
— Нет, нет и ещё раз нет. Вы не получите ни одной атомной бомбы Нимитц — категорически отрезал президент.
— Но как, же так!? Ядерные удары по противнику смогут полностью переломить всю ситуацию на острове Кюсю и принудят японцев сложить оружие. Это единственный способ закончить операцию к назначенному вами сроку — удивился адмирал.
— Вся разница между нами в том, что вы хотите при помощи атомной бомбы выиграть операцию, а я хочу выиграть всю войну — важно объяснил Нимитцу Трумэн и очень остался доволен сказанным.
— Мы готовы обойтись обычными средствами войны, но для этого нужно увеличить временные рамки, а лучше всего их совсем убрать, господин президент.
— Об это не может быть и речи. Каждый новый день войны приводит к укреплению сил противника. Даже после уничтожения вражеского института в Маньчжурии, неприятель продолжает доставать нас спорами чумы и сибирской язвы. А мы ещё так и не узнали, где располагается их центр по производству атомного оружия. С августа месяца мы использовали против врага шесть атомных зарядов и ещё два будут готовы к первым числам декабря. Учитывая небольшой приоритет врага в их создании, мне страшно подумать, сколько бомб он успел создать. Вот почему нам никак не обойтись без временных ограничений.
— У японцев нет средств воздушной доставки подобно нашему В-29. Их бомбардировщики вполне способны нанести ядерный удар по нашим штабам на Окинаве, Маниле или по китайцам Чан-Кайши. Максимум, что они могут атаковать из наших территорий это Алеутские острова и Аляску и то с билетом в один конец. До Гонолулу их пташки точно не долетят — моментально разложил пасьянс адмирал, но его слова не успокоили президента.
— Вы забыли, что они атаковали своими бомбами Сан-Франциско, Лос-Анджелес и Портленд, а также Сан-Диего и Техас своей заразой.
— Мы сделали все надлежащие выводы из этих случаев и предприняли необходимые меры. Нам известны привычные маршруты подлодок противника и на их пути мы выставили несколько подвижных заслонов из эсминцев и морских охотников. Вероятные цели новых атомных атак японцев могут быть Перл-Харбор, Сан-Диего, Сиэтл или Ванкувер. Больше им на тихоокеанском побережье атаковать нечего, а посылка же подводных авианосцев в Атлантику слишком долгий процесс. Так, что в этом году атомной атаки на Манхэттен точно не будет — улыбнулся Нимитц. — Даже если у японцев есть новые бомбы, они смогут добиться лишь тактического успеха, но никак не стратегического.
Казалось, что доводы адмирала должны были заставить Трумэна согласиться с ними, но тот упрямо продолжал идти прежним курсом. Гордыня не позволяла ему ни признать правоту собеседника, ни посвятить того в свои планы.
— Все это очень хорошо, но есть некоторые аспекты политики, которые заставляют меня настаивать на скорейшем завершении операции «Даунфол», господин адмирал. Что касается передачи вам новых атомных зарядов, давайте вернемся к этому вопросу 6 декабря — безапелляционно изрек Трумэн зло, посматривая на собеседника из-под очков.
Услышав эти слова, Нимитц испытал острое желание попросить об отставки и предоставить этому сидящему в кресле умнику, возможность самому командовать войсками, воюющими на Кюсю. Достигнув вершины военной карьеры, Нимитц был готов в любой момент уйти в отставку, но у него ещё была честь и долг перед родиной. Поэтому он только сокрушительно вздохнул, выразительно посмотрел на собеседника и так, не услышав от него внятных объяснений, коротко произнес: — Хорошо, господин президент, вернемся к этому вопросу шестого декабря.