именно от собственной родословной. А коли человек начинает идти от пращуров, стало быть, ему это важно.
– То есть, вы потомок боярина Бяконта и, соответственно, родственник митрополита Алексия? – улыбнулся я. – Надо же, какое совпадение. Не зря я вам говорил, что Россия смотрит вперед, но не забывает о прошлом. А я и представления не имел, что вы потомок самого Бяконта. В статье-то об этом не сказано.
Я уже встал, чтобы откланяться и уйти. Но генерал Игнатьев взмахом руки предложил задержаться.
– Олег Васильевич, можно не дожидаться разводящего. Я признаю вас начальником караула и готов сдать свой пост и материальные ценности лично вам. Мне известно, как вывести деньги из Франции и разместить их на ваших счетах или на государственных счетах Советской России. Как скажете. Можно еще проще. Я переведу средства вашему торговому представительству. Вы же сказали, что представляете здесь не государственную организацию, а частную? Как там – Центросоюз?
Глава четырнадцатая. Универсальные лекарства
– Париж сошел с ума, – глубокомысленно изрекла Наталья Андреевна, крутясь перед зеркалом.
Я промолчал. А что говорить? Общеизвестно, что Париж давно сошел с ума. Так и черт с ним, с Парижем. Хуже, что я сам начал потихонечку сходить.
– Товарищ торгпред, а вы меня вообще слушаете? – слегка повысила голос моя невеста.
– Ага, в оба уха, – кивнул я.
– Нет, дорогие товарищи, вы посмотрите, чем занимается полномочный посланник Советской России – бумагу пачкает, – не унималась дочь графа Комаровского. – И это вместо того чтобы обратить внимание на собственную невесту. Можно даже сказать – на жену. Я тебя как человека прошу, посмотри на меня и скажи, что Париж действительно сошел с ума.
Если женщина начала говорить таким тоном, придется смотреть.
– Смотрю, – покладисто согласился я. – Наряд тебе очень идет, и Париж сошел с ума. С самого утра химеры летают.
– Химеры? – не сразу догадалась Наталья, а потом поняла. – А, химеры… Так себе и представила – слетела такая красавица с Нор-Дам де Пари, и кому-то на голову нагадила, – прыснула «старая большевичка».
– Фи, мадам… Из уст графини, да такие слова… Нагадила… Ладно бы ты сказала – химера накакала.
– А что такое? – развеселилась Наташа. – Ты знаешь, как в ссылке наша хозяйка шутила? Мы только за стол сядем, а она говорит: «Ешьте-пейте, да срать погоню!» У нас аппетит напрочь испорчен, а ей смешно. Каждый раз такое повторяла, пока мы с Андреем не привыкли.
– Наташа, ты же знаешь, что ты мне в любом наряде хороша. А бумагу пачкаю, так для тебя же стараюсь. Сама потом скажешь – опять чек подписан, словно курица лапой. Дескать, перед клерками в банке стыдно.
В данный момент я был занят важным делом – тренировался в чистописании. Теперь у меня есть чековая книжка выданная Банком Вормса, счет в этом же банке на кругленькую сумму в пять миллионов франков (нет, уже меньше, но четыре осталось) и мне не хватало сущего пустяка – красивой подписи. Это, чай, не рапорт товарищу Дзержинскому подписывать. Понимаю, что со временем наиграюсь и перестану обращать внимания, но извожу уже второй лист бумаги.
– Подождут твои клерки. Ты хочешь сказать, что тебя не удивляет твоя собственная невеста в таком наряде?
Я посмотрел на Наталью. Наряд как наряд. Бежевый. Свободные штаны из шелковой ткани, такая же куртка.
– Ну да, очень миленькая шелковая пижама. И что такого?
Тут до меня дошло. Я должен бы вообще упасть со стула, увидев любимую женщину в подобном наряде. Но как объяснить, что для моей эпохи «пижамный стиль» – вполне нормальное явление? Никак.
– Все-таки я тебя как-нибудь убью, – пообещала Наталья, усаживаясь ко мне на колени. – Я-то хотела тебя поразить, а он – симпатичная пижамка! Можно подумать, что ты их уже видел. Любопытно, где это?
– Наташ, я читал, что, когда немцы обстреливали Париж, мадам Шанель – та, у которой ты шляпку купила, придумала пижамы, чтобы быстро бежать в укрытие. А раньше парижанки стеснялись.
– Читал он, видите ли, – фыркнула Наталья. – Скажи-ка лучше, это прилично, если я в таком виде пойду по улице?
– Так по Парижу женщины в штанах разгуливают, – пожал я плечами. – Но в ресторан или театр в таком виде могут и не пустить. И в банк тебя точно не впустят, а тебе еще чек обналичивать.
– Консерватор вы, мсье Кусто, – вздохнула Наташа.
– Это точно, – согласился я. – Консерватор и ретроград. Зато как домашняя одежда отлично смотрится. А вот спать в ней не нужно…
– Почему это?
– Так неудобно же… – хмыкнул я, демонстрируя, что именно в этой одежде неудобно мужчинам.
– Куда это ты полез, малолетний развратник… – зашипела Наталья.
Взвизгнув для приличия, шлепнула меня по руке и вскочила. Не похоже, что сильно обижена, но порядок должен соблюдаться. Да и в банк ей действительно нужно сходить. Наше дело такое, что не всегда стоит выписывать чеки и оставлять следы для французской полиции. В некоторых делах лучше наличные деньги. Скажем, упаси боже давать взятки чеками. Только наличкой! И моим законспирированным «архангелам» тоже.
Кроме миллионов есть еще пятьдесят тысяч в Лионском кредите положенные на счет частного торгового общества «Центросоюз», но это сущие пустяки. Не знаю, что бы я делал, если бы не добрый генерал Игнатьев. Триста тысяч полученные в Москве, казавшиеся крупной суммой, теперь таковой не выглядели. Я едва ли не плакал, подписывая счета. Сплошной грабеж!
Аренда двухэтажного особняка обошлась в двадцать тысяч. Да за двадцать тысяч можно купить ферму где-нибудь в Жыверни, там места живописные, художники любят. Увы, торгпредству там делать нечего, пришлось платить. Еще двадцать придется выложить за содержание – отопление, освещение, оплата страховки, а еще дворники, уборщицы, два водителя, гараж с машиной. А одного авто уже мало, подчиненные просят вторую машину, но я лишь рычу и рекомендую завязывать дружбу с каким-нибудь парижским таксистом, а еще лучше – ходить пешком, для здоровья полезнее.
В торговом представительстве Центрального союза потребительских обществ РСФСР во Франции трудится пятнадцать человек. Кроме моих «архангелов» есть машинистки, переводчик, два специалиста из наркомата внешней торговли
