— Спасибо тебе, — выдохнула я. — Мне так приятна ваша поддержка!
— Оль, ты, когда хозяйкой здесь станешь, нас не забывай только, — усмехнулась Беляна. — И давай, сопли утирай — обед сам себя не сварит.
Я засмеялась, сделав вид, что не заметила про «хозяйку» и принялась за работу: чистить, резать, в кастрюлю закидывать, солить, мешать… В кухне работа никогда не кончается.
После обеда Гродный с дедом меня взяли под руки и потащили в отдел магического учета: тестировать, стало быть. Я уже не сопротивлялась, потому что понимала: если Гродному я еще могу возразить, то с дедом спорить бессмысленно. Он сам кого хочешь переспорит.
Дед пошел первым, а мы с Йозефом остались ждать его в коридоре возле большого окна.
— Ольга, а вы ему про льеру Елену рассказывали? — тихо спросил Гродный. — Нет? И не рассказывайте пока. Я запрос в архив отправил, а потом, наверное, сам в столицу поеду. Меня терзают смутные сомнения… Кстати, вы не знаете, зачем Субарова вообще из леса дернули? Он же там как сыч сидел много лет. А тут вдруг смотри-ка — бороду подстриг, лапти сбросил. Да и «зеркала», ладно б одно, а так много! Не нравится мне всё это…
— Дед мне не докладывал, но Демьян точно знает, — вспомнила я. — Он ведь деду вызов из столицы и привез.
— Вот как? Спасибо, поговорю с ним. Пойдемте, нас зовут уже.
Помимо деда и неприятного мне Иволгина, в кабинете находились пятеро мужчин и две женщины. Как я ни щурилась, как ни отводила глаза — совершенно обычных.
Иволгин злился. Он, кажется, считал, что я притворяюсь. Пытался на меня орать, но был жестко одернут дедом. Я очень не люблю, когда на меня орут, особенно заслуженно. Теряюсь, начинаю нервничать, косячить.
— Льеры, ничего, совсем ничего! — взмолилась о пощаде я. — Разве что вокруг того, с усами, как-то не так воздух колышется, но это я могла сама себе придумать!
— Усатый? — оживился Иволгин. — Усатый — это хорошо. Ладно, льера, не будем вас больше мучить. Еще чуть позже посмотрите. Воздействие — такая вещь… оно за час, за два может всё поменять. А пока — посидите в кабинете, почитаете книжечки. Я вам специально попросил подобрать литературу. Егор Матвеевич с вами побудет, ответит на вопросы, если таковые возникнут.
Прекрасно! Меня, очевидно, отсюда живой не выпустят. Радовало уже то, что в кабинете, куда меня привели, не было решеток на окнах. И кресло было вполне удобное, и уборная была прямо по коридору налево.
— Лирра Субарова, чай, бутерброды? — предложил мерзкий Иволгин. — Может быть, морс?
— Спасибо, позже, — рассеянно ответила я, листая книгу.
А интересно, оказывается! Магия, оказывается, бывает нескольких типов: стихийная, ментальная, элементарная и вероятностная. Со стихийной все понятно — управление силами природы, живой и неживой. Сюда входят всякие там воздушники, водники, те, кто леса выращивает и двигает горные породы. Они не то, чтобы меняют что-то в окружающем мире, просто ускоряют и направляют естественные природные процессы. Менталисты — как гипнотизеры, только тоньше и сильнее. Воздействуют на сознание человека. Элементарщики уже меняют суть вещей, их состав и свойства. Воду в вино, к примеру, или дырку затянуть. В том числе, и в человеке. То есть Лиска — элементарщик, и целители — элементарщики. Сюда же входит и построение порталов, и в другие миры тоже, но эта магия пространственных потоков, она крайне сложная и энергозатратная.
Ну и самая редкая, самая странная магия — вероятностная. Особо сильные маги могут ненадолго повернуть вспять время или заглянуть в прошлое. Про эту магию мало что известно, она засекречена, а ее адепты все обязаны служить государству.
— Прикольно, — сообщила я деду, который рядом методично уничтожал съестные запасы отдела. — А некроманты у вас есть?
— Есть один, — нехотя отозвался дед. — Как считаешь, к какому подвиду они относятся?
— Либо элементарщики, либо вероятностная магия, — предположила я. — А скорее всего, и то, и другое.
