Ознакомительная версия.
– В качестве платы за кров.
Григорович недоуменно посмотрел на него.
– Ты же сам мне сказал: найди место, где никто не будет разыскивать. Вот я и нашел.
– Так ты… Ночевал у нее? – изумился Григоровича.
– Разумеется. Ужин, ночлег, завтрак, машина – за все надо платить. Я и расплатился.
– Ну ты… Ну… – Григорович замотал головой. – И не побоялся?
– Чего?
– Говорят, она всех своих гостей тайком на диктофон записывает, а потом шантажирует.
– Не думаю, что она это проделает со мной, – улыбнулся Кузьма.
– А еще, я слышал, что она полгорода сифилисом заразила! – торжествующе сказал Григорович. – Понял?
– Врут люди, – усмехнулся Кузьма. – А представителю Службы не стоит разносить сплетни о гражданине нашей страны. Кстати, очень симпатичном гражданине, добром и ласковом. Тем более, что проверить слухи вам при желании труда не составит.
Григорович бросил на него странный взгляд и опустил глаза.
– Хорошо. Не будем больше об этом, – он примирительно поднял руки. – У меня к тебе серьезный вопрос. Сегодня утром заговорил наш задержанный…
– Быстро вы! – удивился Кузьма.
– Умеем, – улыбнулся Григорович. – Он поначалу ежом стоял, требовал посла и адвоката, но мы разъяснили: смертная казнь за убийство у нас пока не отменена. Посол и адвокат подтвердили. Вот он и скис.
– Я думал люди в Аненербе покрепче.
– А ты откуда про Аненербе знаешь? – сощурился Григорович.
– Просветили. Но ты доскажи, я потом.
– Досказывать нечего. Им не деньги Ломтева были нужны. Чашу они искали. Знаешь, какую?
– Вот эту? – Кузьма показал обложку книги.
– Твою мать! – Григорович аж подскочил. – Ты все знал?!
– Тогда – нет. Сегодня – знаю, – спокойно сказал Кузьма. – Так ты за чашей?
– Она у тебя? – Григорович вскочил.
– У меня их шесть. Вон, в шкафу. Выбирай любую.
– Кузьма! – Григорович сел обратно. – Допрыгаешься!
– Ну вот, угрозы пошли. Зачем Службе святая чаша? Молиться будете?
– Это же такая реликвия! Мировая ценность!
– А вы тут причем?
– Ты не понимаешь! – Григорович поднял руки, глаза его горели. – Если мы ее найдем…
– Ты найдешь? – уточнил Кузьма.
– Пусть я. Это же мировая сенсация. О нашей стране, о нас весь мир трубить будет! Тысячи журналистов приедут!
– А тебе орден дадут. И генеральские погоны. Но мы договаривались только на полковника.
– Ну что ты, Кузьма! – обиделся Григорович.
– Извини, – Кузьма понял, что переборщил. – Устал я от вас. Только одну банду спровадил, другая приплыла. Тоже чашу ищет. Велели завтра к утру принести. Не то – секир-башка.
– Это кто? – взъярился Григорович.
– Вот! – Кузьма выложил на стол визитку. – Некто магистр Радкевич. Только что, перед тобой, тут сидел.
Григорович взял визитку, некоторое время рассматривал, затем перевернул.
– Что это за цифра?
– Шесть миллионов долларов? Это он за чашу предлагает. Из фонда ордена.
– Серьезные люди… – задумчиво сказал Григорович.
– Может, серьезные, может, и жулики. Пообещать можно и шесть миллиардов… Ты бы занялся им, Коля! Он остановился в президентском номере гостиницы "Столица". Будет до завтрашнего утра.
– Займусь! – Григорович спрятал визитку в нагрудный карман. – Сегодня же. А как с чашей?
– С чашей трудно. Только Бог знает, куда ее Ломтев сунул. Мне он сказал, что хрен ее кто получит!
– Подумай, Кузьма! – Григорович по-дружески обнял его за плечи. – У тебя же не голова, а компьютер. Как ты эти деньги нашел: наши долго поверить не могли. Только когда сумма доллар в доллар совпала… Не думай, я не собираюсь все под себя. Ты найдешь – ты и героем будешь! И пусть, если хочешь, эта твоя, заразная, пишет. Мировой знаменитостью станешь! Для страны большое дело сделаем! А?
– Подумаю, – пообещал Кузьма, видя, что иначе гость не отвяжется.
– Молодцом! – хлопнул его по плечу Григорович и быстро вышел из кабинета.
…После того, как дверь за гостем закрылась, Кузьма встал и прошелся по кабинету. Остановился перед стулом, на котором сегодня сидели по очереди Радкевич и Григорович, и вдруг пнул его.
– Достали! – воскликнул в сердцах. – Ходят и ходят, ходят и ходят! За что это мне?!. То им деньги, то им чашу… Вон, берите, у меня шесть! Любую или все сразу! – он подошел к шкафу, резко открыл стеклянную дверцу и вдруг замер.
– Шесть… – не веря своим глазам, сказал он, не отводя взгляд от посуды. – Господи!..
Воды в цистерне было по щиколотку, и хотя она не переливалась через края сапог, ноги стыли. Абей слышал, как рядом, в темноте, переминаются с ноги на ногу спутники, пытаясь разогреть кровь в ледяных ступнях, и сам, стараясь не шуметь следовал их примеру. Уже здесь, внизу, он понял замысел Пьера-Роже. Во-первых, в цистерне было мало воды (в крепости экономили на всем, и воду из цистерн вычерпывали почти до дна), а, во-вторых, юго-восточный угол Монсегюра был местом жизни простых людей, и хлам, валявшийся здесь повсюду: грубая мебель, тряпье и прочие отбросы – не вызывали никакого интереса у победителей.
И действительно: крики и шаги мародеров почти не доносились до Абея и его спутников. Несколько раз по плите, закрывавшей вход в цистерну, прошли чьи-то тяжелые сапоги, и опять все стихло. Победители, собрав добычу, ушли за стены.
…Они, все четверо, присутствовали на последней молитве и вместе со всеми встали на колени, когда епископ Бертран Марти поднял в вытянутых руках чашу. В этот момент солнечные лучи, как это было и прежде в день весеннего равноденствия, ударили снопом в проем между зубцами стены, и огромный изумруд в руках Бертрана сначала налился мягким светом, а потом выбросил к небу широкий зеленый столб. Все самозабвенно запели гимн, и величественные слова, написанные лучшим трубадуром страны "ок", вознеслись вслед зеленому потоку – к тому, кто смотрел на них с небесной тверди, радуясь их твердости в вере.
На молитве посторонних не было: наемники, трусы и болтуны давно покинули замок. Молились все вместе: и те, кто выбрал костер во имя веры, и те, кто не решился на это по малодушию, и те, кто отказался от последнего утешения по приказу Бертрана. Абей, стоя у стены, горевал, что в этот час он не может быть рядом с сеньором, который преклонил колени рядом с епископом.
Когда молитва завершилась, в замке закрутилась суета: по договоренности с осаждавшими, первыми должны были выйти, принявшие solament. В долине их ждало аутодафе. Согласившиеся покаяться выходили во вторую очередь. Для них уже были приготовлены цепи, чтобы закованными довести до ближайших церквей и там принять от раскаявшихся грешников покаяние.
Ознакомительная версия.
