Свистом подозвав свою лошадь, взлетел в седло. Кабы не слабый сейчас Прохор, можно было бы по следам на снегу выйти к укрытию разбойников и разорить его. Но Прохору покой нужен, вероятно, сотрясение у него.
Взяв поводья лошади Прохора, он слегка пришпорил свою, и они двинулись. Однако, оглянувшись на всякий случай, Алексей увидел – Прохор качался в седле. Не пойдёт так! Свалится ещё и вдобавок ко всему кости переломает.
Алексей спрыгнул с седла, обошёл трупы разбойников, снял с них поясные ремни, связал их и привязал Прохора к седлу. Вот теперь можно было потихоньку ехать.
Те пяток вёрст, что мигом пролетели по дороге сюда, обратно они преодолели часа за два. Алексей всё время оборачивался и смотрел – как там Прохор?
Их процессию заметили из имения – навстречу выбежали Захарий и Иван. Он развязали ремни, бережно сняли Прохора и занесли в воинскую избу. Захарий спросил:
– Что случилось?
– Разбойники. По голове ударили, а на шее – царапина. Жить будет.
– Уже лучше. Иван, чего встал? Беги лошадей рассёдлывай – и на конюшню.
Прохора раздели и уложили на полати.
– Ему покой нужен.
Прохора не беспокоили неделю. Молодой организм и здоровое, тренированное тело взяли своё, и новик быстро пошёл на поправку. И рана на шее как-то незаметно затянулась.
– Ничего, шрамы только украшают мужчину, – успокаивал новика Алексей.
Неудобно было ему перед боярином. За Прохора он отвечал, а получилось – едва не потерял парня.
Боярин укорял сперва, а потом приехали соседи:
– От дворовых людей твоих слышали – ратник у тебя ранен.
– Вам-то что с того? – удивился Кошкин.
– Знать желаем.
– Неуж в нехорошем замечен? Захарий, позови Алексея и Прошку.
Когда ратники вошли в горницу, боярин нахмурил брови:
– Где набедокурили? Вот боярин Голутвин с людьми приехал, бает – в нехорошем вы замечены.
– Как на духу, Корней Ермолаевич, никуда не встревали. Ехали в Киструс, на лесной дороге разбойники напали числом превосходящим, бились мы.
Боярин кивнул:
– Так ты мне сказывал.
Он повернулся к Голутвину:
– В чём кляуза-то?
– Боярин, а кто о кляузе говорил? – несказанно удивился тот. – Мы знать желали, откель ранение у ратника?
– Узнали теперь?
– Узнали. Премного довольны и благодарны. Вожак-то их вместе с людишками из Касимовского ханства пришёл, там разбойничал. По его пятам погоня шла, так он к нам на Рязанщину перебег и здесь злодействовал – с осени, почитай. Несколько деревень разорил, боярина Тютчева едва живота не лишил.
– Надо же, не знал. Далее-то что?
– Людишки мои с обозом шли да на мертвяков наткнулись. Много их было, как будто сама смерть с косой прошла. В одном мертвяке вожака опознали – лица-то своего он не скрывал. Стали спрашивать, кто порядок навёл, разбойников порешил. Оказалось – твои.
Брови у боярина расправились, складки на лице разгладились – Кошкин расцвёл.
– Я уж о худом подумал поперва, хоть и сомневался. Алексей – воин опытный, в плохом не замечен, я ему калиту свою доверить могу. Ах, шельма! Мне-то как обсказал? Разбойники, бает, напали, да побил он их. Я и подумать не мог, что их там целая ватажка была!
– Герои! Вдвоём против десятка! От общества поклон низкий, – боярин Голутвин встал и в самом деле низко поклонился. Люди его тоже поклон отбили.
Такое дорогого стоило. Не по чину боярину боярскому сыну кланяться.
Алексей смутился, а Прохор и вовсе стоял с открытым ртом. Он только-только после ранения оправился, а тут вызов, обвинения непонятно в чём, затем вот поклоны… Как говорится – из огня да в полымя.
Кошкин на радостях от встречи с боярином Голутвиным да от добрых вестей приказал стол накрывать. Не чужие воины дело доброе сотворили, стало быть – боярину почёт. Под его рукой ратники, воинам слава, ему – хвала.
За столом после тостов о встрече Голутвин сказал, что разбойники бесчинствовали под Дорофеевым, Кидусалем, а теперь вот под Киструс добрались.
Кошкин тут же прикинул – до его имения не так-то много и оставалось. Выходит, Алексей с новиком и его имение сохранил, людишек уберёг.
Когда отдали должное закускам, бояре заговорили о посевной. Через месяц снег уже таять начнёт, а там и до посевной рукой подать. И строиться надо – забор каменный ставить, благо известь в яме уже полгода гасится. Да и избу для холопов ставить надо, в людской теснота. А там и конюшню расширять придётся. Много забот у боярина – с весны до глубокой осени. Боярина земля кормит, её обихаживать надо, без рабочих рук не обойтись.
