— Понимаешь, Василий, я испугался, — всемогущий председатель ГКО маршал Берия замолчал, а я смотрел на него во все глаза и не мог поверить.
Вот уж что-что, а трусом он точно никогда не был. Я ведь не зря столько времени провел в архивах КГБ-ФСБ того мира. Знал, что в случае сдачи немцам Москвы в том сорок первом сам Берия уходить не собирался. Дрался бы до последнего патрона и еще подорвал бы несколько солдат вермахта вместе с собой последней гранатой. А в этом мире…
Шли самые первые дни войны. Советская армия била врага в хвост и в гриву. Руководство страны занималось своим делом. Маршал тогда приехал в УСИ выяснить какой-то вопрос по реактивным двигателям, работа по которым тоже велась под его контролем.
— Ни х… себе! — в голос ругнулся капитан, просматривающий только что проявленную пленку на специальном аппарате.
Такого маршал стерпеть не мог. Сам он очень редко ругался матом. Довести до этого всемогущего министра было достаточно сложно. Подойдя, он рывком поднял за воротник кителя капитана со стула и повернул к себе.
— Что вы себе позволяете? — голос Берии был негромок, но пробирал до самых костей.
— Там, — капитан беспомощно показал рукой в сторону аппарата и замолчал.
Маршал сел перед аппаратом, снял пенсне, приложил глаза к окулярам и настроил резкость под свое зрение. «Выпускная работа аналитика ФСБ тысяча девятьсот девяносто девятого года. „История СССР с Великой Отечественной войны и до распада. Причины распада. Текущее политико-экономическое положение Российской Федерации"». Документ был довольно приличного размера. Берия выключил аппарат, вытащил пленку, убрал ее в специальный кейс для переноски бобин с секретной информацией. Собственно говоря, такие кейсы уже давно применялись в УСИ. Посмотрел на капитана через надетое заново пенсне:
— Попробуйте запомнить: этого, — маршал указал рукой на кейс, — вы никогда не видели. А я прослежу.
Повернулся и пошел к двери, непринужденно подхватив в руку упакованную пленку. Капитан опомнился и вытянулся:
— Так точно, товарищ маршал Советского Союза.
Н-да. Тогда я был еще полковником ФСБ и куратором проекта «Зверь» в том мире. Когда здесь началась война, там запарка была жуткая. С учетом того, что здесь время идет почти в четыре раза быстрее… Все крутились как белка в колесе. А ведь у нас была прямая связь с архивным сервером «конторы». Вот кто-то из сотрудников и ошибся. Не тот файл на передающий компьютер в очередь закинул. Моя недоработка. Не уследил, увы.
Берия не один час провел в своем запертом изнутри кабинете, изучая злосчастный документ. Он отдал приказ отравить любимого Иосифа Виссарионовича и не допускал к умирающему вождю врачей? Он насильник сотен маленьких девочек? Расстрелян через окно очередью из крупнокалиберного пулемета в собственном кабинете, а народу сказали, что судим и во всем признался? Что всю жизнь был шпионом ненавистных английских империалистов? Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
Я смотрел на усталое интеллигентное лицо человека в пенсне с круглыми стеклами на переносице и, кажется, начал понимать. Нет, не за себя он испугался. Ему по большому счету было плевать, что останется после него в истории. Одного того, что жена, его красавица Нино, и сын Серго не поверили и не предали, было вполне достаточно. Он простой архитектор. Он хотел строить красивые и удобные дома, чтобы людям было хорошо и радостно в них жить. Но Родина и Сталин поручили ему значительно более важные дела. Он вкладывал в них всю душу, все свои умения… «Плохо работал», решил для себя маршал, раз многие его друзья и товарищи предали его и угробили потом Родину. Тех, кто не предал, кто доверился ему, тоже расстреляли…
Много и долго раздумывал всемогущий маршал Берия над этим документом. Как не допустить такого в его державе? Как? Но решения не находилось…
Когда после Катастрофы Егор Синельников пришел к Берии и предложил мою кандидатуру, маршал думал недолго. Ведь это был тот самый Синельников, который за годы совместной работы ни разу не обманул, ни разу не подставил и, что самое главное, за все время ни разу не ошибся. Если Егор сказал, что я сделаю все, чтобы Родина была всегда, значит, так и будет. Да еще и убедил, что я единственный, кто может с этим справиться. Вот потому-то Лаврентий Павлович и положил передо мной державу. Приложил все усилия, чтобы мне поверили народ и армия. И сделал так, чтобы внутренние войска, значительно превышавшие по численности Советскую армию и ВДВ, вместе взятые, были преданы в первую очередь мне, еще раз мне и только потом — ему самому.
И был еще один случай, когда он испугался. У маршала тогда так сильно были стиснуты побелевшие кулаки, что ногти впились под кожу. Я ведь заметил кровь на ладонях. Это когда он влетел в мой кабинет после того, как я выпрыгнул из потерявшего управление «Яка». И опять Берия испугался не за себя, а за… меня. Что я разобьюсь и не смогу оправдать надежд маршала по выводу державы из будущего кризиса.
Я встал, подошел к нему, протянул руку для пожатия и сказал:
— Сделаю все, что смогу. Клянусь.
Лаврентий Павлович тоже встал, кивнул и обнял меня. Отца, увы, нет, но за Берией я теперь как за каменной стеной…
* * *
«Черная смерть». Так в том мире называли наши штурмовики Ил-2 фашисты. Хотя однажды в интернете я нарвался на целую дискуссию, что это уже послевоенный термин. Черт с ними. Зато здесь противник заслуженно называл так наши вертолеты Ми-4. Ударные варианты были вооружены двумя тридцатимиллиметровыми скорострельными пушками, крупнокалиберным пулеметом на турели в подфюзеляжной гондоле и приличным запасом НУРСов в шести пусковых контейнерах на пилонах. А НУРС с объемно-детонирующей боеголовкой — это что-то действительно жуткое. В радиусе полутора десятков метров от эпицентра маленькой вспышки человек не может выжить теоретически. Даже находящийся в бронетехнике, блиндаже с многослойным перекрытием или железобетонном доте с толстенными стенами. Перепады давления разрывают легкие изнутри. Вначале враги, услышав незнакомый звук и тут же увидев винтокрылые машины с красными звездами, еще пытались открыть огонь. Даже умудрились как-то подбить два вертолета. Но сосредоточенными залпами остальных ударных машин были немедленно уничтожены. А в одиночку наши вертолеты не работают. В соответствии с уставом — только группами. Теперь же, только услышав низкий гул вертолетных винтов, солдаты противника прятались, стараясь сделаться как можно менее заметными. Страх перед «Черной смертью» распространялся значительно быстрее самих краснозвездных машин.