— Верно. В некроманте все четыре вида магии: ментальная, стихийная, вероятностная и элементарная. Поэтому они такая редкость.
— А у тебя сколько было?
— Тоже четыре, но вероятностная совсем слабая, да и элементарная ниже среднего. Самая сильная была стихийная, ее чуть-чуть и осталось. Оль, а у тебя, выходит, какая?
— Вообще-то никакой.
— А если без ерничанья?
— Тогда ментальная, — вздохнула я. — Интересно, а у льеры Гдлевской какая, получается, — ментальная или вероятностная?
Дед как-то судорожно вздохнул и застыл, а я едва не стукнулась головой об стол. Ну кто меня за язык тянул, мне ведь Гродный запретил!
— Какой льеры Гдлевской? — медленно и скрипуче поинтересовался дед.
— Эээ…
— Ольга!
— Льере Елене Гдлевской, — потеряно прошептала я.
— Льера Елена Гдлевская тридцать лет как скончалась.
— Вообще-то нет, — еще тише пискнула я. — Я у нее домик снимаю. Она живая, только искалеченная.
Осмелилась поднять глаза на деда. Он сидел совершенно неподвижно с каменным лицом. Кажется, даже дышал через раз.
— Позволь уточнить, она живая и живет в Коборе? — хрипло спросил дед.
— Да, в родительском доме. На Скобяной улице. Знаете, такой особняк с синей крышей…
— Нет, не знаю. Я здесь вообще первый раз за последние двадцать лет. До этого жил в лесу, иногда разве что в столице бывал, а кому надо — сами приезжали, — и будто бы сам себе. — Есть ли здесь зеркало?
— Дед, ты к ней собрался в гости?
— Разумеется. Ольга, я на этой женщине жениться собирался. Мы с ней почти шесть лет вместе были.
— Тридцать лет прошло, — напомнила я, некстати вспомнив Пушкина и его историю Наины. — Ей, извини, уже за шестьдесят, и она в инвалидном кресле. Она не та танцовщица, которую ты помнишь. Стоит ли ворошить прошлое, которое не вернуть? Только боль себе и ей причинять.
Дед помолчал немного, а потом с деревянным лицом ответил:
— И всё же я должен ее увидеть.
Но с места не сдвинулся, все так же сидел, оцепеневший. Мне стало его жаль — оказывается, и мужчины могут растеряться от неожиданных новостей.
— Егор Матвеич, — осторожно начала я. — Ну вот увидите вы ее… и что дальше?
— Не знаю.
— Вы подумайте, привыкните к этой мысли. Может, и передумаете!
— Ольга, вот за кого ты меня принимаешь? — грохнул дед, отмирая и глядя на меня сверкающими от гнева глазами. — Я узнаю, что моя почти-жена жива, искалечена, наверняка, в скверных финансовых обстоятельствах — и должен про это тут же забыть? Да, я прекрасно осознаю, что прошлого не вернуть, но я любил ее, я должен был позаботиться о ней, и если сейчас я чем-то смогу ей помочь — я сделаю всё, что в моих силах!
— А вы прям считаете, что она захочет, чтобы вы видели ее в столь плачевном состоянии?
— Ах, еще и в плачевном состоянии? — он подскочил, ища взглядом куртку. — Я немедленно должен увидеть!
— Егор Матвеевич!
— А ты сиди тут. Эксперимент продолжается.
— Егор Матвеевич!
— Меня нет, — и дед шустро выскочил из кабинета.
Я принялась нервно грызть ногти. Что же я наделала? Как теперь быть? Может, у Гродного помощи попросить? Выглянула в коридор: никого. Вернулась назад, уставилась в книгу. Ой, что будет!
Глава 29
Самопознание
Конечно, когда Иволгин заглянул ко мне, я была почти в истерике. Меня знатно потряхивало. Я даже не стала огрызаться на его подначки по поводу моей бездарности, не до этого было. Зашли в его кабинет, и одного взгляда мне хватило:
— У женщины в клетчатом платье какая-то муть в районе груди. У усатого дымка, как у льера Лисовского. У господина в очках что-то за спиной, вроде как тень, но не тень. У дамы в голубом что-то вроде странного свечения. Остальные совершенно обычные.
— Потрясающе! — хлопнул в ладоши Гродный. — Кстати, а Субаров куда делся?