Потом разговор за службу зашёл. По тёплому времени всем троим ратникам по расписанию на заставе порубежной служить надобно. Разговоры об объединении с Москвой давно идут. Коли князь Рязанский под руку Москвы отойдёт, то северные границы княжества охранять надобность отпадёт. Как союзник Москва сильнее, и её лучше в друзьях иметь, чем враждовать с нею. И в случае серьёзного нападения степняков большими силами есть где помощь ратниками просить.
Разговоры бояр могли длиться бесконечно долго.
Алексей незаметно вышел из-за стола и пошёл в воинскую избу.
Часа через два со двора донёсся шум и громкие возгласы – это Кошкин провожал гостей. Через некоторое время он ввалился в воинскую избу:
– Нет, Алексей, ты только послушай! Тоже мне, сосед!
– Ты чем так возмущён, Корней Ермолаевич?
– Да боярин Голутвин, хитрая бестия, тебя переманить хотел. Говорит – жалованье вдвое положу и деревню на прокорм дам. Да кто же в здравом уме ратника отдаст! – чувствовалось, что Кошкин возмущён.
– Успокойся, боярин. Я ведь не холоп, а свободный человек, и волен сам решать, кому служить. Зачем мне Голутвин?
– Золотые слова! – расчувствовавшись, боярин облобызал Алексея. Ох и запах от него – чеснока, вина, копчёностей. «Букет» просто убойный.
Покачиваясь, боярин ушёл.
Алексей же стал размышлять, да не о воинских делах, а о Марфе, которую он от насильников в овине спас. С некоторых пор она стала оказывать ему знаки внимания. То, встретившись, глазки строит, то сбитень даёт, когда он с новиками после занятий возвращается. Девка ладная, на работу гораздая, да лицо с ожогами. Но не ожоги Алексея отталкивали – просто не люба Марфа ему была. А она, похоже, голову потеряла, влюбилась.
Алексей пытался ласково с нею поговорить, объяснить ситуацию, но это не помогало.
– Я же у тебя ничего не прошу – только посмотреть на тебя, поговорить.
– Не мучай себя, вон вокруг сколько парней и мужиков. Замуж тебе надо, семью заводить, детишек.
– Один ты мне люб, на других и смотреть не хочу, – только и твердила она.
Не мог же он ей сказать, что женат и что сам из другого времени? И сколько ни размышлял Алексей, ничего путного придумать не мог. Умом он девушку понимал, но сердцу ведь не прикажешь.
Через месяц снег стал таять под лучами весеннего солнца, дороги развезло, и проехать даже в соседнее село стало невозможно. Поэтому жили как на острове, и это была одна из двух извечных российских бед. Впрочем, дураков тоже хватало.
Ещё через месяц набухли почки на деревьях, ветерок подсушил сначала поля и луга, а затем и дороги.
Боярин с дворовой челядью жил натуральным хозяйством, и распутица не сказалась на жизни имения. Зерно, мука, фрукты и овощи ещё с весны припасены, живности полно – свиньи, коровы, овцы, куры, утки. А уж винцо да пиво сами делали.
Зимой бабы вязали шерстяные изделия – носки, рукавицы, подшлемники зимние, войлок катали, валенки. Мужики тулупы овчинные шили да шапки. Вот сапожника в имении не было и шорника – ну так эти изделия и на торгу купить можно было.
Пока не подоспела пора пахать и сеять, боярин распорядился всем свободным людям начать делать каменный забор – камней по осени груды набрали.
Алексей с новиками тоже в трудах участвовал – и физическая закалка, и польза, и безопасность.
Забор делали на крепком фундаменте, да над землей камни в человеческий рост, а сверху – ещё ряд дубовых брёвен. Общая высота в три человеческих роста вышла. Не имение, а крепость настоящая получилась. Ещё бы внутри помост устроить, да на осень отложили, потому как за стройкой время пролетело, пахать пора пришла.
Пока мужики сеяли, Алексей с новиками и плотником новые ворота в имении делали. Если ворота слабые, то один забор не поможет. Делали из дуба, оковали железными полосами, запор-задвижку тоже дубовым сделали. Поверх ворот башенку для караульного сделали, с бойницами.
Боярин, глядя на изменения, только ахал:
– Как есть крепость! В Пронске такая же, только побольше размером. Соседи-бояре-то, как узрят – вот обзавидуются!
Только-только с воротами покончили, гонец примчал, боярину послание вручил – дружинников на засечную черту выставлять пора пришла. Да не поблизости, как раньше, а на самых южных рубежах, за Солчаково. Местность там для заставы и обороны плохая: степь, овраги, редкие перелески – для конницы пространство обширное. Не было оборудованной границы, рубеж по рекам шёл, многие из которых вброд перейти можно вполне, особенно если лето засушливое.
