Ознакомительная версия.
А толпа выла, толпа бесновалась, толпа взрывалась радостными выкриками. Вопили уже не только простолюдины: «VIP-трибуны» тоже начали шуметь. Аделаида что-то кричала вместе со всеми, восторженно, как ребенок на новогодней елке, хлопала в ладоши. Но лишь до тех пор, пока богатый рыцарь, вдоволь покрасовавшись перед хельминско-кульмской знатью, не соизволил и в сторону черни обратить свой щит с эффектным гербом. Белый некоронованный орел на красном фоне… А что, очень даже стильно.
Аделаида поперхнулась приветственным криком:
— Господи! Это же… Вацлав, это дядя мой! Конрад, князь Мазовии. Но нет, не может быть! Он же слишком стар для турнирных забав.
Бурцев вздрогнул. Так вот что за орелик распустил тут перья?! Вот какого поляка занесло на немецкую тусовку! Сам Конрад Мазовецкий! Старый интриган, беспринципный сводник и орденский приспешник, жаждавший в угоду тевтонскому магистру Конраду Тюрингскому силком выдать Аделаиду замуж за своего сына и ее двоюродного брата Казимира Куявского… Невероятно!
Трубы сотрясли воздух. Толпа попритихла. Вперед выступил герольд. Залаял по-немецки — громко, отчетливо:
— Благородный и знатный рыцарь, прибывший на турнир германского братства Святой Марии из польских земель, вызывает любого противника, дабы продемонстрировать перед собравшимися силу польского оружия и духа, не сломленного даже ордами татарских язычников.
Бурцев покачал головой. Конрад Мазовецкий, кажется, на старости лет окончательно впал в маразм! Герольд же, помолчав немного, продолжил:
— Кто из славных рыцарей примет вызов польского княжича Земо…
— Ах, вот оно в чем дело! — перевела дух Аделаида.
— … вита Мазовецкого!
— Это не мой дядя, Вацлав. Это его сын. Младший брат Казимира.
С десяток разногербных германских рыцарей уже толпились на противоположном краю ристалища. Из желающих принять вызов богатого и дерзкого пана выстраивалась целая очередь. Оруженосцы поспешно, но тщательно перечисляли регалии, гербовые знаки, родословные и подвиги своих господ, дабы герольды имели возможность достойным образом представить публике будущего победителя Земовита. Увы, немецкая пунктуальность сыграла злую шутку с гордыми поединщиками. Пока бойкие слуги наперебой расхваливали благородных рыцарей, на ристалищное поле уже въехал всадник в скромных доспехах. Въехал просто — в обход герольдов и толпы конкурентов. Тратить время на похвальбу он не стал. У этого рыцаря не было ни говорливого оруженосца, ни герба на замалеванном щите. Он даже не потрудился снять глухой ведрообразный шлем, чтобы сообщить свое имя.
— Тайный рыцарь! — выдохнула Аделаида. — Я же говорила тебе, Вацлав, что на турнире можно биться с закрытым лицом и гербом.
Благородные германцы, претендовавшие на выгодный бой, возмущенно галдели, но поздно… поздно… Тайный рыцарь уже склонял свое тупое копье, готовясь к сшибке.
Земовит тоже занял позицию. Прежде чем был подан сигнал к бою, разодетый поляк что-то грозно проревел из-под шлема. Слов разобрать не удалось, но и без них ясно: сын Конрада Мазовецкого разъярен до крайней степени. Еще бы! Ему, польскому княжичу, смеет противостоять какой-то безвестный рыцарь, не потрудившийся даже представить герб своего рода! Впрочем, в победе над дерзким наглецом Земовит, похоже, ничуть не сомневался.
Старший герольд взмахнул флагом, отступил к трибунам. Всадники пришпорили коней, ринулись навстречу друг другу. Оба сидели в высоких седлах умело и уверенно. Оба пригнулись, прикрывшись большими треугольными щитами по самую смотровую щель топхельмов. Оба крепко держали длинные тяжелые копья. Мастерством копейного боя противники владели в равной степени искусно, и предсказать исход поединка заранее было бы весь, ма затруднительно. Хотя, если учесть, что у Земовита и конек получше, и усиленные турнирными пластинами доспехи попрочнее…
— Сейчас они преломят копья о щиты или доспехи. Тот, кто не удержится в седле, будет считаться побежденным. А если удар высидят оба, схватка должна повториться. Вот только я не вижу у тайного рыцаря оруженосца с запасным копьем…
Возбужденная Аделаида говорила, не глядя на мужа. Все ее внимание без остатка уже поглотил поединок. Княжна аж разрумянилась от азарта и едва не подпрыгивала на месте. Глаза дочери Лешко Белого блестели почти оргазмическими огоньками.
Грохот. Треск. Как и предсказывала Аделаида, оба копья разлетелись в щепки. Но в щит ударило лишь одно из них — в тот щит, что без герба. А вот другое… За мгновение до сшибки тайный рыцарь вдруг приподнял коронообразный наконечник. Его удар пришелся по шлему польского княжича. Коронель угодил точно в лицевую крестообразную пластину.
Голова Земовита откинулась назад. Вслед за головой подалось и тело. Белый на красном геральдический орел улетел в одну сторону, обломок копья — в другую. Сам всадник, перевалившись через высокую заднюю луку седла, тяжело сверзился наземь. Толпа выдохнула. Удивленно. Сочувственно. Радостно.
— Вот это да! С первого удара! В голову!
Княжна была в восторге.
— Ну, с первого, ну, в голову, ну и что…
Бурцев хмурился. Знакомое чувство ревности вновь неприятно кольнуло сердце. С такой женушкой ревновать, блин, вовек не разучишься.
— Ты не понимаешь, Вацлав! Это мог сделать лишь искуснейший воин. Нанести точный удар в голову на полном скаку гораздо сложнее, чем попасть в щит или корпус. Зато если это удастся, в седле противник нипочем не удержится. Упадет, как пить дать, упадет. Да что там упадет! Таким ударом в голову можно покалечить человека и убить его даже тупым коронелем турнирного копья.
К Земовиту Мазовецкому уже спешили слуги и оруженосцы. Неподвижный княжич и в самом деле походил сейчас на покалеченного коматозника. А еще больше — на покойника. Навешанная на шею и грудь дополнительная защита не спасла сына князя Конрада. Вот тебе и копье мира! Ох, небезопасная, блин, забава эти турниры. Бурцев поежился. Не хотелось бы ему когда-нибудь подставить собственную черепушку под такой вот удар. Простым нокаутом тут не отделаешься. И самый прочный шлем не поможет.
Сбитый поляк по-прежнему не шевелился. Здорово ему все-таки досталось. Тяжелое сотрясение мозга — это в лучшем случае. В худшем — перелом основания черепа и крышка богатого гроба.
Похоже, бедняге Земовиту все-таки светил гроб. Из свиты Германа фон Балке вышел старик в белой накидке с черным крестом. «Этот — не рыцарь», — сразу понял Бурцев. Вместо доспехов пожилой немец носил под тевтонским плащом монашескую рясу. На груди дедка висело простенькое распятие.
Ознакомительная версия.
